Ноябрь пролетел будто бы не было. Семестровые экзамены, а что собственно экзамены. У первого курса их разве что только Гермиона и боялась, всё порывалась приятелям с Гриффиндора помощь оказать. От помощи что Гарри, что Невилл стоически, как истинные джентльмены отказывались. А до Рона девочке дѣла и вовсе практически не было. Окрыления от первого успеха тому, дай Мерлин на недѣлю хватило, и после достучаться до него было уже практически что невозможно. И как итог, девочка с куда большим интересом переключилась на куда как более интересное. А именно на вечно замотанные скотчем очки одного вечно лохматого брюнета. Очки она исправно чинила, а указанный выше брюнет их столь же исправно ломал. Как-то раз прямо на уроке у неё на глазах. Они сползли, он их совершенно машинально поправил, и всё, развалились в смысле. Это было непонятно, загадочно, и вообще всячески занимательно, да и Гарри масла в огонь своим молчанием подливал. Так до Рождества и развлекались, Гермиона искала, предполагала и пыталась разговорить, тогда как Гарри либо молчал, либо на древность оправы жаловался. Она, мол, разве что короля Артура не пережила, вот мол и не держится нифига. Следствием именно этой его, и надо признать, что даже аргументированной позиции стало то, что на Рождество он получил новые, прямоугольные, с матово серебряной оправой и с запиской, мол если и эти сломаются, то тогда… Что именно «тогда» в письме не говорилось, но и так было понятным, что Гермиона с него попросту не слезет. Зато теперь было понятно, чего это она перед отъездом его злополучные очки разве что не обнюхала, мерки снимала. Новые очки Гарри использовал максимальнейше осторожно, и даже к Флитвику на каникулах подходил, просил проверить, не закляты ли. Маленький профессор сильно удивился, но оправу проверил и через минуту постановил, что чар на оной нет. То, как облегчённо выдохнул услышавший его вердикт ребёнок от него, естественно, не укрылось, ну да мало ли, с тем и разошлись. Гарри на улицу с близнецами в снежки играть, а профессор к себе, и только находившийся в это же врѣмя в учительской профессор Снейп пробурчал что-то на тему совершенных бездарностей.
Глава десятая " Безценный Ирюша или как сорок тысяч в унитазе утопить. "
Маленький белый малыш стал в буквальном смысле достоянием, в начале Гарри, затем всей спальни, а чуть позже его увидѣли девочки. Получивший гордое и весьма красивое имя Ирий, маленький котёнок, оказавшийся котом, был просто умилителен. На руки правда не шёл, только к хозяину. Гарри он позволял дѣлать с собой практически всё. И за пазуху, и на шею, даже на голове сидѣл. Чего только дети не придумывали развлечения ради. А вот обижать малыша даже шебутные близнюки не рисковали. Было в нём что-то.
Прошло несколько месяцев и весь факультет уже пообвыкся к тому, что едва лишь откуда бы ни было раздастся: «Ирий, Ирюша!», то практически тут же раздаётся ты-гы-дык, и белая, с серебристой дымкой на шерсти и мордочке, спешащая на зов хозяина молния проносится мимо. Никому иному Ирий не отзывался. Мог лениво мяукнуть, и то редко. А вот играть был совсем даже не прочь. В мячик, за летающим огоньком, верёвочки, бантики. Очень интересно, неимовернейше увлекательно, и не менее громко. В итоге единственным, кто переживал по этому поводу был прекрасно понимающий, чем это скорее всего кончится Рон. На Гарри он не обижался. И узнав, как и что, посчитал, что друг просто не мог бы иначе. Иначе какой же он тогда Гарри Поттер, герой и мальчик, который выжил? Герои они ведь малышей не обижают. Как следствие, за крысой своей он следил. Правда недолго. Увёз на Рождество, да так дома и оставил. Объяснил родителям, у Гарри, мол, Поттера котик и он, мол, опасается. Именно так и получилось, что Коросту в Хогвартсе больше не видѣли. А тем врѣменем подкрался февраль. Наступивший после весьма бурного на события января, он был каким-то совсем тихим-претихим. Не было ни случайно найденного на каникулах и практически тут же безвозвратно испорченного зеркала. В том зеркале Гарри увидѣл родных, точнее, он так подумал. Потянулся. Машинально, безсознательно. Бац, и зеркало потухло, иллюзия спала, а трущийся об ноги хозяина Ирий довершил начатое. А ещё была мантия, красивая, будто бы прозрачная. Она притягивала, манила. И однажды, примерно через пару дней Гарри не утерпел. Коснулся обоими руками и… И ничего, вообще ничего, как была, так и осталась. Хотя нет, как будто бы вспыхнула на миг и вновь засияла. " Неужели ты и вправду папина?", — вопросил то ли у самого себя, то ли у самой мантии Гарри.
Ответа, разумеется, не последовало, и тогда он решил написать Олливандеру. Так мол и так, подскажите, мол, мастер, будьте добры. Старик ответил пространно, но вывод сдѣлал вполне однозначный. Если не расколдовывается, значит и вправду скорее всего родовая. Мол, я же говорил тебе, что у твоей магии как будто бы пропуск есть. И вполне возможно, что на семейное достояние он также распространяется.
С мантией с тех пор Гарри почти не расставался, ближе неё был разве что Ирий, ну да неудивительно: Ирий живой, мягкий, тёплый и вообще всячески замурчательный. Тогда как мантия как бы ни была прекрасна, ни разу и нет.
