Вчера мне принесли ноябрьский номер того самого гламурного журнала, которому я давала интервью. Естественно, статьи про меня не было, на зато была статья про Натали Лотос. Натали в обнимку с Михаилом радостно скалились в объектив фотоаппарата.
— У них все прекрасно, — сначала я плакала, потом ушла в черную депрессию, а когда ко мне вернулась способность передвигаться самостоятельно, успокоилась совершенно. И теперь каждое утро благодарю бога за новый день.
Иногда меня в больнице узнавали и пару раз даже просили автограф, на что я непременно отвечала отказом.
— Я не та Лиза, вы меня перепутали.
В конце концов от меня все отстали, и я смогла сосредоточиться на себе, любимой.
Итак, что у меня осталось. Денег нет, квартиры нет, шмоток тоже. Насколько я знаю Быкова, он наверняка вывез из моей студии все мои вещи и продал (выбросил, подарил). Пока меня не было, скорее всего студию подчистили полностью.
С одной стороны — это хорошо, зачем мне дорогущие шмотки, если на телевидение я возвращаться больше не планирую. Карьера. Ну, можно, конечно, попытаться устроиться на какой-нибудь другой канал, но сейчас я была не готова снова начать битву за место под солнцем. Да к тому же перспектива спать еще с каким-нибудь продюсером меня просто убивала.
Теперь дело оставалось за малым, надо решить, как жить дальше. И главное — где?
Я отвернулась к стенке. Есть, как минимум, два варианта — вернуться в родной город или остаться в Москве. Но, чтобы принять такое решение, надо здраво представлять себе дальнейшие перспективы. Пока я не готова принять такое решение.
А может, слетать к матери в Варшаву? Пожить у нее какое-то время, прийти в себя и точно решить, чего я хочу. Да к тому же оставаться в России как-то небезопасно. Олег меня предупреждал, что шутить не намерен.
20 декабря
В аэропорту «Окенте» меня встретил Вадим. Мама плохо себя чувствовала и осталась дома.
— Здравствуйте! — я протянула мужчине руку.
— Хорошо, что ты к нам приехала! — Вадим улыбнулся, но глаза его по-прежнему бегали туда-сюда, и у меня на душе стало тревожно.
— Я ненадолго! — тотчас начала я оправдываться.
— Как захочешь, может быть, Новый год с нами встретишь?
Я неопределенно хмыкнула.
Аэропорт располагался в десяти километрах от центра города, поэтому мы пошли на остановку, дожидаться автобуса. Своей машины у Вадима не было, и вообще я заметила, что одет он, мягко говоря, немодно. Старые джинсы, старая куртка, кепка с проношенным козырьком.
Когда 175-й автобус подошел к остановке, я облегченно вздохнула, все эти двадцать минут мы тупо молчали, не в силах найти тему для разговора. Так же молча ехали и до города.
— Мы живем к западу от Средместья, район называется «Воля», — наконец-то подал голос мамин муж.
— Здорово! Там, наверное, очень красиво, — пробормотала я, хотя совершенно ничего об этом районе не знала.
— Сама увидишь, — многозначительно хмыкнул Вадим, и я еще раз почувствовала себя не в своей тарелке.
Мы вышли из автобуса и направились вдоль улицы Окоповой. Невысокие двухэтажные строения на этой улице были, несомненно, красивы, но, когда мы завернули за угол, у меня в прямом смысле этого слова отпала челюсть. Вдоль Окоповой улицы тянулось несколько городских кладбищ. Я поежилась:
— Где ваш дом?
— А вон тот, напротив еврейского кладбища! — Вадим пошел вперед, а я со своим чемоданом тащилась позади.
Мама с мужем жили на втором этаже красивого двухэтажного домика, они занимали четыре комнаты и кухню. Все окна в квартире выходили на кладбище.
— Лиза! — мама кинулась мне на шею. — Я плохо себя чувствую, что-то вот сердце прихватило.
Она и действительно выглядела неважно.
— Маша мне все снится, — мама заплакала. — Говорит все что-то, а что — не пойму.
Я поставила чемодан на пол и обняла ее.
— Здравствуйте! — из комнаты вышел смуглый мужчина, синеглазый и очень красивый.
— Это мой сын, Радик, — Вадим как-то сразу засуетился. — А это Лиза, познакомьтесь.
Радик пожал мне руку и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, мы понравились друг другу с первого взгляда.
— Ну, чувствуй себя как дома! — Вадим нехорошим взглядом окинул меня с головы до ног. — А мне пора на работу.
— Иди, иди, — мама чмокнула мужа в щеку. — Радичек, покажи Лизе ее комнату.
Сын Вадима взял мой чемодан и пошел вперед, я поплелась за ним следом.
— Ты надолго? — спросил он, не оборачиваясь.
— Уже надоела? — засмеялась я.
— Ты не можешь надоесть, — Радик неожиданно остановился и повернулся ко мне. Я налетела прямо на него. — Оставайся насовсем.
Я встретилась с ним взглядом и обмякла.
«Какой красавчик!» — я потупила взгляд.
— Я подумаю, — хихикнула я и отошла от мужчины на безопасное расстояние.
— Подумай!
Так мы и познакомились.
