Материализм и непосредственность
Идеалистическая критика материализма - если действительно имеет место критика, а не проповедь - охотно использует учение о непосредственно данном. Факты сознания должны фундироваться так же, как и все суждения о вещном мире, как и понятие материи. Если в соответствии с измом вульгарного материализма возникнет желание отождествить духовное и процессы, протекающие в мозге, то оно опровергается идеалистической установкой, согласно которой оригинальные чувственные восприятия являются восприятиями именно мозговых процессов, а не красок и цветов например. Строгость этого противополагания связана с грубым произволом позиции, с которой ведется полемика. Редукция к процессам познания позволяет сциентистскому идеалу мелочно опекать познание, водитьегона помочах; способствует бесконечному методическому ужесточению законности научных суждений. В свою очередь, верификация, находящаяся в ведении философской проблематики, превращается в руководящий принцип философии; наука словно онтологизируется, критерии значимости суждений, которыми безотносительно к путям их проверки всегда оставались положение дел и порядок вещей, рассматриваются сквозь призму их обратного влияния - какужеконституированные в соответствии с нормами их субъективного понимания, уразумения, постижения. Проверка научных суждений должна проводиться многократно, в ходе нее шаг за шагом становится ясно, как получено суждение. Тем самым эта проверка приобретает субъективный акцент - это контроль за тем, какие ошибки совершил познающий субъект, если он отклоняет свое суждение (предположим, как противоречащее другим положениям данной дисциплины). Становится ясно, однако, что подобный встречный вопрос не соответствует ни порядку вещей, подвергнутому анализу в суждениях, ниегособственному обоснованию. Если отдельный субъект, индивид ошибся, и ему указано на это,этововсе не означает, что образец расчета или используемые математические правила можно "свести" к его индивидуальным расчетам, как ни велика потребность и нужда субъекта в этих субъективных действиях - моментах его объективности.Эторазличие имеет значительные последствия для понятия трансцендентальной, конституивной логики. Кант снова повторил ошибку, в которой уличил своих рационалистических предшественников, - его понятие рефлексии двойственно. Он толкнул рефлексию на путь, который, вынося суждение, проглядывает познающий объект, чтобы объективно обосноватьэтосуждение. В этом (и не только в этом) критика чистого разума раскрыла себя и как научная теория. Внедрить двойственность как философский принцип, выжать (koltern) из нее метафизику, в итоге - таково наиболее значительное псевдодостижение новейшей истории философии. После разрушения томистского ordo, представлявшего объективность как осуществление божественного желания, показалось, что объективность потерпела крах. Одновременно непомерно набирала силу научная объективность в противоположность чистому мнению, возрастало ее доверие к своему собственному голосу и инструментарию -ratio.
Противоречие можно было разрешить, если позволить соблазниться новым обликом ratio - толковать его отныне не как инструмент, проверочную инстанцию рефлексии, а как конституант, как онтологическое в традициях рационализма школы Вольфа. Вданномаспекте кантовский критицизм также оказывается в плену до критического мышления, как и субъективное учение о кон-ституировании в целом;этостановится очевидным в доктринах после-кантовских идеалистов. Гипостаза средства (сегодняужеестественная установка человека) теоретически заложена в так называемом коперниканском перевороте [в философии]. Не случайно, что у Канта - это метафора, содержательно противоположная перевороту в астрономии. Традиционная дискурсивная логика, которая направляет всю расхожую антиматериалистическую аргументацию, должна критиковать метод как petitio principii. Предданность сознания призвана узаконивать науку, - это положено в качестве предпосылки в начале "Критики чистого разума", вытекает из масштабов метода, способов действия, которые, согласно правилам игры в науке, подтверждают или опровергают суждения. Такой порочныйкруг- знак ложной посылки. За ним скрывается, что вообще не существует чистых фактов сознания в себе, как несомненно и абсолютно первого (Erstes); это и было главное и основное открытие и достижение поколения неоромантиков и молодежного стиля, -поколения, которое щекочет себе нервы протестами против господствующего представления об обязательной фактичности психического. Плюсковсему, в условиях диктата контроля значений и в соответствии с потребностью классифицировать, факты сознания отличаются от своих пограничных переходных (вплоть до телесных иннервации) состояний - хрупких и неуловимых, ошибочно отнесенных к сфере устойчивого. Субъект как непосредственно данное, Я, которому даноэтонепосредственно данное, не может существовать вне зависимости от транссубъективного мира. Тот, кому дано нечто, a priori принадлежит к той же самой сфере, как и данное ему. Вот приговор идее субъективного априори. Материализм не является догмой, в чем его обвиняют его умудренные противники; это преодоление, снятие того, что с позиций материализма познано как догма; поэтому материализм имеет право слова в критической философии. Когда Кант в "Основоположениях [метафизики нравов]" конструировал свободу как свободу от ощущений, он отдал невольно дань уважения тому, что хотел в полемике сбросить со счетов. Нельзя спасти ни идеалистическую иерархию данностей, ни абсолютное разделение тела и духа, втайне изначально обусловленное приоритетом и преимуществом духа. Исторически в силу особенностей эволюции признака рациональности и принципа Я, они оппонировали друг другу. Но одно не существует без другого. Логика непротиворечивости в состоянии отвергнуть и опорочить эту установку, но реальное положение дел подтвердит и обоснует ее. Феноменология фактов сознания требует выйти за границы, предопределившие ее существование в этом качестве.
