Черт, зря я про свою профессию брякнул. Надо было таинственность сохранять. Может, я из ФСБ. Может, у меня в руках рычаги всякие властные, могущественные друзья в черных масках.
Впереди плетется просевший от груза старый грязный «Москвич» с номером тридцать третьего региона. Водитель москвича, провинциальный бедолага, не знает, куда податься в адском автомобильном потоке. Соня пытается его обогнать, тыкается и так и сяк, мигает фарами, бесполезно. Наконец мы объезжаем «Москвич». За рулем сидит мужик с вытаращенными от столичного движения глазами. Соня опускает стекло, перегибается через меня, кричит:
– Регион номер тридцать три, Москва приветствует тебя!
Мужик ошалело посмотрел на нас. Соня гоготнула, я улыбнулся, на меня произвела впечатление ее грудь, которой она прижалась ко мне.
– Тебя не оскорбляет мой шовинизм? – вот уж не ожидал, что ее интересует мое мнение по такому вопросу. – Все сейчас такие культурные стали.
– Твое дело, – лично я не замечаю, что все вокруг стали особо культурными.
– Политкорректность не по мне… Ну, а пацан слабоумный, он тебе кто?
– Слушай, не называй его слабоумным!
Я уже успел заразиться вирусом родителей умственно отсталых. Начинаю верить, что дауны не слабоумные, а дети Бога. В глубине души я считаю это бредом, но, когда речь заходит о Ване, превращаюсь в его рьяного защитника. Я, как все мои соотечественники, могу ругать родину дома, но за границей становлюсь ортодоксальным патриотом. Родители недоразвитых, и я в том числе, похожи на провинциалов, которые с пеной у рта доказывают жителям столиц, что воздух в деревне чище, шума меньше, а еда вкуснее. Столичные молча кивают, терпеливо улыбаются, но городов не покидают. Провинциалы же, вопреки собственным речам, зачастую мечтают перебраться поближе к цивилизации.
– Только учить меня не надо, – осаживает Соня.
Ее обучение не входит в мои планы.
– Знаешь… тормозни-ка здесь, приехали, – говорю я.
Визг колес, едва не влетаю в лобовое. Выхожу. Хватит с меня этих своенравных московских сук, привыкших помыкать подчиненными и домработницами. Иду прочь. Налетаю на кого-то, извиняюсь. У нас имущественные разногласия, а она со мной говорит, будто женаты десять лет. Все-таки не надо было в машину садиться…
– Эй, Фе-едя, извини! – кричит вдогонку Соня. Догоняет. Фары мигают аварийными огнями.
– Не напрягайся, я больше так говорить не буду. Только бить меня не надо! – с комичным испугом произносит она, заслоняясь от воображаемого удара. – Кто он тебе?
– Он…
Тут я, стоя посередине тротуара, рассказал ей свою жизнь. Про родителей, про Ваню. Так бывает, друзьям о себе не рассказываешь, а потом бац – и все вдруг выложишь случайно подвернувшемуся человеку. Соня выслушала, не перебивая, а в конце спросила:
– Познакомишь нас? Теперь уже интересно…
Наш подъезд считается красивым. Дамы, любящие цветы, уставили этажи кактусами, геранями и ползучими лианами. Любительницы прекрасного развесили позапрошлогодние календари с фотографиями березовых рощ и пушистых котят. А одна престарелая вдова, ставшая в последние годы набожной, обклеила стенки лестничных маршей бумажными иконами.
Я попробовал дозвониться Клавдии Васильевне, с которой оставил Ваню, но никто не поднял трубку. Не сболтнул бы он Соне про картину.
– Здравствуйте, я на ночь телефон отключаю, а включить забыла, – прошамкала соседка, когда я сказал, что у них никто к телефону не подходит. Я вручил ей сухой шоколадный тортик, который она любит больше других. На Соню соседка посмотрела выразительным взглядом. Мол, наконец сын Овчинниковых привел в родительский дом женщину.
– Что вам здесь надо?! – строго спросил Ваня у Сони, глядя при этом куда-то под ноги.
– Иван, познакомься, это Соня. Она хорошая. Соня, это Иван, – Соня пожала пухлую Ванину ручку с короткими пальчиками.
Отпираю дверь.
– Кудрявая хата, – Соня окинула острым взглядом запыленный тяжеловесный хрусталь в серванте, выцветшие зеленые обои, сохранившие изначальный цвет только за шкафом, и зимний закат кисти дедовского друга-генерала, увлекшегося на пенсии живописью. С этими словами она плюхнулась в продавленное кресло, обтянутое истершимся плюшем цвета ржавчины. То самое, из-за которого Ваню лишили роли.
– Дедушка, Герой Советского Союза.
– Так вы, что называется, «из семьи»? – иронично подмигнула нам Соня.
– Мама химичка, папа инженер. Только вот деда угораздило…
Соня погладила черный рояль, ощупывая трещину на крышке.
– Играете?
– Я учился, но без толку. Не могу двумя руками разные движения делать одновременно, да еще и на педали жать. Чаю хочешь?
Не успела Соня сесть на кухонную скамью, как Ваня согнал ее с места и вытащил из хозяйственного ящика под сиденьем с десяток банок варенья, которое родители заготовили за последние годы. На банках указаны годы урожаев. На некоторых наклейки «Почтительность. Послушание».
– Что это? – спросила Соня про наклейки.
– Сорт варенья, – соврал я.