Полезная, офигенная, почти невесомая. Память о родителях, и тем не менее, она не была живой. О том, что именно она была должна отправить его в какие-то там неведомые приключения, мальчик так и не узнал. Как и о том, что так и не дождавшийся того, чтобы Гарри на зеркало набрёл, Дамблдор к оному зеркалу спустился и увидев, что оно не работает, долго-предолго палочкой вокруг него махал. Камень, на тот момент им туда помещённый, был теперь категорически недоступен. Его попросту не было. Исчез. И так как в отличии от оного сам потенциальный преступник ничего подобного сдѣлать и не подумал, было о чём подумать. Привязанный к возвращённой мантии маячок также молчал. Он честно передал, мол, с хозяином встретился, а после всё. Не бродит мальчик по ночам. Спит в обнимку со своим котиком и думать ни о чём не думает. Да и шрам его этот, как так, вот скажите, как? И тем не менее, исчез, зарос практически, и как будто бы и не было.
Так и продолжалось до самого конца апреля. Двадцать четвёртое число, предстоящие экзамены, у старших аврал, у младших тоже, но не такой, меньший. Именно в этот день в гостиную Гриффиндора зашла декан, да так и обомлела. Прямо на кресле у камина лежал самый настоящий Жмыр. Белый, с серебряной дымкой, он лениво приоткрыл глаз и будто бы спросил, чего мол. Не более минуты, а по гостиной забегали все. Испугавшаяся подобного МакГонагалл хотела было животное обездвижить, но на его защиту тут же встала находившаяся рядом с питомцем друга Парвати.
— Что вы дѣлаете, ПРОФЕССОР!? — в ужасе воскликнула вскочившая со своего места девочка. Жмыр же тем врѣменем увернулся от направленного в него обездвиживающего и вздыбив шерсть, вовсе недобро зарычал.
— Отойдите, мисс Патил, это магическое существо третьего класса опасности.
— Кто, Ирий? Ирий не опасный, он котик, котик Гарри, он добрый.
— Это Жмыр, миссис Патил, и я обязательно выясню, кто и как его протащил!
— Да не жмыр, это… — так и не отступив, и всё также загораживая глухо рычащего зверя, ответила Парвати. — Гарри, Гарри, иди сюда, профессор МакГонагалл Ирия обижает, жмыром его обзывает!
Ответом ей стал сверзившийся с перил вечно лохматый, так и не поладивший с зельями гриффиндорец. Обещание он своё давешнее сдержал, и все контрольные сдавал только и исключительно на превосходно. Чего никак не удавалось добиться на практике. Примерно к февралю зельевару это окончательно надоело и он решил мальчишку попросту игнорировать. Произошло это после ещё двух серий взрывов, и прочих незапланированных для тех или иных зелий реакций. Подумал, сопоставил, проверил ингредиенты. Уверился в том, что все они категорически испорчены. Заставил Поттера повторить, но так и не поняв как, попросту забил. Ингредиенты ему было жалко, студент не исправлялся, теорию при этом знал. Как следствие, тройку вывести по году было вполне себе. А СОВ, а что СОВ. С СОВ пусть сам решает. Сам портит, сам и выкручивается пусть. Так прямо МакГонагалл и сказал. К зельям я его, мол, вообще не подпущу. И вот мало ей этого.
— Профессор, что случилось? Ирий, прекрати, иди ко мне, малыш! — выдал этот совершенно несносный и непонятно о чём думающий мальчишка. Едва лишь он это произнёс, как явно настроенный до этого на агрессию зверь моментально, буквально в четыре прыжка оказался у первокурсника на руках. "Немалых таких размеров котя, килограмм примерно под девять, если не все десять", — мысленно оценила габариты, а также наглость котяры профессор.
— Мистер Поттер, извольте пояснить…
— Пояснить что, профессор? Это Ирюша, вы же мне сами его разрешили, ещё молоко с желтком прислали. Он его и сейчас любит, правда, Ирий?
— Вы хотите сказать, что это тот самый кутёнок?
— Ну да, Ирюша. Да вы не бойтесь, он добрый, большой правда. На кошек старушки Фигг похож, да только они у неё страшные совсем. Особенно мистер, который Лапка. Вот то ли дѣло Ирюша, хороший мой. — обращаясь уже к коту закончил свои пояснения мальчик.
— То есть… Простите, вы хотите сказать, что по-вашему, это кот?
— Ну да, у нас таких пол Литтл-Уингинга. Мистер Лапка опять же. Я сам видѣл как он, ну это. Ну вы поняли, не при дамах в смысле.
— И вы не видите, что у вас на руках животное, отмеченное третьим классом опасности?
— Кто, Ирий? — в изумлении уставился на неё мальчик и тут же прижал к себе кота. — Не дам. Вы сами мне его разрешили, он друг, мой. Не дам, я его от Филча спас, а он его убить. Не дам мучать, — кот на руках мальчика вновь глухо зарычал.
— Спокойнее, мистер Поттер, спокойнее. Никто не причинит вашему питомцу вреда, — понимая, что может нарваться на атаку ни разу ни безопасной животины, пошла на попятную Минерва.
— А палочка тогда зачем? — опасливо сузив глаза, посмотрел на неё уже ни разу недружелюбный мальчик. Сейчас в нём было почти всё от его отца. Тот же упрямый непробиваемый взгляд. Подбородок. "Хотя нет, какой там отец, Джеймс так никогда бы не смог, а вот отец его…", осознав в какую именно она ситуацию попала, а также и то, что Поттер старший на характер был вот ни разу не мягок, — понимающая что дѣлать то что-то надо Минерва решила, что мальчика надо успокоить. И именно в этот момент из спален посыпали остальные. Слух о том, что их Ирия хотят на опыты, разнёсся словно ураган. И высыпавшие буквально горой дети загородили явно защищающего своего зверя первачка.