Диалектика - это не социология знания
Маркс разрабатывал исторический материализм как антитезу вульгарно-метафизическому материализму. Тем самым он ввел исторический материализм в философскую проблематику, в то время как вульгарный материализм догматически резвился"поэту сторону" философии.Современ Маркса материализм более не является противоположной позицией, которую можно занять, руководствуясь принятым решением; материализм - это сущее в критике идеализма и в критике действительности, которую онтирует идеализм, разрушая ее. Формула Хоркхаймера "критическая теория" (Kritische Theorie) вряд ли хотела сделать материализм приемлемым; она стремилась прийти в рамках материалистической установки к теоретическому самосознанию; реальный его уровень в материализме мало чем отличался как от дилетантского объяснения мира, так и от "традиционной теории" науки. Теория, если она диалектическая (как когда-то марксова), должна быть имманентной, даже если в итоге она подвергает отрицанию всю сферу своего движения в целом. В этом ее контрастное отличие от просто приложенной извне и (как легко установила философия) бессильной в противоположность диалектике социологии знания. Социология знания пасует перед философией; функцию и обусловленность интересов она подменяет истинностным содержанием, однако в критике этого содержания социология знания не достигает безразличного к немуотношения.
Социология знания тушуется и перед понятием идеологии, из которого она и варит свой жидкий суп. Понятие идеологии имеет смысл только относительно истины или неистины того, к чему оно относится; о социально необходимой видимости можно говорить только с учетом того, что не видимостью не являлось бы, хотя и приобрело в видимости свой индекс. В компетенцию критики идеологии входит рассуждать и судить о доле участия субъекта и объекта и ее динамике. Критика идеологии опровергает ложную, иллюзорную объективность, фетишизм понятий средствами редукции, сведения к общественному субъекту; ложную субъективность, скрытое, порой просто невидимое стремление увидеть в том что есть исключительно дух, она развенчивает, раскрывая обман и самообман, паразитическую несущность этого стремления, его имманентную враждебность духу. В тотальном, лишенном различений понятии идеологии, все (das Alles) напротив, оканчивается и завершается в ничто (Nichts). Если понятие идеологии не отличает себя от правильного сознания, то оно более непригодно для критики ложного сознания. В идее объективной истины материалистическая диалектика неизбежно превращается в философию вопреки философской критике - делу ее рук, и именно благодаря этой критике. Социология знания, напротив, искажает как объективную структуру общества, так и идею объективной истины и ее познания. Для нее, как и для позитивистской экономии, к которой ее основоположник Парето относил и социологию знания, общество есть не что иное, как средняя величина индивидуальных способов реакции. Социология знания ослабляет учение об идеологии, превращает его в субъективное учение об идолах, наподобие раннебуржу-азной [философской доктрины]; это, по сути, крючкотворство, чтобы вместе с философией избавиться и от материалистической диалектики.
Упорядочивающим становится тот дух, который локализует. Подобная редукция так называемых форм сознания вполне сочетается с апологетикой. Социологию знания не возмущает пустая отговорка, что истина и ложь познанного философией не имеет ничего общего с общественными условиями - релятивизм и разделение труда могли бы составить коалицию. Теория двух миров позднего Шелера, не задумываясь, воспользовалась этим тезисом. В общественные категории философски может превратиться только то, что расшифровано в истинном содержании (Wahrheitsgehalt) философского.
О понятии "Дух"
Как известно, гегелевская глава о господине и рабе развивает генезис самосознания из отношения труда, точнее - из приспособления Я к цели, определенной этим самосознанием, и к гетерогенному материалу. При этом происхождение Я в Не-Я как раз и скрывается. Оно ищется в реальном жизненном процессе, в закономерностях выживания рода, их обеспеченностями средствами к существованию. Гегель напрасно гипостазирует дух. Для того чтобы нечто осуществить,духдолжен довести, развернуть это нечтодоцелого, в то время как в соответствии с собственным понятием differentia specifica духа состоит в том, что он является субъектом, не целым: этот окольныйпутьни в чем не уступает напряженности [усилий] диалектического понятия.Дух,который должен стать целостностью, тотальностью -этононсенс, напоминающий о преуспевших в двадцатом веке партиях, которые не терпят ничего и никого рядом с собой и чьи названия издевательски звучат в тоталитарных государствах как аллегория непосредственного насилия частного. Если устранить вдухекак тотальной целостности любое отличие от другого, в котором, согласно Гегелю,духдолжен обрести жизнь, он вторично превращается в ничто; в этом качестве чистое бытие должно открыть, обнаружить себя, в начале диалектической логики:духрастрачивается в просто существующем. Гегель в "Феноменологии духа" практически не решается назвать, обозначить понятиедухакак в себе опосредованное, какдухи в той же степени не-дух (Nichtgeist); но Гегель не сделал отсюда вывода о необходимости сбросить с себя оковы абсолютного тождества. Еслидухв том, что он есть, нуждается в том, чем он не является, то протест противтрудапродлится не долго; как об этом снова и снова говорят апологеты философиичасти: