Версальский мирный договор лишь косвенно сказался на положении советских республик, к тому времени уже два года вовлеченных в гражданскую войну, однако он весьма существенно повлиял на дальнейшее развитие событий на территории прекратившей свое существование Российской империи. Правильно понять происходившие там процессы возможно, лишь вернувшись в 1917 год, когда в первые послереволюционные месяцы закладывался фундамент советских спецслужб.
1. ОТ ВЧК К ОГПУ
Система государственной безопасности РСФСР первоначально создавалась в качестве временного института, носившего чрезвычайный характер и почти не ориентированного на внешнюю угрозу. На первоначальном этапе обеспечение этой задачи возлагалось на Петроградский Военно-революционный комитет (ВРК), в составе которого по инициативе Ф. Э. Дзержинского 21 ноября 1917 года была создана комиссия по борьбе с контрреволюцией. В нее вошли Н. А. Скрыпник, И. П. Флеровский, Г. И. Благонравов, А. В. Галкин и В. А. Трифонов. Аналогичные функции на местах выполняли руководимые ВРК следственноюридические отделы и штабы по борьбе с контрреволюцией. Параллельно с этим в столице существовал и Специальный комитет по борьбе с погромами и контрреволюцией, известный также как “75-я комната” Смольного. Его возглавлял управляющим делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич. Ввиду слабости обоих упомянутых органов 6 (19) декабря 1917 года в процессе обсуждения вопроса об угрозе всероссийской забастовки правительственных служащих Совнарком поручил Дзержинскому “составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа”[76]. Предварительно председатель Совнаркома В. И. Ленин направил Дзержинскому записку с конкретными указаниями по этому вопросу, и в результате на докладе 7 (20) декабря тот предложил образовать Всероссийскую чрезвычайную комиссию при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) для решения следующих задач:
— пресечение и ликвидация попыток контрреволюции и саботажа по всей территории России;
— предание суду революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров;
— выработка мер борьбы с ними;
— проведение предварительного расследования по всем находящимся в производстве делам.
В отличие от ликвидированного 5 (18) ноября 1917 года Петроградского Военнореволюционного комитета, новая секретная служба имела гражданский статус. ВРК был репрессивным органом и использовал в основном военные меры подавления, тогда как ВЧК являлась административно-политическим органом розыска, пресечения и предупреждения контрреволюционных преступлений, а также органом предварительного дознания. Она имела право применять в отношении контрреволюционеров такие административные меры, как конфискация, выдворение, лишение продовольственных карточек, опубликование списков врагов народа и так далее.
Однако, у истории создания чрезвычайного репрессивного органа по подавлению контрреволюции существует и иная подоплека. Судя по всему, в действительности организация ВЧК в первую очередь преследовала цель сформировать контролируемый большевиками репрессивный орган в противовес возглавлявшемуся левым эсером И. 3. Штейнбергом Народному комиссариату юстиции. В 1922 году М. Я. Лацис (Я. Ф. Судрабс) довольно откровенно вспоминал о том, что левые эсеры “сильно тормозили борьбу с контрреволюцией, выдвигая свою “общечеловеческую” мораль, гуманность и воздержание от ограничения права свободы слова и печати для контрреволюционеров… Поэтому выдвигается мысль о создании нового органа борьбы, куда бы не входили левые эсеры. Исходя из этих соображений, 7 декабря (старого стиля) Советом Народных Комиссаров было принято решение о создании ВЧК”[77]. Руководство второй правящей партии в коалиции прекрасно осознавало значение нестандартного шага своих соратников и настоятельно требовало подчинить ВЧК Наркомюсту, обязав ее проводить все аресты по политическим делам только с ведома НКЮ и НКВД. Большевики, естественно, категорически возражали. В качестве компромиссной меры после создания 7 января 1918 года Коллегии ВЧК в нее наряду с коммунистами Ф. Э. Дзержинским, И. К. Ксенофонтовым, Я. X. Петерсом, В. В. Фоминым, С. Е. Щукиным и В. Р. Менжинским были включены левые эсеры В. Д. Волков, М. Ф. Емельянов и П. Ф. Сидоров во главе с заместителем председателя В. А. Александровичем. На некоторое время это несколько успокоило борьбу за контроль над секретной службой.
В списке задач ВЧК ведение внешней разведки совершенно не предусматривалось. Вообще же в первые недели пребывания у власти большевики и левые эсеры были крайне наивны в международных вопросах и искренне верили в возможность их гласного и открытого решения. Отсюда проистекло, например, указание об открытой публикации секретных договоров России. Первый нарком иностранных дел Л. Д. Троцкий провозгласил, что главным условием проведения честной, народной, подлинно демократичной внешней политики является отказ от секретной дипломатии. Профессиональная дипломатия как таковая считалась явным и ненужным излишеством, ибо предполагалось, что как только трудящиеся буржуазных стран узнают подлинную правду о Советской республике, то немедленно возьмут внешнюю политику своих государств в собственные руки. Будущее Наркоминдела рисовалось Троцкому весьма определенно: выпуск нескольких революционных прокламаций к народам мира, обнародование секретных договоров Российской империи, а потом ликвидация ведомства. О политической разведке не шла речь в принципе, она мыслилась крайне подозрительным занятием и в первые месяцы после революции ассоциировалась у большевистских лидеров с полицейскими шпиками, приклеенными бородами и закрывающими лицо темными очками. Военная же разведка ввиду распада армии как таковой вначале тоже вообще не принималась во внимание, поскольку при существовавшей концепции “вооруженного народа” какие-либо подобные институты были абсолютно невозможны. Исключение делалось лишь для тактической (войсковой) разведки. Допускалась некоторая, крайне незначительная опасность подвергнуться атакам иностранных разведок, но первоначально власти полагали, что смогут использовать для борьбы с ними пока еще сохранявшиеся дореволюционные военные структуры. Однако работавшие в их контрразведывательных подразделениях специалисты не вызывали у председателя ВЧК никакого доверия. В этом отношении он фактически продолжал линию Временного правительства на слом прежних контрразведывательных органов из-за небезосновательных подозрений в их причастности к политическому сыску. Однако если до октября 1917 года новая власть в основном убирала из оперативных органов жандармских офицеров и очищала их от иных контрреволюционных элементов, то при большевиках их ждала более плачевная участь. При этом речь шла исключительно об органах военной контрразведки, поскольку соответствующие структуры департамента полиции и корпуса жандармов были уничтожены еще ранее.
Первоначально организационная структура ВЧК была крайне примитивной, Всероссийская чрезвычайная комиссия состояла из трех основных подразделений:
— Информационного отдела (сбор политической и оперативной информации);
— Организационного отдела (организация борьбы с контрреволюцией по всей территории России);
— Отдела борьбы (непосредственная борьба с контрреволюцией и саботажем).
Однако такое решение оказалось неэффективным, и в результате ряда преобразований, начатых буквально через четыре дня после принятия решения о создании ВЧК, к весне 1918 года ее структура приобрела более усложненный вид:
— Председатель;
— Заместители председателя;
— Секретарь;
— Иногородний отдел;
— Отдел для борьбы с контрреволюцией;
— Отдел для борьбы с преступлениями по должности;
— Отдел для борьбы со спекуляцией;
— Информационное бюро.
