Предисловие автора
Дефиниция "негативная диалектика" - погрешность относительно традиции. Уже Платону диалектика виделась как способ конституирования негативного посредством мышления отрицания; позднее эта функция была четко обозначена в фигуре отрицания отрицания. В моей книге хотелось бы освободить диалектику от такого рода аффирмативных сущностей, но и не оставить ей в наследство ничего от определенности. Развернуть смысл парадоксального названия "Негативная диалектика" - одна из многих интенций труда.
Тому нечто, которое в соответствии с господствующей в философии установкой является основой и основанием, автор дает развернутую характеристику только после того, как сформулирован вывод, сделанный им очень давно. Исходный пункт: нечто возвышается над определенным основанием. Такая позиция инициирует в равной мере как критику понятия основы и основания, так и критику идеи содержательного мышления. Движение этого нечто улавливается только в процессе его самосознания. В соответствии с действующими и сегодня правилами игры такое движение нуждается в существовании вторичного и обусловленного по отношению к духу.
Данностью для автора является не только методология материальной деятельности: согласно теории негативной диалектики существует разрыв между материально- предметной деятельностью и негативной диалектикой. Хотя этот разрыв, как и обусловленные им отсылки к мышлению, доступны рассмотрения и подвластны анализу. Такой опыт, скорее, узаконен, чем обоснован. По возможности, автор раскрывает свои карты; а это нечто совсем другое, чем просто игра.
В 1937 году В.Беньямин, прочитав фрагменты "Метакритики теории познания" - работы, которую автор только-только завершил (он познакомился с публикацией последней главы), высказался в том смысле, что следует целенаправленно и последовательно преодолевать границы ледняков абстракции; что важно, так это достичь конкретного философствования, придти к нему., Негативная диалектика рисует этот путь только в ретроспекции. В современной философии конкретизация по большей мере превращается в обман. Абстрактный текст, напротив, призван служить разъяснением для авторской мысли. Если в эстетических спорах юности речь шла об антидраме и антигероях, то негативную диалектику, весьма далекую от любых эстетических тем и мотивов, можно было бы назвать антисистемой. Последовательно используя логические приемы, негативная диалектика рассматривает вместо принципа тождества и всевластия возвышающегося над миром понятия идею того нечто, которое избежало заклятия и чар единства. С того самого момента, как автор доверился собственным духовным импульсам и побуждениям, он видел свою задачу в том, чтобы силами самого субъекта разрушить иллюзию конститутивной субъективности. Однако в равной степени он хотел избежать необходимости решать эту проблему. Одним из определяющих мотивов стало стремление выйти за рамки официального различения чистой философии и предметного или формально-научного.
Введение [книги] раскрывает понятие философского опыта. Размышления первой части отталкиваются от уровня господствующей в Германии онтологии. Сама онтология не рассматривается сквозь призму иерархических оценок, но интерпретируется и критикуется имманентно, исходя из сознания потребности в онтологии - потребности в известном смысле проблематичной. Отталкиваясь от полученных результатов, в тексте второй части осуществляется переход к идее негативной диалектики и вопросу об отношении к отдельным категориям, которые негативная диалектика не только обосновывает, но и качественно видоизменяет. Третья часть представляет собой изложение и характеристику моделей негативной диалектики. Эти модели не являются примерами, они ничего не иллюстрируют, не проясняют всеобщих рассуждений. Вводя в предметное и вещное, модели негативной диалектики оправдывают и узаконивают содержательную интенцию того, что в силу необходимости обычно характеризовалось как рассмотренное в своей всеобщности - характеризовалось в противоположность использованию этого нечто в качестве примера в себе тождественного, этот пример когда- то привел Платон, а с тех пор его постоянно повторяет любая философия. Если модели негативной диалектики призваны прояснить,чемже в действительности является негативная диалектика и в соответствии с ее понятием ввести негативную диалектику в сферу реального, то эти модели, ничем не напоминающие примеры и методы иллюстрации, превращаются в ключевые понятия философских дисциплин для того, чтобы постичь их в сущности. Для философии морали эту задачу в состоянии реализовать диалектика свободы; модель "мировой дух и естественная история" - для истории; последняя глава практически вслепую нащупывает круг метафизических вопросов вруслекоперниковского переворота в философии, как он совершается средствами критической саморефлексии.
Ульрих Зонненманн работает над книгой, которая будет называться "Негативная антропология". Ни он, ни автор "Негативной диалектики" пока еще ничего не могут сказать о возможных совпадениях позиций. Такое совпадение свидетельствует всего лишь о потребности в самом предмете.
