Нельзя сказать, что жизнь, заполненная работой и заботой о родных, приносила огромную радость. Но Балканский давно понял одну грустную истину. Такая ему выпала судьба. И ничего с этим не поделаешь. Первое время после трагедии друзья не оставляли его без внимания, старались отвлечь, растормошить, вернуть к жизни. Но и они потихонечку не то чтобы уходили, нет. Они, конечно, остались. Но у каждого из них была своя жизнь, собственные проблемы и трудности. Не могли они все время быть рядом в качестве хлопотливых нянек.
Рауты и светские тусовки Геннадий Николаевич не любил. Свободное время проводил с родителями в загородном доме или, если становилось совсем невмоготу, летел на пару-тройку дней к своей любимой Марусе. Отец понемногу оправился от шока и нашел себе новое, весьма увлекательное занятие. Он начал писать мемуары и так увлекся процессом, что вновь обрел бодрость и, самое главное, цель. Его охотно печатали, чем тот очень гордится, хотя тщательно скрывал свои эмоции. Мама уже почти не играла, переключилась в основном на преподавательскую деятельность. Так что волноваться за родителей особенно не приходилось. Несмотря на годы, отец с матерью оставались людьми деятельными и энергичными, по-прежнему с удовольствием принимали многочисленных гостей, всегда были в курсе происходящих событий, летом путешествовали по разным заморским странам.
С годами все в семье постепенно устаканилось и определилось. В этот момент произошла странная штука – Балканский возненавидел всеми фибрами души праздники и вынужденное безделье. Как ни старался он придумать себе важные и неотложные дела, все не клеилось и валилось из рук в дни, когда не надо было работать с полной отдачей. Наваливалась такая нечеловеческая тоска, хоть волком вой. И побороть это состояние становилось все тяжелее. После выходных Геннадий Николаевич приходил на работу дерганым, недовольным и раздраженным. Подчиненные не знали причин, по которым шеф в понедельник выглядел мрачнее тучи, но эту особенность очень хорошо прочувствовали, поэтому старались президенту в первой половине понедельника на глаза лишний раз не попадаться. Балканский злился на себя за то, что срывается порой по пустякам на ни в чем не повинных людях, но сделать ничего не мог. Если бы не воскресная хандра, он считал бы свое существование вполне сносным и временами интересным. Воскресные депрессии довели Геннадия Николаевича, как говорится, до греха.
У него был старинный приятель, росли в одном дворе. Петька еще в детстве слыл человеком неугомонным и неординарным, на выдумки был пацан горазд феерические. Взрослая жизнь мало изменила его заполошный характер и тягу к фантазиям на вольную тему. Он и занятие-то себе придумал по жизни не абы какое, а особенное. Раньше по паркам массовики-затейники мыкались зазывалами, на разные тематические конкурсы людей заманивали, а нынче эта маловажная и суетливая работенка превратилась в отличный бизнес. Петька рассчитал все очень точно. Богатых в стране с каждым годом становилось все больше. Турция, Канары, Египет и прочие райские уголки планеты им за эти годы изрядно поднадоели. И развлечения в виде саун и ресторанов приелись до тошноты. Образовалось довольно большое количество скучающих богатых людей, пресыщенных стандартными радостями жизни. В Петиной умной голове еще в начале демократии поселилась очень мудрая мысль, и он открыл собственное дело – агентство, которое должно развлекать не только пресыщенные тела богачей, но и их души. Поначалу бизнес оказался не очень прибыльным, дела шли из рук вон плохо, но Петя держался из последних сил в твердой уверенности, что придет его светлое время. И Петина самоотверженность была вознаграждена. Сегодня он оказался лидером в сфере развлекательного бизнеса. Работал с изюминкой и по-крупному. При этом традиционные формы его мало интересовали. Парень оказался настолько горазд на выдумки, что народ к нему валом валил в поисках острых ощущений. Он мог организовать банкет или шикарную свадьбу, но сегодня он это делал в исключительных случаях и за очень большие деньги. Традиционные формы развлечений его мало интересовали, как истинного художника.
С Петром они пересеклись случайно, в канун Нового года, и оба очень обрадовались. Решили вместе пообедать. За обедом, естественно, разговорились о жизни, делах, вспомнили детство. Хорошая получилась встреча. А через два дня Петр позвонил и попросил Геннадия Николаевича приехать к нему по очень важному делу. Балканский был несколько удивлен, но он не привык отказывать хорошим знакомым и время для общения с другом детства выкроил, несмотря на то что конец и начало года были временем крайне горячим и нервным для банковского дела.
Петр огорошил его мгновенно, с первой фразы. Балканский по простоте душевной думал, что Петьке помощь нужна, а тот нес полный бред. Знал бы, зачем его пригласил Петр, ни за что бы не согласился приехать к нему в офис.
– Слушай, Гена, я очень много думал о тебе после нашей встречи и решил помочь старинному приятелю и другу. – Петр начал свою речь с места в карьер, соблюдая необыкновенную серьезность и значимость. Очень торжественное получилось обращение.
– Очень интересная мысль. И забавная. Чем ты можешь мне помочь, интересно, и каким образом ты это собираешься сделать? – Геннадия Николаевича удивили не Петькины слова, а его серьезный вид.