Помимо перечисленных подразделений, в центральном аппарате ВЧК существовал ряд вспомогательных отделов: (хозяйственный, тюремный, связи, общий, комендантский, автомобильный и другие). Как видим, ни одно из подразделений не ведало контрразведывательной деятельностью. Несмотря на очевидно скептическое отношение большевистского руководства к этому направлению в рассматриваемый период, Дзержинский все же предпринял несколько попыток создать в составе подчиненного ему ведомства соответствующую службу.
ф. Э. Дзержинский
Первая из них относится к январю 1918 года, когда к председателю ВЧК обратился с письмом К. А. Шеваро-Войцицкий, специалист с почти десятилетним стажем работы в контрразведке и агентурной разведке, готовивший и забрасывавший агентуру в тыл германских войск и сам неоднократно участвовавший в “полевых” операциях. Перед революцией он занимал должность секретного сотрудника по особо важным поручениям при штабе дислоцировавшегося в Финляндии 42-го армейского корпуса и искренне желал помочь новой власти наладить работу в хорошо знакомой ему области. По предложению Шеваро-Войцицкого для ведения внешней и внутренней контрразведки в составе Чрезвычайной комиссии было организовано Контрразведывательное бюро (КРБ). Его 35 сотрудников приступили к проведению операций в Петрограде и Москве, а также с немалым профессионализмом попытались начать действовать в Финляндии. Однако уже в марте жизнь Шеваро-Войцицкого трагически оборвалась, а с ней прекратилось и само существование КРБ. Командир приданного бюро матросского отряда Поляков заподозрил своего начальника в контрреволюционной деятельности и без долгих проволочек приказал подчиненным расстрелять его. Судя по материалам этого дела, самоназначенный судья и палач просто не понял своим ограниченным умом, что работа контрразведки не заключается в обысках и расстрелах, и посчитал нюансы оперативной работы Шеваро-Войцицкого предательством интересов революции. Никаких убедительных доказательств своих утверждений он не привел, а подписи расстрелянного им начальника КРБ на протоколах допросов носят явные следы примитивной фальсификации. Тем не менее, дело спустили на тормозах, и Поляков не понес за свое самоуправство ни малейшего наказания.
Драматическая и недолгая история КРБ не отбила у чекистов желание участвовать в борьбе с иностранным шпионажем. Дальнейшие действия в этом направлении носили явственный отпечаток борьбы за власть двух правящих партий — большевиков и левых эсеров. В марте 1918 года заместитель председателя ВЧК В. А. Александрович (П. А. Дмитриевский) предложил создать контрразведывательное отделение при штабе так называемого Красно-Советского Финляндского отряда, контролировавшегося левыми эсерами и возглавлявшегося известным в будущем организатором июльского мятежа Д. И. Поповым. Однако эта идея встретила резкие возражения практически всех остальных членов Коллегии, и принятое по этому поводу постановление гласило: “Признать необходимым, чтобы борьба со шпионажем и контрразведка находились под наблюдением ВЧК”[78].
Эта фраза означала не только несогласие с идеей включения гражданской контрразведки в какую-либо иную структуру, но также и явное стремление поглотить военную контрразведку, натолкнувшееся, однако, на решительное противодействие Троцкого. После этого в конце мая 1918 года в ВЧК было организовано небольшое секретное Отделение по противодействию германскому шпионажу, причем не самостоятельное, а в составе Отдела по борьбе с контрреволюцией. Назначение его начальником двадцатилетнего по документам, а в действительности восемнадцатилетнего левого эсера Я. Г. Блюмкина можно объяснить лишь несерьезностью отношения к проблеме. Юный глава советской контрразведки был по натуре авантюристом и свою новую должность воспринял с восторгом. Он громко именовал подчиненную структуру “Отделением по борьбе с международным шпионажем” и сразу же бросился, по его собственному выражению, “опутывать сетями шпионажа” германское посольство.
Я. Г. Блюмкин
Вскоре Блюмкин сумел добыть подробный план его внутренних помещений, что, надо сказать, оказалось несложной задачей. Кроме того, он без особых хлопот завербовал бывшего австро-венгерского военнопленного, графа Роберта Мирбаха, приходившегося дальним родственником германскому послу Вильгельму фон Мирбаху. Начальник контрразведки весьма оптимистично надеялся через племянника воздействовать на дядю и манипулировать им в интересах революции. Но на этом этапе карьера Блюмкина потерпела крах из-за его характера, в котором безудержное хвастовство сплеталось со столь же безудержной жаждой власти. Однажды в ресторане в компании литераторов он заявил, что имеет право расстрелять любого человека, какого только пожелает. Находившийся с ним за одним столиком Осип Мандельштам не распознал блефа и фанфаронства и возмутился подобным произволом. Блюмкин попытался напугать его револьвером и пригрозил отомстить поэту, если тот кому-нибудь расскажет об этой неприглядной истории. Мандельштам не струсил и пожаловался своим знакомым видным большевикам Федору Раскольникову и его жене Ларисе Рейснер, а затем поэта пригласил к себе Дзержинский. После беседы с ним 1 июля 1918 года “Железный Феликс” немедленно закрыл Отделение по противодействию германскому шпионажу, оставив Блюмкина без должности. Следует отметить, что для бывшего первого руководителя контрразведки ВЧК это уже не имело никакого значения, поскольку через пять дней вместе с другим левым эсером, фотографом ВЧК Н. А. Андреевым, он убил немецкого посла с целью срыва Брестского мира и повторного втягивания России в войну с Германией. Так бесславно закончилась история этого органа гражданской контрразведки, самого же Блюмкина еще ждала короткая, но яркая карьера во внешней разведке. Главным приоритетом основной советской секретной службы отныне и на долгое время стала борьба с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, то есть проблемы не контрразведки, а политической полиции. Принятая в основе на 2-й Всероссийской конференции Чрезвычайных комиссий и окончательно отредактированная ВЧК 1 декабря 1918 года “Инструкция Чрезвычайным Комиссиям на местах” гласила:
Граф Роберт Мирбах
“В задачи комиссии входит следующее:
а) Беспощадная борьба с контрреволюцией, преступлениями по должности и спекуляцией наличными силами, которые имеются в распоряжении Комиссии.
б) Наблюдение за местной буржуазией и за направлением в ее среде контрреволюционной работы.
в) Доведение до сведения местной и центральной власти о совершающихся беспорядках и злоупотреблениях и пресечении их.
г) Производство дознаний по государственным преступлениям.
д) Производство исследований в порядке чрезвычайного положения.
е) Наблюдение за лицами, проезжающими через границу.
ж) Наблюдение за иностранными разведчиками.
з) Розыск и наблюдение за лицами, укрывающимися от властей.
и) Участие в сохранении общественного спокойствия, при отсутствии чинов милиции и содействие последней в восстановлении нарушенного Революционного Порядка.
к) Выполнение поручений в высших губернских Советских органах по производству дознаний о преступлениях, когда будет признано необходимым.
л) Участие в некоторых нужных для борьбы совещаниях.
м) Наблюдение и регистрация всех проезжающих через границу и тщательная проверка документов на право въезда и выезда и т. п.
н) Строжайшее наблюдение за проведением в жизнь декретов и распоряжений Советской власти [79].
