По-прежнему шлепая по тротуару оторвавшейся подметкой, но уже воспрянув духом, он отпер дверь в свою комнату и уселся за изучение планов реорганизации промышленности, неизбежной после тех мер по разоружению, которые были внесены Комиссией по разоружению Организации Объединенных Наций.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава I
Дэвид допоздна засиделся, кончая статью, которую он озаглавил «Здравый смысл и разоружение»; подняв глаза от машинки, он посмотрел в окно.
Стояла зимняя, непроглядно-черная ночь. В мокрые стекла хлестал дождь, стекая струйками вниз. Вдруг за окном промелькнула и тотчас исчезла неясная фигура, скрытая плотной завесой дождя. Или ему это только померещилось?
Дэвид вновь углубился в изложенные им в статье доводы «за» и «против» разоружения. Прочел вслух:
— «Как же добиться, чтобы все или хотя бы часть из тех миллиардов долларов, ныне пропадающих втуне, служили делу жизни, а не делу смерти?»
И снова занялся изучением выводов экспертов Комиссии по разоружению Организации Объединенных Наций и других видных экономистов.
В одном из самых важных докладов подчеркивалось: «Переход от нынешнего состояния гонки вооружений к условиям всеобщего и полного разоружения скорее всего не произойдет молниеносно в результате чьего-то удачного политического хода или страшного мирового потрясения».
«Разумное планирование, вот что будет предшествовать переходному периоду, — стадиям контроля над вооружением — причем к каждой из этих стадий будет соответственно приспосабливаться экономика».
Уильям С. Ройс из Стэнфордского исследовательского института утверждал: «Если предоставить общественным и частным организациям от трех до пяти лет на разработку планов по разоружению и еще пять — десять лет на осуществление этих планов, то эти организации могли бы внести в них неизбежные коррективы, чтобы не создавать нежелательных трудностей в основных отраслях промышленности и среди определенных кругов населения».
Консультативная группа экспертов в своем докладе Организации Объединенных Наций ссылалась на многочисленные примеры, когда окажется возможным вносить эти коррективы, используя прежнее оборудование и рабочую силу.
В докладе указывалось, каким образом денежные средства, прежде расходовавшиеся на военные нужды, могли бы пойти на жилищное строительство, ликвидацию трущоб, развитие сельского хозяйства, народное образование, медицинское обслуживание, социальное обеспечение, на культурные цели, научные исследования, на расширение торговли с развивающимися странами, на материальную помощь и техническое сотрудничество, с тем чтобы повсюду покончить с нищетой и низким уровнем жизни, которые бросают мир в пучины эпидемических заболеваний.
Проанализировав все факторы, касающиеся этой программы, и обсудив возможности ее выполнения, консультативная группа пришла к единодушному выводу: «Не должно быть никаких сомнений в том, что использование в мирных целях тех ресурсов, которые ныне идут на военные нужды, будет выгодно всем странам и поведет к дальнейшему улучшению мировой экономики и социальных условий жизни. Всеобщее и полное разоружение станет истинным благом для всего человечества».
Последняя фраза была особенно созвучна мыслям и думам Дэвида.
Билл Берри как-то сказал, что люди, которые зависят от своей работы и ежемесячного заработка, чтобы оплачивать содержание дома, расходы на питание и одежду для своих жен и детей, даже будучи теоретически настроены в пользу разоружения, в глубине души побаиваются сформулированных в общих чертах планов, которые временно могут перевести их в ряды безработных.
Дэвид возражал, что при теперешних обстоятельствах любое изменение в военной конъюнктуре неизбежно приведет к тому же.
Все ученые, экономисты и сторонники разоружения подчеркивали, что последовательным стадиям перехода от военного производства к производству мирному, рассчитанному на то время, когда война больше не будет угрожать спокойствию и счастью человечества, должно предшествовать тщательное планирование промышленного производства и изучение специфических нужд отдельных районов.
Учитывалось также, что спланированная таким образом экономика новой эры в значительной мере оградит трудящихся от безработицы и неуверенности в завтрашнем дне, от которых страдало большинство из них при нынешнем хаосе в развитии промышленности, усугубляемом все большей автоматизацией производства.
Перечитывая свою обзорную статью относительно проблемы разоружения, Дэвид испытывал неудовлетворение: ясно, что в таком сжатом отчете невозможно рассмотреть вопрос со всех сторон. Хорошо бы, если бы каждый мог ознакомиться с докладом Организации Объединенных Наций. Несмотря на разумность выводов, многие аспекты этого плана и трудности воплощения его в жизнь требовали пристального внимания. В самом докладе признавалось, что препятствия, мешающие осуществлению плана, имели столь же политический, сколь и экономический характер. На пути прогресса, задерживая его, возникал пресловутый «ослиный мост», упомянутый еще Евклидом. Но шаги на этом пути уже были сделаны. Исследовательские группы и эксперты, занимающиеся промышленным планированием, уже напряженно работали, пытаясь упростить и облегчить переход от военной экономики к гражданской, который они считали неизбежным.