Автор сознает, какое отрицательное отношение вызовет его негативная диалектика. Будучи далек от любых хитростей и ухищрений разума (Rancune), он обращается ко всем сторонникам негативной диалектики (как по ту, так и по эту сторону), ко всем тем, кто скажет, "я всегда это подразумевал", но, начиная с сегодняшнего дня, заставят автора взвалить всю вину на себя.
Франкфурт, лето 1966 г.
Введение
О возможности философии
Философия, которая с давних пор представляется преодоленной, снятой, продолжает жить, потому что момент ее воплощения в действительность оказался упущенным, непонятым, невостребованным. Приговор гласит: философия только объясняет мир, но, отрекаясь от реальности, калечит и разрушает себя. В тот самый момент, когда попытки изменить мир терпят крах, философия превращается в бессилие разума. Однако философия вовсе не гарантирует и прочности противоположной позиции, следуя которой ее теорию (как таковую - теорию анахронизма, в чем философию уличали и прежде, и теперь) можно конкретно изобличать и обвинять. Наверное, интерпретациям вообще не дано достичь того, что предвещает практический переход. Момент, от которого зависит критика теории, нельзя пролонгировать теоретически. Если практика откладывается, переносится в далекое будущее, онаужене выступает в качестве инстанции, опротестовывающей самодовольную спекуляцию; начиная с этого момента, практика - это, скорее, предлог, используя который критическую мысль задушат или отбросят как пустую самонадеянность, хотя она так нужна практике, преобразующей мир. Философия, после того как нарушила свои обещания воплотиться в действительность или непосредственно предшествовать ее созданию, была вынуждена безоглядно критиковать себя. То, что когда-то воспринималось в философии как просто далекое от наивности, противоположное видимости смысла и направленному вовне познанию, сегодня объективно превратилось в ту самую наивность, которуюужелет сто пятьдесят тому назад почувствовал Гегель в том восторге и наслаждении, который испытывали перед спекуляцией бедные студенты-неудачники. Интровертный архитектор мысли живет на обратной стороне Луны, ее давноужеосвоили и присвоили интровертные инженеры. В условиях безгранично расширяющегося общества и прогресса позитивного научного познания понятийные оболочки, в которые, согласно философской традиции, нужно поместить целое (и разместитьеготам), напоминают реликты натурального хозяйства в индустриальном капитализме. Между тем несоответствие власти идуха,деградировавшее до уровня внешнего, столь велико, что в рамках такой несоразмерности все попытки (инспирированные самим понятием духа) постичь нечто превосходящее действительность, кажутся бесполезными, разрушаются. Воля к такому разрушению свидетельствует о претензии на власть, эту претензию опровергает все, что с необходимостью подлежит познанию. Изобретение конкретных наук, сведение философии к одной из них и есть самое яркое изображение исторической судьбы философии. Если Кант, говоря его словами, освободил "академическое", ученически школьное понятие философии, возвысив его до мирового ее понятия[0-1], то по принуждению или под давлением философия снова деградироваладоуровня школьного понятия. Там, где философия смешивает ученическое понятие о себе с мировым, ее претензии вызывают насмешку. Гегель, вопреки учению об абсолютномдухе,к которому он относил философию, видел в ней просто момент действительности, род деятельности, основанной на разделении труда, и тем самым ограничивал философию. Отсюда присущая с тех пор философии ограниченность, диспропорция по отношению к реальности. Правда, эта диспропорция возрастает тем больше, чем основательнее философия забывает гегелевские ограничения и познает реальность как чужое (Fremde) по отношению к себе; чем реже вспоминает о своем собственном положении в системе целого, которое монополизует в качестве своего объекта, вместо того чтобы познавать, как сильно философия зависит в своем внутреннем целеполагании, в своей имманентной истине от этого целого. Только для изжившей подобную наивность философии дальнейшее движение мысли имеет маломальскую ценность. Критическая саморефлексия не может, тем не менее, не присутствовать в высших достижениях истории философии. У истории философии следовало бы спросить: а возможно ли и в каких формах еще возможно существование философии после того, как низвергнута гегелевская система (вопрос, аналогичный тому, который задавал Кант, спрашивая о перспективах метафизики после критики рационализма). Если учение Гегеля о диалектике представляет собой неудавшуюся, не доведенную до конца попытку, не уступая его целостности, показать при помощи понятия эту целостность как гетерогенное, то, отдавая должное диалектике, можно представить себе масштабы крушения гегелевского проекта.