Совершенно очевидно, что в приведенном обширном списке задач контрразведка занимала явно третьестепенное место, не говоря уже о том, что даже сама ее задача формулировалась крайне узко, и это при том, что в 1918 году Россия представляла собой благодатное поле для деятельности иностранных разведок. Вначале наиболее свободно там чувствовали себя секретные службы недавних союзников по Антанте, пока еще сохранявшие свои дипломатические представительства и военные миссии в Петрограде и Москве, под прикрытием которых работали “легальные” резидентуры. Правительства Франции, Великобритании и США еще рассчитывали побудить Россию продолжить войну с Германией и поэтому готовы были простить союзнице предательство, при условии, что оно окажется временным. Их надежд не поколебал даже Брестский мир. Более того, он усилил расчеты на то, что великая страна не потерпит столь позорное перемирие и непременно разорвет его в ближайшее же время, поэтому резидентуры бывших союзных держав в основном побуждали большевиков возобновить боевые действия и вели против Германии тайную войну. Ни о каких операциях по свержению советской власти первоначально не было и речи. Более того, французская военная миссия, например, продолжала направлять российским коллегам разведывательные сводки вплоть до конца июля 1918 года.
Позиции немцев в России многократно усилились после прибытия в Москву посольства под руководством графа фон Мирбаха. Германская разведка, ранее работавшая лишь с нелегальных позиций, получила мощную поддержку и значительно укрепила свою инфраструктуру. Разведывательный отдел ШБ Большого генерального штаба назначил “легальным” резидентом Рудольфа Бауэра, но подлинным руководителем операций являлся первый советник посольства доктор Карл Рицлер. Брестский мир в корне изменил прежнюю стратегию Берлина по отношению к Советской России, поскольку немцы сумели вывести из войны мощного противника и менее всего желали нанести ущерб правительству большевиков. Они отчетливо понимали, что любая другая партия немедленно разорвет кабальные условия мирного договора, а страны Антанты всецело и с охотой поддержат ее. Даже входившие в коалиционное правительство левые эсеры своей важнейшей задачей полагали борьбу с Германией, не говоря уже об оппозиционных силах. С каждым днем контакты немцев с большевиками крепли, тогда как эсеры с такой же интенсивностью пытались бороться с этим явлением. Отсюда вытекало еще одно направление деятельности московской резидентуры отдела ШБ — дискредитация партии левых эсеров в глазах большевиков.
Союзники же, наоборот, всемерно поддерживали вторую партию в правящей коалиции и весной 1918 года успешно провели для укрепления ее позиций сложную дезинформационную операцию. Они подбросили немецкой разведке правдоподобные данные о левоэсеровской организации “Союз союзников”, якобы ставившей своей задачей убийство германского посла, о чем советник Рицлер немедленно сообщил Дзержинскому. Председатель ВЧК мобилизовал на раскрытие заговора все силы своего ведомства. Однако очень скоро стало ясно, что явки, шифры, конспиративные адреса и прочие непременные атрибуты подпольной деятельности являются лишь плодом чьей-то фантазии, и нескольких арестованных по этому делу пришлось с извинениями отпустить. Заговор оказался фикцией, разработанной сотрудником резидентуры французской разведки капитаном Лораном для прикрытия действительной подготовки к покушению на германского посла, которое, как известно, произошло 6 июля 1918 года. А 30 июля левые эсеры Б. Донской и И. Каховская осуществили второй масштабный террористический акт, убив верховного руководителя германской администрации на Украине генерала-фельдмаршала Германа фон Эйхгорна и его адъютанта. Союзники надеялись, что хотя бы после этого терпение немцев иссякнет, однако ошиблись. Положение на их фронтах было уже столь сложным, что Германия не могла позволить себе роскошь нарушить мир на Востоке, откуда она за бесценок черпала столь необходимые ей сырьевые ресурсы.
Тем временем резидентуры разведывательных служб стран Антанты в России активизировали диверсионную работу против германской армии. Французскую военную миссию возглавлял генерал Альфред Лавернь, имевший в подчинении оперативных работников капитана 3-го, впоследствии 2-го ранга Марселя-Мари-Анри де Вертемона (“Мсье Анри”, встречаются также написания Вертамон и Вертимон) и капитана, затем майора Лорана. Первого из них зачастую ошибочно считают разведчиком, однако в действительности он руководил исключительно диверсионными операциями, в частности, уничтожением в украинских элеваторах предназначенных для отправки в Германию запасов зерна. Позднее капитан 2-го ранга устанавливал контакт с командованием мятежного чехословацкого корпуса, работал с Колчаком и Савинковым и помогал в осуществлении некоторых политических акций. После ликвидации так называемого “заговора послов” все французские разведчики вместе с консулом Гренаром успели укрыться на территории норвежского посольства и благополучно ускользнули от ареста. Впоследствии де Вертемон отошел от тайных операций и мирно жил во Франции, а закончил свои дни в Париже в 1963 году под колесами случайного грузовика.
Французы работали профессионально, без шумных скандалов, не красящих никакую разведку, зато у англичан дела обстояли совершенно иначе. В соответствии с указаниями британского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа, СИС организовала в России работу нескольких довольно крупных агентов, которыми руководил из Риги главный резидент Эрнст Бойс. Первым из них и самым активным можно считать фанатичного антикоммуниста Сиднея Рейли, полагавшего борьбу с большевизмом своим священным долгом и высшим предназначением. О своих противниках он отзывался в стиле, редко встречающемся в оперативных документах: “Отвратительная раковая опухоль, поражающая самую основу цивилизации… То, что происходит здесь, сейчас, гораздо важнее любой войны, которую когда-либо вело человечество. Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена… Существует лишь один враг. Человечество должно объединиться в священный союз против этого полночного ужаса”[80]. Спору нет, неприглядных картин большевистский режим являл вполне достаточно, но столь фанатичная предубежденность не позволяла разведчику адекватно воспринимать окружающую действительность, что в оперативной работе представляет собой один из самых серьезных пороков. Убежденность в дьявольской силе и могуществе большевиков парадоксальным образом сочеталась у Рейли с верой в возможность свержения их режима горсткой решительных людей, и в 1918 году он действительно попытался это осуществить, организовав известный “заговор Локкарта”, или “заговор латышских стрелков”. До сих пор неясно, на какой стадии его подготовки к делу подключилась ВЧК, подставившая Рейли под видом контрреволюционно настроенных латышских командиров своих сотрудников Яна Буйкиса и Яна Спрогиса. Заговор провалился с большим шумом, а сам разведчик успел бежать, однако суд заочно вынес ему смертный приговор, подлежавший исполнению при первой же поимке разведчика в пределах РСФСР. Именно это и произошло в 1925 году.
