– Я пленных не беру, – парировала Маша.
Я посмотрел на нее новыми глазами. Скулы горят, вся завелась. Даже говорить стала без акцента.
– Ладно, не сдались французам, судьба дает вам второй шанс – немцы. Немцам точно надо было сдаваться. Гитлер, между прочим, хотел море в Москве сделать! Вам даже Лужков моря сделать не смог! Хоть бы море было! Немцы, конечно, не французы, но порядок бы навели…
– Это сто процентов! – неожиданно оживился азиатский студент школы ФСБ.
– Не перебивай, – одернул его мрачный. – Продолжайте, пожалуйста.
– Россия, как капризная невеста, отшивает хороших женихов. А потом и брать никто не захочет. Чего вы ждете? Американцев? Китайцев?
– Китайцам нельзя сдаваться, они собачек едят! – волнуясь, сказал Ваня.
– Это корейцы собак едят!
– Короче, проблемы все из-за того, что вы шансы не умеете использовать, – подытожила Мария-Летиция-Женевьева, серебряная медалистка Парижа по кикбоксингу среди подростков.
– На эту тему у меня одна мысль есть, – сказал студент школы ФСБ. – Я прочел недавно засекреченный перевод Нострадамуса. Там написано, что в 2012 году Европу постигнет страшная катастрофа. Землетрясения, наводнения, засухи. Половина Италии утонет, Испания погибнет из-за лесных пожаров! А еще там будет война. Арабы начнут мочить белых. Полный хаос. А Москву это не коснется. И тогда европейцы ринутся к нам со своих разоренных территорий. Тут-то мы им и сдадимся! Сразу всем! И немцам, и французам, и даже прибалтам!
Мимо прошел официант с подносом, уставленным бокалами.
– Мэтр! Вина дамам!
Маша взяла бокал.
– Я только итальянцам буду сдаваться, – хихикнул отец Анатолий.
Танцующий на столе мужчина оступился и грохнулся на пол.
– Олег, вы в порядке?! – хохоча, крикнула Ирина.
Олег невредим. Поднявшись на ноги, отряхнулся от креветочных хвостиков, подал Ирине руку, и она спустилась к нему со стокилограммовой грациозностью.
– Если сдаться французам, ничего не изменится… – робко возразил Ваня, возвращаясь к прерванному разговору. Все повернулись к нему как к человеку, который ворошит забытую и наскучившую тему.
– Как же не изменится, молодой человек? Они принесут нам свою культуру, опыт, традиции.
– Никто не сможет изменить Россию. Роф… – Ваня стал путать буквы. – Роффия всех изменит… В Роффии все становятся руффкими…
Повисла тишина. Вокруг гул музыки и шум голосов, но нам показалось, что тишина.
– Ну и слава богу! – Все подняли рюмки и бокалы. Чокаются с Ваней. В его руке стаканчик сока.
– Слава России!
Я увидел Лену, она манила меня пальцем.
– Вот возьми, вам с Ваней к праздникам! – сунула что-то завернутое в рекламную страничку.
– Не надо.
– Бери. Ваня очень хорошо выглядит… как родители?
– Умерли.
– Извини…
– А твои?
– Папа в Швейцарии спину лечит, мама с ним… ну я побегу.
– Ты на праздники что делаешь? Можем повидаться…
– Я не в стране буду.
Ушла. Я приоткрыл уголок свертка. Деньги. Мимо прошли давешние собеседники, волоча под руки интеллигента-очкарика.
– Слава России… – донесся до меня его слабый возглас.
– Миша, вам отсыпаться надо.
– Грузи ко мне, я отвезу, – слышен голос азиата.
Возвращаюсь к Ване и сестрам.
– Домой?
Выходим во влажную прохладу улицы.
– Садитесь, довезем, – приглашает Соня.
– Это моя любимая песня, – ни к селу ни к городу сказал Ваня.
– Какая песня?
– Калинка-малинка.
Впереди строящиеся небоскребы. Похожи на огромные корабли, уходящие в землю под прямым углом. На одном из строительных кранов пузырится и бурлит широкий триколор. На верхушке самого высокого небоскреба прожектор. Мощный белый луч шарит по небу. Прямо как я на даче. Только мой лучик был слабенький, а этот аж облака высвечивает. Как во время авианалета. Охота же людям деньги тратить. А может, это не для эффекта сделано? Может, они там, в небоскребе, тоже хотят с богом поговорить? Во все стороны на километры расходятся спящие жилые кварталы, а здесь с высокой башни люди без устали пытаются найти в небе хоть какой-то намек. Хоть какую-то надежду.
У дома попрощались.
– Спасибо за вечер.
– Приходите к нам на день рождения! – пригласил Ваня.
– Точно! У вас же в конце декабря дни рождения, да?
– Вообще-то у меня послезавтра. То есть уже завтра, а… – начал я.
– А у меня послепослезавтра, то есть послепослезавтра, – запутался Ваня.
– Придем.
Соня отозвала меня в сторону.
– У нас секреты?! – крикнула Маша.
– Да нет, нет… Ты, я вижу, с актрисой этой поладил.
– Старые знакомые.
– Я поняла… Про картину рассказал?
– Собираюсь.
– Не тяни. Или я им сама скажу, что картина у тебя. Мне чужие проблемы не нужны. Ну, пока.
Перед подъездом, в клумбе не по сезону цветущих незабудок Ваня что-то углядел и нагнулся. Очередная находка. Навесной замок с торчащим ключом.
– Полезная вещь, – рассудил он.
– Ржавый, наверное.
Ваня с усилием повернул ключ, дужка отогнулась.
– Работает!
– Поздравляю.
– Пап, а если он был заперт, значит, он кого-то запирал?
– Просто валялся и никого не запирал. Потерял кто-то…
– Нет, он кого-то запирал! Кого-то невидимого… или что-то… А теперь я это выпустил на свободу…
– Ну может, и так. Тебе виднее, – треплю сына по волосам.
В подъезде на нас набросилась взволнованная консьержка.
– У вашей соседки снизу потоп! У Таисии Петровны! Труба забилась, а прочистить можно только от вас. Бегите скорее! Уже МЧС хотели вызывать!
Спешим наверх. Когда тебя встречают такими известиями, не знаешь, в каком виде предстанет квартира.
Под дверью маются два монтера в пропахших куревом комбинезонах и соседка снизу, Таисия Петровна, набожная вдова. Старшой – русский, с глубокими морщинами пьющего человека и железными зубами, подмастерье – молодой кавказец. Он волочит свернутый кольцами длинный стальной ребристый шланг с набалдашником.
– Ну, наконец-то! А я извелась вся! Пустите нас! – причитает Таисия Петровна, теребя накрученные на бигуди крашеные пряди.
– Ревизка у вас, от вас бить надо.
– Чего у нас? – не понял я.
– Ревизка! Ху… Люк такой в трубе. Специально для прочистки.
– Ой, пустите их, пожалуйста! – взмолилась Таисия Петровна и аж выдернула одну бигудину из своей копны. А выдернув, сунула ее в рот, перепутав с платочком. Настоящие леди, когда нервничают, платочек к губам подносят.
– Сверху воду льют, приспичило им по ночам посуду мыть! А труба забита, и все у меня из раковины поднимается. Вычерпывать не успеваю!
– Заходите.
Простучав тяжелыми ботинками по паркету, монтеры прошли на кухню. Старшой указал на неприметный люк, вмонтированный в сточную трубу. Крашенный многими слоями масляной краски, как и сама труба. На моей памяти его ни разу не открывали для прочистки.
– Я сейчас вот эти болты сорву, люк сниму, и мы почистим.
Старшой взялся свинчивать болты. Ваня тоже пришел посмотреть. Когда последний болт соскочил, произошло нечто непредвиденное. Из-под люка коротким, но бурным фонтаном вырвался поток черных вонючих брызг. Всех обдало с ног до головы. Как глазированный зефир стали. Только глазами хлопаем.
– Это что, Палыч? – ошеломленно спросил подмастерье, утирая грязь с лица.
– А это, дарагой, говно, – многозначительно пояснил старшой, протыкая пальцем черный переливающийся пузырь, образовавшийся в отверстии люка.
Ополоснувшись кое-как, я взялся вытирать пол и мебель, а монтеры впихнули трос в люк и принялись бить.
– Раз! Раз!
Засор в трубе сопротивляется.
– Ломай его, Палыч! Крепче будет! – пыхтит молодой кавказец.
– Рано!
Они бьют снова и снова, трос уходит все глубже. Когда все шесть метров троса исчезли в трубе и остался только хвост, за который держатся монтеры, золотозубый включил кран. Вода все равно не уходит.
– Да у вас еще и раковина забита!
Ваня подскочил с беспокойством. Я боюсь, что он еще больше перепачкается или схлопочет тяжелым тросом по уху.
– Вань, не лезь! Дядя сам разберется!
Старшой уже развинтил «колено» и извлек оттуда рулон в пакете. Вот куда он ее спрятал…
– Отдай! – Ваня выхватил рулон и ударил им меня по башке.
– Вань, ты чего?!
– Ты хочешь у меня ее забрать! – Ваня колотит меня свернутой в трубочку «Венерой». Я кое-как закрываюсь. Монтеры отводят глаза.
– Вань, перестань! – Тут он выдернул из раковины сковородку и дал мне в висок…
Мне привиделся солнечный летний день, я в нашем дачном доме. Подхожу к окну, Ваня на лужайке поливает цветы из шланга. Замечает меня и озорно направляет шланг на окно. Вода разбивается о стекло, стекает бурными разводами, за которыми хохочет искрящийся Ваня.
Я выбегаю из дома. Вани на лужайке нет. Бегу за дом, туда, где лес. Из-за деревьев выходит странное существо. Похоже на лося, но без рогов, изящное, но не олень, нежное, но не лань. Существо тянет ко мне смешную мохнатую морду. Я глажу эту морду, а сам думаю, как оно сюда попало. Здесь же везде дачи, машины, люди. Как оно выживет здесь? А домой не возьмешь, куда такого девать…
Существо смотрит так, будто понимает мои мысли. И я читаю в его глазах: «не заморачивайся, все в порядке». Существо вроде как улыбается на прощанье и уходит в лес. Я остаюсь на месте. Жмурюсь от солнца. Прихожу в себя…
Вокруг необычайно светло. Рядом никого. На полу засохшие черные брызги, голова гудит, все плывет.
В комнате Вани в лицо ударил яркий солнечный свет. Светило встает из-за домов за рекой, из-за статуй, рекламы бульонных кубиков, башни министерства. Мощный луч заливает комнату желто-белым светом, пробирается в самые потайные уголки. Глаза временно отказались служить. Опускаю голову, ослепленный. Перед закрытыми веками крутится навязчивый золотой круг в зеленой каемочке на марганцовочном фоне. Прозрев наконец, осматриваюсь. Ушибаюсь мизинцем ноги о найденный Ваней перед подъездом отпертый замо́к.