Дэвид хмурился, глядя на кипу книг, документов, брошюр и статистических исследований, на основании которых он надеялся написать свою обзорную статью. Ему не хватало конкретных доказательств, чтобы ответить на вопрос, каким же образом будет сотворено чудо, доказательств, которые рассеяли бы сомнения любого Фомы Неверующего, убедили бы трудящихся, промышленных магнатов и правительства, что они могут без ущерба для себя согласиться с сокращением производства, вызванного уменьшением капиталовложений в те объекты военного производства, которые уже утратили свое значение.
Раздосадованный тем, что вся эта колоссальная информация далеко не так исчерпывающа, как хотелось бы, он вдруг почувствовал на себе чужой взгляд и быстро вскинул глаза к окну.
На него в упор глядело чье-то лицо — мертвенно-бледное, залитое дождем лицо с испуганными глазами и полуоткрытым ртом.
Дэвид смотрел на человека, человек смотрел на него. Черты лица показались Дэвиду знакомыми, и все же он не узнавал его.
— Мистер! — едва слышный шепот достиг его ушей.
Дэвид встал, резко отодвинув кресло.
— Тони! — крикнул он и вышел за дверь, где бушевали дождь и ветер.
Мальчишка стоял, прижавшись к стене возле окна, и Дэвид, невзирая на его сопротивление, ввел его в комнату.
— Не нужно бы мне приходить! Не нужно бы, мистер. Они следят за мной, а бабка померла, и куда идти, не знаю.
— Конечно, тебе нужно было прийти ко мне, — пытался ободрить его Дэвид. — Успокойся, успокойся. Сними-ка мокрую одежду. Сейчас я дам тебе сухую рубашку и штаны. Ну, а потом расскажешь, что у тебя стряслось. Если, конечно, захочешь.
Тони сбросил мокрую одежду и натянул на себя руг башку и штаны, которые дал ему Дэвид. И рубаха и штаны были слишком велики для его тощей фигуры. Дэвид невольно рассмеялся над нелепым видом мальчика; однако Тони даже не улыбнулся.
С лица его не сходило выражение страха и подавленности. Он потянулся к лежащей на полу мокрой куртке за пачкой сигарет. Достал одну сигарету. Дэвид зажег спичку и, поднеся ее мальчику, смотрел, как дрожит его рука, держащая сигарету. Тони жадно затянулся. Едва только едкий запах дыма коснулся его ноздрей, Дэвид понял, что за сигарету курит Тони.
— Ты опять за старое, — спокойно сказал он.
— Я не хотел этого, мистер, — пробормотал Тони. — Я поклялся никогда не дотрагиваться до них… Пока я был в клинике, я от них отучился. За все то время, что я не был здесь, не выкурил ни одной… Но когда Янк зацапал меня пару недель назад, он заставил меня курить их… Чтобы снова взять надо мной власть…
— Так, так, — машинально пробормотал Дэвид, хотя ничего не понял из того, что говорил Тони.
— Не верите? — с вызовом крикнул Топи и бросил пачку сигарет Дэвиду. — Вот, нате, возьмите! Мне они не нужны, мистер. Обходился и без них. Могу и сейчас обойтись, — если снова удастся уйти в море.
Дэвид поднял с полу пачку сигарет, с любопытством осмотрел ее и положил на стол среди разложенных бумаг.
— Я ведь не прошу помочь мне, — тяжело дыша, проговорил Топи. — Скажите только, что делать… как мне вырваться от них, мистер? Боже мой, прежде я не хо-те" л бросать, а бросил… а теперь вот хочу… Я плохо обошелся с вами, мистер. Убежал из клиники… Но мне пришлось убежать. Полиция привела одного парня… он знал меня, я подумал, что он донесет Янку, где я…
Тони как подкошенный повалился в кресло, которое подставил ему Дэвид, и забился в безудержных рыданиях.
Дэвид включил электрокофейник, чтобы сварить кофе и согреть мальчишку: пусть сначала придет в себя.
Выпив чашку кофе, мальчик немного успокоился и перестал рыдать.
— Итак, ты сбежал? — сочувственно спросил Дэвид в надежде, что Тони продолжит рассказ о своих злоключениях с тех самых пор, как они виделись в последний раз.
Ему и самому, видно, не терпелось выговориться, только бы справиться со страхом, пригнавшим его к Дэвиду.
— Пробрался зайцем на «Димбулу», отплывавшую на Запад, — начал Тони, и глаза его чуть повеселели при воспоминании о тех днях. — Ох, и худо же мне пришлось, мистер! Первые дни ну просто наизнанку выворачивало. А йотом меня нашли двое матросов, хорошие ребята… приносили мне воду, кое-чего из еды. Но однажды ночью я возьми да и вылезь наверх подышать свежим воздухом, тут-то меня и сцапал второй помощник. Говорят, он зайцев издалека чуял… каждый рейс вылавливал парочку, а потом сдавал их полицейским в Фримантле.
— Но я все же везучий, — оживился Тони, вспоминая, как ему повезло, и заговорил быстрее: — Оказался среди палубных пассажиров старик один, увидел, как второй помощник взял меня в оборот, и выдал ему пару ласковых… А потом, хотите верьте, хотите нет, пошел к капитану и сказал, что возьмет меня на свою ответственность, лишь бы меня не выдавали полиции.