Другим крупным британским агентом являлся Джордж Хилл, личность более уравновешенная и менее фанатичная, чем Рейли. Собственно, и задачи он имел иные и вполне конкретные. Прежде всего, Хилл должен был всемерно препятствовать заключению сепаратного мира Советской России с Германией, а также веста разведывательную, контрразведывательную и диверсионную работу против немецкой агентуры в России и на оккупированных территориях. Эта деятельность относилась к тому недолгому периоду, когда Великобритания еще не совершала враждебных действий протав большевиков, а надеялась на сохранение нормальных союзнических отношений, и главная задача агента состояла в том, чтобы любой ценой заставить Россию продолжать войну против Германии. При этом Хилл не имел абсолютно никаких идеологических пристрастий, ему было совершенно все равно, какая именно партия находится у власти, лишь бы ее линия соответствовала британским интересам. Хилл стал у Троцкого советником и помогал ему организовывать военно-воздушные силы, но, как позднее утверждал в мемуарах, он также содействовал большевикам и в оперативных вопросах: “Во-первых, я взялся помочь большевистскому генштабу организовать разведслужбу с целью помочь установить нумерацию германских полков и наладить слежку за переброской войск.
Джордж Хилл
Через несколько недель у нас была хорошо организованная сеть агентуры, действующая на территории, оккупированной австро-германской армией <…>
Во-вторых, я организовал большевистскую службу контрразведки, чтобы следить за германскими спецслужбами и их деятельностью в Москве и Петрограде. Наша служба перехвата работала хорошо; мы дешифровывали германские шифры, вскрывали письма и знакомились почти со всей германской корреспонденцией, не будучи даже заподозренными в этом”[81].
Официальные советские источники умалчивали об этой стороне его деятельности, а реальные достижения Хилла оказались не столь масштабны. Он и в самом деле организовал небольшую секретную службу, но это была всего лишь параллельная с официальным Военконтролем личная контрразведка Троцкого. Несколько месяцев спустя наркомвоен вынужден был расстаться с ней по прямому указанию Ленина, в свою очередь, уступившего требованиям немцев. Дело в том, что Хилл действительно создал собственную направленную против Германии разведывательную сеть на оккупированной ее войсками территории, в частности, на Украине, где очень обозлил немцев диверсионными операциями группы своих агентов. Во избежание срыва Брестского мира Троцкий вынужден был отдать приказ об аресте своего советника, однако тот перешел на нелегальное положение и осенью 1918 года сумел сбежать в Финляндию, а оттуда и в Британию. После побега он был представлен Черчиллем королю, долго болел, но сумел полностью оправиться, в 1920 году получил рыцарское достоинство, продолжил работу в разведке, а в середине 1920-х годов был уволен. В 1939 году Хилл вновь возвратился в мир секретных служб и в период Второй мировой войны в звании бригадного генерала работал в СССР в качестве официального представителя Исполнительного органа специальных операций (СОЕ). Его богатая приключениями жизнь оборвалась в 1967 году, когда в возрасте 74 лет он скончался у себя на родине.
Оба упомянутых разведчика в 1918 году покинули РСФСР, однако в течение всего следующего года в стране действовал еще один нелегал СИС Пол Дюкс (СТ-25), в совершенстве владевший русским языком и проникший на советскую территорию из Финляндии с удостоверением на имя сотрудника ЧК Иосифа Ильича Афиренко.
Пол Дюкс и его четыре маскировки:
Александр Маркович
Иосиф Афиренко
Александр Банкау
Сергей Ильин
Дюкс имел документы и соответствующие им легенды почти на два десятка имен, причем по одному из них являлся членом РКП (6) и даже принимал участие в заседаниях Петроградского Совета. Он создал разветвленный агентурный аппарат, но черпал информацию также и из случайных разговоров, уличных встреч, газетных объявлений и прочих аналогичных источников. СТ-25 отправлял в Лондон довольно объективные оценки, содержавшие как секретные данные, так и общие сведения о настроениях людей, о динамике цен на продукты и иных элементах обстановки в стране. Полученные донесения он переправлял в центр со связниками, которыми в основном являлись бежавшие от большевиков офицеры. После ужесточения пограничного контроля англичане использовали для курьерской связи базировавшиеся в финском порту Териоки торпедные катера, и до самого замерзания Финского залива Дюкс выходил на встречу с ними в весельной лодке. Разведчик знал, что ВЧК постоянно разыскивает его, и поэтому ему приходилось раз за разом отказываться от очередных документов прикрытия, случалось и ночевать на промерзших чердаках, в товарных вагонах, в кладбищенских склепах. В конечном счете у СТ-25 осталось единственное прикрытие шофера в одном из армейских учреждений, но и там начальник предупредил его о скорой отправке на фронт. Тогда Дюкс бросил своих агентов на произвол судьбы, пересек латвийскую границу и вернулся в Лондон, а его сеть вскоре разгромила ВЧК.
Особняком среди перечисленных лиц стоит Роберт Брюс Локкарт, который, строго говоря, разведчиком не являлся. Блестящий молодой человек, еще в 1911 году назначенный на пост вице-консула в Москве, после революции исполнял обязанности так называемого “официального британского агента” в России, то есть своего рода посла в непризнанном государстве. Этот пост обозначал некий промежуточный статус взаимоотношений между полным непризнанием и полным признанием. Взгляд Локкарта на проблему большевизма в России первоначально свидетельствовал о здравомыслии и неприятии авантюрных попыток свержения коммунистов. Он осознавал, что вопрос далеко не исчерпывается личностями кремлевских руководителей, и что его корни находятся намного глубже: “Я не мог инстинктивно не понимать, что за их мирной программой и фанатичной экономической программой стояли идеалистические идеи коммунизма, поднимавшие их значительно выше обычного движения люмпенов, ведомого германскими агентами”[82]. Нажив себе массу недоброжелателей в Форин офис и СИС, он постоянно повторял: “Покупка информации толкает на ее придумывание. Но даже выдуманные сведения менее опасны, чем честные доклады людей несомненно храбрых и одаренных лингвистическими способностями, но не умеющих формировать надежное политическое суждение”[83]. Давление обстоятельств заставило Локкарта погрузиться в печально знаменитый “заговор послов”, о котором еще недавно, казалось, было известно все, а теперь выяснилось, что провести грань между фактами и вымыслом, между заговором и его провокацией практически не представляется возможным. Неясно, как на самом деле британский военно-морской атташе и резидент морской разведки Френсис Кроми установил контакт с латышскими командирами, при чем здесь покушения на Урицкого и Ленина, кто и из какого оружия стрелял в председателя Совнаркома и так далее. Как бы то ни было, в итоге этих событий 31 августа 1918 года в Петрограде и 1 сентября в Москве произошел штурм иностранных посольств, состоялись повальные обыски, облавы и аресты. Все подданные бывших союзных держав мужского пола в возрасте от 17 до 48 лет, кроме “стоящих на советской платформе рабочих”, были интернированы, при этом, как уже указывалось, французские разведчики и дипломаты успели укрыться на территории норвежской миссии, а Локкарт попал в тюрьму, откуда его вскоре выпустили и выслали на родину. Во время Второй мировой войны он возвратился в мир тайных операций и возглавил Исполнительный орган политической войны (ПВЕ). Скончался Локкарт в 1970 году в Лондоне в преклонном 83-летнем возрасте.