На самом деле это остатки борьбы моей мамы со мной. На банках с самодельным вареньем и соком из дачных яблок, которыми меня снабжали каждую осень, неизменно были наклеены пластыри с надписью «почтительность, послушание». Таким образом, через потребление вовнутрь мне должно было привиться правильное отношение к родителям.
Стол, и без того забитый лишними вещами, в мгновение ока превратился в склад. Чтобы увидеть друг друга, пришлось вытягивать шеи. Соня хихикнула, я смутился.
– Спасибо, дорогой Ваня, – поблагодарила Соня и помыла блюдце. – Что-то у вас вода не проходит!
В раковине недвижно стоит грязная жижа.
– Опять засор! – оценил ситуацию Ваня тоном крепкого хозяина. – Папа, где вантуз?
Распускает хвост перед гостьей.
– Вантуз в туалете.
Ваня разыскал вантуз и принялся громко хлюпать в раковине, проталкивая засор и параллельно рассказывая:
– Старые трубы… капитальный ремонт не делали… Лужков деньги выделил, но их украли…
– Кто украл?
– Прораб! Он себе «Хундай» купил, – уверенно ответил Ваня. – А мы были на даче!
– Дача тоже небось дедушкина?
Зря я ее сюда притащил… Глупость… Сейчас Ваня все выболтает… Турнут нас из нашей же могилы…
– Дедушкина. Очень хорошая, с печкой, батареями и туалетом, – загибает пальцы Ваня, раздуваясь от гордости. – Виктор Тимофеевич говорит, у нас дача крепкая.
– Круто! – восхищается Соня.
– Это наш сосед, – пояснил я. – А дача – ничего особенного по нынешним меркам. Дедушка генерал был, в академии преподавал. Его ученики сейчас большие люди, – я бросил на Соню выразительный взгляд.
Ваня предложил ей яблочное желе.
– Ой, смотрите, там мушки застряли!
Мы вглядываемся в дрожащий на ложке кусочек желе. В нем, как в янтаре, застыла пара мелких насекомых.
– Давай другую банку откроем, – предложил я.
– Ерунда. Сейчас я варенье в чае размешаю, они всплывут, и я их выловлю, – успокоила Соня.
Раздался звонок. Я вздрогнул. Соня достала из сумочки телефон.
– Привет… нормально… знаешь, у кого я в гостях?.. С кем у нас теперь братская могила… ну да… приезжай, расскажу… – Прикрыв трубку рукой, она обратилась к нам с Ваней: – Можно сестра приедет? Вы ее на кладбище видели…
Я кивнул.
Теперь еще и сестра.
– Приезжай… – Соня продиктовала адрес.
– А у меня скоро тоже будет телефон, – важно сообщил Ваня, вертясь на сиденье.
– Ух ты! Дашь мне свой номер? – попросила Соня.
– Дам! – Ваня покраснел и зажал кулачки между коленок. – Папа мне купит самый лучший, который музыку из телевизора скачивает. Я скачаю музыку, и она будет играть, – объяснил Ваня и добавил ни с того ни с сего: – У меня скоро день рождения!
– День рождения?! Когда? А сколько исполнится?
– У меня день рождения сразу после папы, двадцать седьмого декабря. Мне исполнится шестнадцать лет, – старательно произнося эту тираду, Ваня посмотрел на меня, будто я учитель, а он читает заученный стишок.
– Сразу все семейные секреты выдал, – пошутил я.
– Так у вас обоих скоро день рождения! Позовете?
– Позовем, – начинаю уставать от ее настойчивости.
– Так и не всплыли, – допивая остатки чая, вспомнила про мушек Соня.
– Ты их проглотила?! – испугался Ваня.
Откинувшись на спинку скамьи, Соня оглядела кухню.
– Какой у вас ремонт художественный! Сами делали?
– Сами… – Несколько лет назад нас залили соседи сверху. Все трубы виноваты. Вода не проходила. Родители бы так и жили с остатками краски, свисающими лохмотьями с потолка, но я предложил сделать ремонт своими руками. Мне был интересен такой эксперимент. Ваня был уже достаточно большой, и мы вместе счищали старую краску и штукатурку. Содрали все, что плохо держалось. Затем я купил ведро краски, колеры, замешал в корытце пару оттенков, и мы принялись красить потолок. Тут, на стремянке, Ваню осенило. Весь потолок, по его мнению, напоминал карту фантастического мира. Ваня как раз изучал географию с папой и знал, как выглядят карты. Серые участки, где штукатурка и старая краска счистились до самого бетона, стали «морями». Белые, где штукатурка не поддалась шпателю и молотку, – материками и островами. Очертания суши и моря хорошо просматривались.
Мы тут же сочинили историю, что здесь, на потолке кухни, нам открылся таинственный мир. Со своими европами, азиями и америками. С высокими горами и глубокими ущельями. С вулканами, городами и реками. Я предположил, что именно в этом мире и находится таинственная Страна Чудес Молочных. Ваня тогда впервые увидел этот рекламный йогуртовый ролик и донимал всех вопросом, что это за страна такая.
– Вот она, – указал я на самый большой кусок штукатурки.
– А кто там живет? – спросил зачарованный Ваня.
– Там живут совсем другие люди. Не такие, как мы… – Я запутался, и вдруг с губ само собой сорвалось: – Там живут такие, как ты.
Ване было лет десять-одиннадцать, но он уже понимал, что отличается от других. Новость произвела эффект, на который я не рассчитывал. Ваня запретил дальнейшую покраску.