– Ты производишь впечатление очень уставшего человека. И выглядишь, кстати, не очень хорошо. Ты, Гена, не обижайся. Твои прихлебатели сроду не скажут таких слов, а я на правах старинного товарища и друга просто обязан это сделать. – Петр начал не на шутку волноваться. Геннадий Николаевич раздраженно посмотрел на часы. И так времени в обрез, а приходится его тратить на глупые и совершенно никчемные разговоры.
– А мне по подиуму не ходить. И в конкурсах красоты не участвовать. Меня все устраивает, – резко бросил Балканский, едва сдерживая раздражение.
– Вот! – торжествующе закричал Петр. – Я так и знал. Первая неправильная установка. Ты же молодой мужик. А посмотри, в кого ты превратился.
– И в кого же я превратился? – лениво поинтересовался Балканский.
– В старого и нудного брюзгу, который тащит свое бренное тело по жизни и не способен на радость или хотя бы маленькую глупость. Вот в кого. С этим срочно надо бороться, иначе лет через несколько ты станешь противен не только окружающим, но и себе. Это тупик, понимаешь? – Петр всегда отличался повышенной эмоциональностью, но сейчас он превзошел самого себя. Кричал, как будто его режут.
– Звук сделай потише. Пожалуйста. – Геннадий Николаевич недовольно поморщился. – Что, действительно я произвожу такое удручающее впечатление?
– Еще хуже. Просто из присущего мне от рождения гуманизма и по-приятельски я тебя пожалел. Так больше не должно продолжаться. Я придумал, что нужно сделать. – Петькин голос опять завибрировал и стал набирать обороты.
– Да, Петька, сразу чувствуется, что у тебя в штате полно сумасшедших психологов, у которых на все случаи жизни есть рецепты счастья. Только открою тебе маленькую тайну. Я не нуждаюсь в их помощи. Сам как-нибудь управлюсь.
– Я на больных не обижаюсь. Говори что хочешь. Но сначала, прошу, выслушай меня до конца. Я не таких клиентов из депрессий вытаскивал. Были у меня случаи и покруче. Ничего, сегодня благодарные клиенты с каждым праздником поздравляют и здравицы мне поют.
– Если я правильно понял, ты предлагаешь мне развлечение, которое мне обеспечат твои клерки и которое заставит меня сиять от счастья и тяжелый характер сделает легким.
– Смотришь в корень. Хватка и смекалка у тебя всегда были на уровне.
– Петя, прости. Но мне это ни к чему. У меня нет времени на глупости. Я не скучающий рантье. И сильные ощущения мне ни к чему.
– Да ты способен дослушать до конца или нет?
– С тобой лучше согласиться, чем попытаться что-то объяснить. Говори. Но учти, у тебя в запасе пятнадцать минут.
– Отлично. Начнем с простого вопроса. Вот как ты лично представляешь мой бизнес? Чем я, по-твоему, занимаюсь конкретно?
– Ну, свадьбы, организация юбилеев, выпускные вечера… – начал неуверенно перечислять Балканский.
– Я так и знал. Да что с тебя взять. Как там у Козьмы Пруткова? Узкий специалист подобен флюсу. Очень точно, словно про тебя. – Петр удовлетворенно потер руки и продолжил, видимо не желая отступать от намеченной цели: – Гена, милый, ты безнадежно отставший от жизни человек. Свадьбами я, конечно, занимаюсь, не без этого, но редко. И только самыми крутыми и именитыми. А основная фишка, которая обеспечивает мне нескончаемый золотой ручеек, состоит совсем в другом. Все уже давно наелись благ, пресытились развлечениями, а ощущений-то душа просит, особенно когда денежные знаки девать некуда. Я знаешь сколько ночей не спал, пока не понял, что нужно делать?
– Давай без лирики. Я конкретику люблю.
– А конкретика базируется на правде жизни. Когда ко мне приходит нувориш, желающий вспрыснуть адреналинчику в кровь, я могу, например, предложить ему на пару суток превратиться в обыкновенного бродяжку или попрошайку.
– Да ладно, – не поверил Геннадий Николаевич.
– Вот тебе и ладно. Гример лицо сотворит, костюмеры одежонку подходящую подберут. Подписываем договор, все чики-брики, по-честному и по-взрослому. Человек не берет с собой ни кредитки, ни телефона, ни кошелька, а в грязном, оборванном и – что немаловажно – дурно пахнущем виде идет выживать в катакомбы подземки. Мы, естественно, ведем наблюдение и неприкосновенность гарантируем. Но ненавязчиво и издалека. Стараемся не высовываться, чтобы у человека создалось впечатление, что, кроме как на себя, ему надеяться не на кого.
– Ты меня пугаешь. Что за странные фантазии? Неужели есть желающие развеяться подобным образом? – Балканский был удивлен по-настоящему.
– Ха, эта забава знаешь какой бешеной популярностью пользуется, особенно среди золотой молодежи! Они мне эту идею даже умудрились развить. Представляешь, собираются по нескольку человек, группами единомышленников, и устраивают соревнование, кто за сутки больше милостыни соберет. Бьются, как зубры в белорусской пуще во время брачного сезона. Как будто от этого их дальнейшая жизнь зависит. За бизнес, карьеру так не борются, как за сотню выпрошенных халявных рублей.