Для РСФСР последствия заговора оказались куда масштабнее и плачевнее, чем могли даже надеяться англичане и французы, но в совершенно иной и неожиданной для них области. Большевики провозгласили “красный террор” и не солгали — террор действительно начался, и именно отсюда берут начало истоки могущества советских органов государственной безопасности. Теоретически это обосновал начальник Оперативного отдела ВЧК М. Я. Лацис: “Контрреволюция развивается везде, во всех сферах нашей жизни, она проявляется в самых различных формах, поэтому очевидно, что нет такой области, куда не должна вмешиваться ЧК”[84]. Он же в качестве председателя ЧК на восточном внутреннем (чехословацком) фронте опубликовал в журнале “Красный террор” шокировавшее даже многих коммунистов известное суждение: “…мы искали улик против отдельных личностей из буржуазии, когда виноват весь класс, вся буржуазия. <…> Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс. <…> Не ищите в деле обвинительных улик в том, восстал ли он (подсудимый — И. Л.) против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эта вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть красного террора”[85]. Другим долгосрочным следствием описанных событий явилось прочно укоренившееся недоверие к политике Лондона, в особенности к действиям секретной службы. Советское правительство совершенно справедливо считало в тот период Великобританию своим главным врагом, однако страх перед коварной и всепроникающей СИС далеко опережал ее фактическую, часто удручающе низкую эффективность.
Интересно, что первую действительно направленную конкретно против советской власти разведывательную организацию создали, как ни странно, американцы. “Информационное бюро” при консульстве США, которое возглавил подданный Соединенных Штатов, по происхождению наполовину русский, наполовину грек Ксенофон Каламатиано, существовало легально, однако сбор открытой информации для прессы лишь прикрывал разведывательную деятельность этой, по сути, резидентуры. Ее работа в пользу американцев, англичан и отчасти французов длилась недолго. Каламатиано был коммерсантом, а не профессиональным разведчиком, и допустил массу дилетантских ошибок, так что довольно скоро его раскрыла и арестовала еще совсем неопытная ВЧК. Американца приговорили к расстрелу и продержали в тюрьме с 1919 по 1921 год. Там он едва не умер от холода и голода, а заместитель председателя и член Коллегии ВЧК Петерс даже лично инсценировал его расстрел, но в итоге Каламатиано освободили в обмен на несколько вагонов продовольствия. Он не был сломлен морально и попытался продолжить разведывательную деятельность, однако в начале 1923 года на охоте отморозил себе пальцы ног и слишком поздно обратился за медицинской помощью. Началась гангрена, от которой его не спасла запоздалая ампутация, и в ноябре того же года Каламатиано скончался.
Ксенофон Каламатиано
В “заговоре послов”, кроме Локкарта, участвовали представители Франции и Соединенных Штатов. Это послужило причиной возникновения и утверждения теории “общего заговора” Антанты против советской власти, причем совершенно не пропагандистской, а принятой к практическому руководству. Ее авторы явно слабо ориентировались в международных отношениях, ибо никогда государства со столь несовпадающими интересами не смогли бы придти к глубокому и скоординированному взаимодействию в области тайных операций против любого общего врага. Тем не менее, ВЧК начала быстрыми темпами укреплять свой контрразведывательный аппарат, хотя главной задачей секретной службы по-прежнему оставалось противодействие внутренней угрозе. Для более эффективной работы вдали от столицы 18 марта 1918 года было принято обращение ко всем Советам на местах с предложением образовать соответствующие (губернские и уездные) чрезвычайные комиссии. Уже к апрелю территориальные ЧК возникли в Петрограде, Нижнем Новгороде, Омске, Симбирске, Туле, Вятке, Орле, Астрахани и нескольких городах Кубани. Их типовая внутренняя структура состояла из следственной комиссии, секретной части, отдела по борьбе с контрреволюцией и отдела по борьбе со спекуляцией. 11 июня 1918 года на 1-й Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией было принято важное постановление: “1) Взять на себя на всей территории республики всю тяжесть беспощадной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией, злоупотреблениями по должности и 2) предложить Совнаркому передать охрану всей железнодорожной сети в надежные руки Чрезвычайных Комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией.
Для такой борьбы и охраны железных дорог Всероссийская Конференция находит необходимым:
1) организовать при каждом Областном, Губернском Совдепе, а также при крупных уездных Совдепах, узловых железнодорожных центрах, крупных портах, в пограничной полосе — стройную сеть Чрезвычайных Комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией.
Примечание: там, где организовывать комиссии нельзя или не нужно, как, например, при волостных, малых уездных Совдепах, шоссейных, пограничных проездах и т. п., Чрезвычайными комиссиями ставятся комиссары для той же цели”[86]. В результате к концу 1918 года в стране появилось 40 губернских и 365 уездных ЧК, внутренняя структура которых приблизительно соответствовала структуре ВЧК. Однако вскоре уездные ЧК были упразднены. Причинами этого явились низкий уровень квалификации их работников, использование аппарата ЧК местным руководством в личных целях и даже участие оперативного состава в уголовных преступлениях. Взамен в уездах вначале появились уполномоченные губернских ЧК, а позднее их место заняли политические бюро в составе уездной милиции. Эти органы возглавлял заместитель начальника милиции, но в оперативном отношении они подчинялись ЧК, имевшей в каждом бюро своего представителя. С 19 декабря 1921 года статус уездных Политбюро был повышен, они стали самостоятельными отделами уисполкомов.
Имевшихся у ВЧК сил и средств было недостаточно для эффективного выполнения репрессивных задач, поэтому 10 (23) декабря 1917 года Коллегия ВЧК на одном из своих заседаний рассмотрела вопрос “О вооруженной силе” и обратилась к Совнаркому за содействием в этом вопросе. Постановление СНК от 14 января 1918 года законодательно предоставило ВЧК право организовывать специальные отряды, а 7 марта Коллегия ВЧК предложила территориальным органам формировать аналогичные подразделения в своем составе. Гражданское ведомство обзавелось собственными вооруженными силами, а с июня 1918 года все разрозненные отряды в центре и на местах были сведены в Корпус войск ЧК. К моменту образования он насчитывал 35 батальонов штатной численностью по 750 человек с пулеметами и артиллерией, в основном расквартированных в местах наиболее активного противодействия новой власти.
Совершенно не столь однозначно решался вопрос о военной контрразведке. Как известно, в период с ноября 1917 по начало 1918 года ее осуществляли осколки прежнего контрразведывательного аппарата. Они переименовывались, переподчинялись, при этом все более теряя рычаги контроля за ситуацией, и постоянно проверялись на лояльность. 15 декабря 1917 года исполняющий обязанности верховного главнокомандующего А. Ф. Мясников издал приказ, декларировавший необходимость существенно сократить контрразведку в условиях заключенного перемирия. В результате ее аппараты в войсках были свернуты, в штабах корпусов насчитывалось по 15 контрразведчиков, в штабах армий и фронтов — по 20, включая технических работников и обслуживающий персонал. В январе 1918 года контрразведывательная служба приказом наркома по военным и морским делам П. Е. Дыбенко была срочно переименована в Службу военного контроля (Военконтроль). Причиной этого стал ряд неприятных инцидентов с малограмотными, но сверхбдительными солдатами и матросами, у которых аббревиатура КР в документах оперативных сотрудников регулярно вызывала у ассоциации с контрреволюцией. 15 апреля 1918 года местные отделения контрразведки были распущены ввиду ликвидации прежней системы военного управления. Ее центральный аппарат сохранился в сильно урезанном виде в качестве Особого отделения Регистрационной службы Военно-статистического отдела (ВСО) Всеросглавштаба (ВГШ), в мае 1918 года заменившего ликвидированное Главное управление генштаба. Совершенно очевидно, что столь низкий статус в сочетании с фактическим отсутствием финансирования, катастрофическим сокращением штатов и практической ликвидацией местных органов оставил страну беззащитной перед иностранной агентурой.