25 декабря
— Предлагаю сделать вылазку в центр, — Радик пробрался ко мне в комнату поздно вечером, после чинного ужина всей семьей. — Сходим в ночной клуб, развеешься, а то здесь тоска смертная, одни старики да трупы.
Я поежилась, иногда я его юмор не понимала. Я вспомнила, что мама как-то раз назвала Радика «странным», и он действительно был странный. Работал дома, писал какие-то компьютерные программы и продавал их потом заинтересованным лицам. Месяцами сидел в своей комнате, а потом пропадал на полгода неизвестно куда. Но всегда возвращался домой, девушек к себе не водил. Мама тихонько поделилась со мной подозрениями, что Радик «голубой». Я пожала плечами, не знаю, «голубой» Радик или бирюзовый, но он смотрит на меня глазами нормального, гетеросексуального мужика. Уж в чем-чем, а в этом я разобраться могу.
И еще у Радика было хобби, он занимался генеалогией, разыскивал своих предков и родственников друзей и знакомых. Несколько «генеалогических деревьев» висело у него в рамках на стене. Я пару раз изучала эти бесконечные знаки-имена-даты рождения и смерти, но меня это не зацепило. Мне не нравится копаться в прошлом, куда интереснее смотреть в будущее.
— Давай выберемся, — я отодвинула журнал в сторону. — А куда?
— Да не все ли равно? — Радик улыбнулся. — Сколько тебе времени надо на сборы?
— Минут тридцать, — я вскочила с дивана.
— Жду, — Радик вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Я натянула свитер, джинсы и куртку, едва подкрасила глаза и взбила волосы руками.
— Все, я готова, — я вышла в коридор.
— Старикам лучше ничего не говорить, — прошептал Радик, косясь в сторону закрытой родительской спальни. — А то начнут приставать: куда да зачем.
Я с ним согласилась, мы обулись и тихонько вышли из квартиры.
Ночью возле кладбища было страшно, и я инстинктивно прижалась к Радику.
— Боишься? — Радик обонял меня за плечи. — Не бойся, когда я рядом.
Я улыбнулась в темноте и взяла его под руку.
Ночная дискотека была самой обычной, разве что места поменьше, чем в московских клубах. Да иностранная речь звучит в десять раз чаще. Радик прекрасно танцевал, он постоянно здоровался и улыбался, из чего я сделала вывод, что он на этой дискотеке частый гость. И это тоже странно, если принимать во внимание его возраст. Радику было тридцать два года. Хотя на западе это еще практически юноша.
В четыре утра у меня начали слипаться глаза, и я попросилась домой.
— Иди одна, я еще не собираюсь, — неожиданно грубо оборвал меня Радик. Я так и застыла с вытаращенными глазами. Он что, перепил?
Я молча пожала плечами и спустилась вниз в гардероб получать куртку. Когда я вышла на улицу, темень стояла страшная. Непонятно почему, но фонари не горели, групки подвыпившей молодежи стояли возле клуба и курили. Я втянула голову в плечи и отправилась ловить такси. На Окоповую улицу я добралась минут за пятнадцать, расплатилась с водителем и вылезла на свежий воздух. Однако в темноте я перепутала дом и остановила такси на три дома раньше. Проклиная себя последними словами, я побежала вдоль кладбища к домику Вадима. Неожиданный приступ панического страха заставил меня оглянуться — за мной по совершенно пустой улице быстро шел мужчина. Шапка натянута на самые глаза, он почти бежал. Я страшно перепугалась и бросилась бежать. До дома оставалось каких-нибудь пять метров, когда мужчина меня настиг и ударил в шею. Я упала навзничь и попыталась позвать на помощь, но тотчас мне в рот засунули какую-то тряпку, и я начала задыхаться. Мужчина волоком тащил меня на кладбище, я вырывалась как могла.
Внезапно громкая польская речь, лай собаки и свет фонарика спугнули грабителя. Мужчина кинул меня на старую могилу и бросился прочь. А ко мне подбежал старик с собакой. Он что-то громко спрашивал по-польски, очевидно интересуясь, как я себя чувствую.
— Что? Что случилось? — к нам со всех ног несся Радик. — Господи, Лиза!
Мужчина кинулся ко мне.
— Ты жива? Прости меня, я побежал тебя догонять, но не успел…
Старик продолжал вопить на всю улицу, у меня страшно болел затылок.
— Он говорит, что на тебя напали, — Радик кивнул на старика с собакой. — Ты цела?
— Да, только голова болит! — я поднялась на ноги и попыталась улыбнуться. — Только матери ничего не говори, у нее и так с сердцем плохо.
Радик обхватил меня за талию, и мы поковыляли домой.
Когда я проснулась, то не смогла пошевелить головой, шея опухла и страшно болела. Пришлось намотать на горло шарф и пожаловаться на простуду. Радик не отходил от меня ни на шаг, приносил то чай, то булочки в постель. Я поняла, что мужчина чувствует себя виноватым, ведь из-за него меня едва не убили.
В Варшаве мне оставаться больше не хотелось, и я решила, как только смогу шевелить головой, уехать домой. В свой родной город зализывать раны…
31 декабря
Когда до Нового года оставалось три часа, я так некстати вспомнила Максима, Марину Ванраву и весь прошлогодний кошмар. Мы сидели за столом — я, мама, Вадим и Радик.