Попытку сохранить контрразведку предпринял военный руководитель Высшего военного совета (ВВС) М. Д. Бонч-Бруевич, брат упоминавшегося управляющего делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича. 13 апреля 1918 года он обязал военруков участков Завесы[87]организовать систему противодействия агентурным устремлениям противника. В начале мая он распорядился организационно оформить группы занятых этой работой военнослужащих в Отделения по борьбе со шпионажем (ОБШ) и комплектовать их штаты исключительно офицерами службы генерального штаба с опытом работы в контрразведке. Столь жесткие критерии отбора привели к тому, что соответствующих им людей оказалось практически невозможно отыскать. В результате деятельность контрразведывательного подразделения ВВС фактически свелась к разработке некоторых документов и поддержанию связи ОБШ участков Завесы с Всеросглавштабом.
Нелепость подобного положения вскоре стала очевидной, и военное командование приняло меры к ликвидации децентрализованности контрразведывательных органов Красной Армии. В конце мая 1918 года все они были сведены воедино в Отделение военного контроля (ОВК) в составе Оперативного отдела Наркомата по военным делам во главе с Максом Тракманом, а затем Вилли Штейнгартом. С 3 октября 1918 года ОВК получил статус Отдела военного контроля Наркомвоена, а ноябре 1918 года и ОВК, и периферийные органы военной контрразведки были окончательно централизованы и включены в состав Регистрационного управления Полевого штаба Революционного военного совета Республики (РВСР) на правах его 1-го отдела. Однако продлилось это недолго, и вскоре Военконтроль выделен из Региструпра в качестве самостоятельного подразделения штаба со штатной численностью 157 человек. Оперативной работой в нем руководила Активная часть, на первом этапе действовавшая только в Москве, но позднее распространившая свои операции и на провинцию через периферийные бюро Военконтроля в военных округах и на фронтах.
К рассматриваемому времени Гражданская война уже началась, и необходимость контрразведывательного обеспечения войск и прифронтовой полосы уже перестала вызывать сомнения даже у самых ортодоксальных противников оперативной работы. Правда, основным противником в данном случае являлись не иностранные разведки, а спецслужбы внутренних оппонентов, что не могло не создать весьма специфическую ситуацию. Как известно, октябрьский переворот, как его именовали сами большевики, вызывал симпатии далеко не у всех граждан России, и немало из них активно боролись за свержение советской власти. Не составляли исключения и органы военной контрразведки, в значительной степени засоренные противниками режима. Первым сигналом тревоги прозвучало дело подпольной организации “ОК”, в которую входил ряд сотрудников Военно-морского контроля (ВМК) и Регистрационной службы морского генерального штаба (МГШ). Она была совершенно случайно раскрыта на рубеже 1917 и 1918 годов, а ее руководители Р. А. Окерлунд и начальник ВМК А. К. Абрамович были расстреляны. В результате принятых мер по очистке морской контрразведки от контрреволюционных элементов 25 января 1918 года Петроградское морское контрразведывательное отделение и контрразведку Балтфлота ликвидировали, а их задачи передали Отделению военного контроля в Гельсингфорсе, где пока еще базировались основные силы флота. Именно его вместе с другими структурами контрразведки в столице Финляндии позднее негласно проверял первый закордонный агент-нелегал ВЧК А. Ф. Филиппов (“Арский”), в результате чего они были фактически распущены и воссозданы лишь в Петрограде в октябре 1919 года. Обстановка в Военконтроле была не столь скандальной, но, вне сомнения, из-за антисоветских убеждений многих ее сотрудников военная контрразведка в данном виде никак не могла считаться опорой власти, тем более в условиях гражданской войны. Кроме того, сотрудники Военконтроля, как правило, сосредоточивались исключительно на классической борьбе со шпионажем и совершенно не желали участвовать в борьбе с контрреволюцией, полагая ее несвойственной им задачей. Первым на это обратил внимание член ВЦИК В. И. Кингисепп, указывавший в своей докладной записке в ВЦИК, СНК, РВСР и ВЧК: “С тех пор, как изменился характер войны, с тех пор, как она стала гражданской войной, трудно и даже невозможно отличить шпионаж от контрреволюционных действий”[88]. В создавшейся ситуации это было полностью справедливо и не могло не вызывать тревогу. Нелояльная секретная служба смертельно опасна для любого правительства, поэтому для борьбы с контрреволюцией и не в последнюю очередь для надзора за Военконтролем ВЧК получила указание о создании фронтовых чрезвычайных комиссий, некоторое время работавших в контакте с Иногородним отделом ВЧК. Первая из них была сформирована в соответствии с постановлением СНК РСФСР от 16 июля 1918 года об образовании Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте с подчинением ей всех ЧК прифронтовой полосы. Ее создание было поручено Лацису. Опыт сочли положительным, и 28 ноября 1918 года в постановление 2-й Всероссийской конференции Чрезвычайных комиссий был включен специальный пункт: “Принимая во внимание необходимость обеспечения Красной армии от всяких попыток контрреволюционеров к провокационным выступлениям, могущим повредить делу защиты РСФСР, 2-я Всероссийская Конференция Чрезвычайных Комиссий постановляет: организовать при всех фронтах и армиях в действующей армии фронтовые и армейские ЧК и предоставить им право назначения отдельных комиссаров для этой цели в ту или иную воинскую часть”[89].
М. Я. Лацис
Чекисты и ранее подбирались к контролю над армией, при этом менее всего интересуясь борьбой со шпионажем. Еще в марте 1918 года, после рассмотрения вопроса о Региструпре на VII съезде РКП (б), было принято решение изъять из него контрразведку и подчинить ее напрямую совместно Управлению делами РВСР и ВЧК. С этого момента советская военная разведка и контрразведка уже никогда более не объединялись в едином органе. 9 апреля 1918 года Президиум ВЧК поручил одному из отделений Отдела по борьбе с контрреволюцией заняться проведением контрразведывательных мероприятий в военной среде, под которыми в действительности подразумевался контроль за благонадежностью войск, однако на этом этапе дальше пожеланий дело не продвинулось. Одновременно ВЧК пыталась не только внедриться в РККА, но и поглотить существовавшую структуру военной контрразведки. Данный процесс имел объективную основу, поскольку содержание двух параллельных аппаратов для обеспечения безопасности войск являлось действительно непозволительной роскошью. К концу 1918 года это стало очевидным и для чекистов, и для военных. В принципе, и у РВСР и Наркомвоена, и у ВЧК отсутствовали сомнения в целесообразности объединения органов военной контрразведки, однако было пока неясно, кому она будет подчиняться.
Начался постепенный процесс внедрения органов госбезопасности в армейскую среду. Военное руководство на данном этапе не слишком возражало против такого процесса, поскольку и РВСР, и ВЧК выполняли одну принципиальную задачу — защиту завоеванной власти. Для выработки совместной линии действий 12 ноября 1918 года члены Реввоенсовета республики С. И. Аралов и А. П. Розенгольц провели совещание с Ф. Э. Дзержинским и достигли договоренности о необходимости слияния подчиненных им оперативных аппаратов в единый Особый отдел с задачами ведения агентурной разведки, контрразведки и выявления контрреволюционеров в армии и на флоте. Вопрос подчиненности новой структуры на этом совещании не обсуждался. Тогда же было решено создать совместную комиссию для реорганизации Военконтроля и армейских ЧК. Однако в спокойный процесс слияния вмешался член Коллегии ВЧК Лацис, внезапно даже для Дзержинского совершивший ряд шумных и демонстрационных действий, в том числе в прессе, направленных на дискредитацию и ликвидацию аппарата ОВК. Не исключено, что именно это и вызвало возникновение первой трещины между армейскими и чекистскими руководителями. И хотя Коллегия ВЧК, а также Бюро ЦК РКП (б) осудили действия Лациса и приняли решение о недопустимости использования его в дальнейшем в сфере обеспечения безопасности армии, свою негативную роль он уже сыграл.
Несмотря на неожиданно возникшие разногласия, проблему объединения Военконтроля и ЧК следовало решать без задержки. В связи с этим 19 декабря 1918 года Бюро ЦК РКП (б) приняло решение о чистке штата Военконтроля и объединении его с Военным отделом ВЧК и фронтовыми чрезвычайными комиссиями. Для облегчения слияния возглавлявшего Военный отдел ВЧК М. С. Кедрова рекомендовали на параллельный пост заведующего Военконтролем. Активную часть ОВК возглавил Артузов. Вскоре военные и чекисты пришли к окончательному решению, и 4 января 1919 года Кедров издал приказ № 1 по Особому отделу с предложением без промедления приступить к слиянию фронтовых, окружных[90] и губернских военных отделов местных ЧК с аппаратами Военконтроля для образования системы местных Особых отделов. Уже 3 февраля 1919 года новая структура была утверждена постановлением ВЦИК, в котором она именовалась Особым отделом (00) при ВЧК[91] с функциями защиты власти, обеспечения безопасности революционных завоеваний и лишь в третью очередь — контрразведки. Совместно подписанное РВСР и ВЧК Положение при особых отделах при ВЧК и губчека гласило:
“1. Борьба с контрреволюцией и шпионажем в армии и флоте возлагается на Особый отдел при ВЧК.
2. Общее руководство вышеуказанной борьбой возлагается на ВЧК, которая через свой Особый отдел руководит работой местных Особых отделов, контролирует их деятельность и руководит работой агентуры за границей[92], в оккупированных иностранными державами и занятыми белогвардейцами областях.
3. Особый отдел ВЧК вместе с тем непосредственно под контролем Реввоенсовета Республики выполняет все его задания”[93].
Вскоре Особые отделы были организованы при фронтах, армиях и губернских ЧК, в дивизиях появились Особые отделения, а в прифронтовой полосе, ближнем тылу и узловых точках сухопутных и водных коммуникаций возникли Особые военно-контрольные пункты. Таким образом, сложились две параллельные структуры контрразведки: территориальная и военная. Первоначально аппарат Особого отдела ВЧК состоял из следующих подразделений:
— Общее отделение;
— Оперативное отделение;
— Активное отделение;
— Следственное отделение;
— Организационно-инспекторское отделение.
Территориальные и войсковые органы Особого отдела выглядели несколько иначе. По состоянию на 3 января 1919 года они состояли из Общего и Активного отделений, но уже через две недели, с 17 января, приобрели новое построение:
— Активная часть;
— Организационно-инспекторская часть;
— Хозяйственная часть;
— Секретариат;
— Следственная часть (добавлена в конце января).
В дальнейшем структура как губернских, так и фронтовых и армейских Особых отделов неоднократно изменялась.
Особым отделам была всегда присуща тенденция к автономии, которая периодически проявлялась вплоть до стремления отделиться от ВЧК и стать параллельным ей независимым органом. Уже в момент создания они занимали в структуре ВЧК особое положение и действовали как самостоятельное ведомство, притом зачастую более влиятельное, чем “материнская” структура. Полпред ВЧК в Туркестане Петерс 27 августа 1920 года докладывал: “Положение такое, что 00 не существуют при ЧК в областях и уездах и не исполняют своих прямых задач, намеченных для них ВЧК, а ЧК существуют при особых отделах”[94]. Это крайне тревожило руководство госбезопасности, отчетливо ощущавшее опасность упразднения системы ВЧК, в особенности на фоне растущего недовольства чрезвычайным характером ее деятельности. Президиум ВЧК акцентировал подчиненность губернских Особых отделов губернским ЧК, но ситуацию это не исправило, более того, усилило определенный антагонизм внутри территориальных органов госбезопасности. До февраля 1920 года Особые отделы даже на уровне губчека имели собственные печати и бланки ордеров на право обысков и ареста. После ликвидации в том же месяце следственного аппарата ВЧК особисты сохранили его в своей структуре. 00 не зависели от коллег даже в поддержке силовыми подразделениями, поскольку 9 сентября 1919 года получили право создавать собственные отряды особого назначения. Более того, они располагали существенно более широкими полномочиями применения смертной казни, даже после ее формальной отмены 17 февраля 1920 года. Следует отметить заметную неравноправность войсковых и территориальных Особых отделов. Например, одновременно с лишением 00 губчека прав на собственные бланки, печать и ордера таковые сохранялись за военной контрразведкой вплоть до уровня дивизионных Особых отделений.
Сложившаяся ситуация привела к оттоку мало-мальски подготовленных кадров чекистов из территориальных органов в систему фронтовых и армейских Особых отделов. В результате губернские ЧК практически полностью лишились специалистов по фактически изъятой из их ведения контрразведывательной работе. После окончательно оформившегося разделения контрразведки на военную и территориальную первая из них явно превалировала над второй, не только из-за того, что вражеским шпионаж затрагивал в основном и прежде всего войска и относившиеся к ним объекты, но и ввиду широкого распространения военного положения по территории страны. Поскольку особисты в первую очередь занимались армией, в системе государственной безопасности образовалось множество прорех. В особенности остро это ощущалось в прифронтовых районах, поэтому декрет ВЦИК от 20 июня 1919 года ужесточил систему наказаний. В местностях, объявленных на военном положении, ВЧК и губернские ЧК получили право применять санкции за следующие доказанные преступления против государства и общества, а также против граждан:
1) Принадлежность к контрреволюционной организации, участие в заговоре против советской власти.
2) Государственная измена, шпионаж, укрывательство изменников и шпионов.
3) Сокрытие в контрреволюционных целях боевого оружия.
4) Подделка денежных знаков, подлог документов в контрреволюционных целях.
5) Участие в поджогах и взрывах в контрреволюционных целях.
6) Умышленное уничтожение или повреждение железнодорожных путей, мостов, других сооружений, телефонного и телефонного сообщения, складов воинского вооружения, снаряжения, продовольственных и фуражных запасов.
7) Бандитизм (участие в шайке, составившейся для убийства и грабежей, пособничество и укрывательство такой шайки).
8) Разбой и вооруженный грабеж.
9) Взлом советских и общественных складов, магазинов с целью хищения.
10) Незаконная торговля кокаином.
Очевидно, что поставленные перед органами безопасности задачи были самыми разнородными, причем в существенной части традиционно относившимися к компетенции органов охраны правопорядка. Их невозможно было решить без соответствующего приспособления внутренней структуры ВЧК, и делать это следовало незамедлительно. Однако реформам всячески препятствовал заведующий Особым отделом Кедров, упорно и последовательно проводивший линию на отделение подчиненной ему структуры от общей системы госбезопасности. Во всех документах он именовал себя не управляющим, а председателем 00 при ВЧК и постоянно подчеркивал свою независимость. Однако Кедров не ориентировался и на военное ведомство, в котором вскоре снискал ненависть своей необычно высокой конфликтностью и приверженностью к репрессивным методам. Весьма быстро выявилась его неспособность возглавлять столь важный в условиях гражданской войны орган. Председатель/заведующий 00 постоянно разъезжал по фронтам в бронепоезде, отмечая свои перемещения повсеместными систематическими расстрелами бойцов, командиров и гражданских лиц. Никакой организационной работы Кедров принципиально не проводил и был решительно настроен на решение поставленных задач исключительно репрессивными методами. Такая практика дезорганизовывала Красную Армию и дискредитировала советское руководство, в связи с чем Троцкий потребовал от Ленина и Дзержинского вернуть начальника военной контрразведки в Москву, угрожая в противном случае арестовать его. Обращение председателя РВСР попало на подготовленную почву. В ВЧК давно знали о профессиональной несостоятельности Кедрова и странностях его характера, а еще более были обеспокоены сепаратистскими тенденциями в системе Особых отделов, поэтому Дзержинский внес в Бюро ЦК РКП (б) предложение об отстранении председателя Особого отдела от должности. К рассматриваемому времени список ошибочных шагов Кедрова существенно разросся. Он не справлялся с руководством местными аппаратами Особых отделов, но вместо делегирования части прав фронтовым ОО поступил диаметрально противоположным образом и замкнул армейские аппараты на Управление Особых отделов. На долю фронтов остались исключительно руководство 00 расположенных в их полосе губчека, контрразведывательное обеспечение учреждений фронтового подчинения и учетные функции. Троцкий и другие лица в высшем руководстве РККА с нарастающим недовольством наблюдали развал системы обеспечения безопасности войск, происходящий в критический для советской власти период, и неспособность ВЧК хоть как-то вмешаться в этот процесс. В конечном итоге РВСР добился фактического вывода руководства Особыми отделами из-под эгиды системы госбезопасности, что в марте 1919 года было закреплено соответствующим решением VIII съезда РКП (б). После этого местные 00 стали подчиняться комиссарам армий и фронтов, а за Управлением Особых отделов ВЧК осталось лишь общее руководство ими. На этом процесс не остановился. Постановление Совета труда и обороны от 13 мая 1919 года передавало всю систему военной контрразведки в ведение РВС различных уровней, а совместное постановление Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б), принятое на заседании 2–4 июня того же года, подтвердило права реввоенсоветов назначать и смещать руководителей Особых отделов. Председатель РВСР Троцкий лично контролировал этот процесс и для его ускорения в конце июня вернул фронтовым 00 ранее принадлежавшие им и отобранные у них функции. Помимо задачи общей оптимизации системы, таким путем он получал возможность поставить на ключевые посты верных ему людей.
К рассматриваемому времени руководство ВЧК спохватилось и осознало, что опасаться следует не только излишней самостоятельности Особых отделов, но и несколько неожиданного рвения военных, вполне способных перехватить обеспечение безопасности войск в собственные руки. Дзержинский экстренно начал принимать адекватные меры для восстановления своего влияния, начав с соответствующего постановления Коллегии ВЧК от 25 июня 1919 года. Одиозного Кедрова вскоре убрали с поста председателя УОО, который 18 августа 1919 года по совместительству занял сам руководитель госбезопасности. К этому времени очень своевременно подоспела громкая ликвидация заговорщических организаций “Национальный центр” и “Штаб Добровольческой армии Московского района”, весьма упрочившая авторитет УОО. Затем Дзержинский решился на беспроигрышный ход, получив согласие на ввод в центральный орган военной контрразведки таких видных деятелей, как кандидат в члены Политбюро ЦК РКП (б) Н. И. Бухарин, секретарь ВЦИК А. С. Енукидзе, член РВС 5-й армии И. С. Кизельштейн, член Президиума ВЦИК В. А. Аванесов. В развитие этой практики осенью 1919 года он учредил институт особоуполномоченных УОО, которыми стали бывший нарком финансов, затем генеральный консул СССР в Берлине В. Р. Менжинский, секретарь Малого Совнаркома Я. С. Агранов, заместитель наркома госконтроля К. И. Аандер и ответственные работники самой ВЧК А. X. Артузов и В. Д. Фельдман. При странном равнодушии военных чекисты опять начали “перетягивание каната”, вновь обходя фронтовой уровень руководства местными Особыми отделами, что явным образом нарушало постановления директивных органов, вплоть до VIII съезда РКП (б). В частности, изданная в сентябре 1919 года Инструкция ОО ВЧК по организации работы Особых отделов армий гласила: “1) Армейские особотделы через своих начальников подчиняются во всех отношениях Особотделу ВЧК. 2) В оперативной работе армейские особотделы подчиняются также фронтовым особым отделам… 3) Реввоенсоветам армий армособотделы подчиняются в оперативной работе своей в том же порядке, как и фронтособотделы”[95].
В ходе кампании по восстановлению юрисдикции ВЧК над Особыми отделами весьма ярко проявилась роль человека, впоследствии оказавшегося одной из самых примечательных фигур в руководстве советских органов госбезопасности. Бывший управляющий делами Высшей военной инспекции Г. Г. Ягода занял пост начальника Управления делами УОО и своей энергичность и организованностью в кратчайший срок сделал буквально невозможное. Он сумел привить в центральном аппарате, а затем и в местных органах военной контрразведки новый стиль работы, а к декабрю 1919 года совместно с заместителем председателя Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновским разработал его новую организационную структуру, имевшую более характерный для ВЧК вид:
— Организационное отделение;
— Административное отделение;
— Информационное отделение;
— Секретный отдел:
— Информационное отделение;
— Оперативная часть;
— Агентурное отделение;
— Следственное отделение;
— Регистрационное отделение.
Позднее эта структура была несколько скорректирована: Информационное отделение получило статус самостоятельного отдела, а оперативных особоуполномоченных организовали в отдельную группу. Административное отделение становилось то Административно-инспекторским, то Административно-организационным отделом, во главе которого бессменно стоял Ягода, одновременно являвшийся управляющим делами. Для учета накопленного на местах опыта и облегчения централизации руководства он выработал идею проведения всероссийских съездов Особых отделов фронтов и армий, первый из которых прошел в Москве с 22 по 26 декабря 1919 года. Его делегаты буквально в один голос декларировали необходимость ослабления зависимости от военного ведомства и укрепления связей с ВЧК, что и было с удовлетворением воспринято Павлуновским и Ягодой. Итоги съезда оказались достаточно существенными и в организационной области фактически возвратили систему 00 к более раннему периоду ее существования, когда она, без сомнения, являлась полностью чекистской. Была зафиксирована вертикаль подчиненности местных Особых отделов, отделений и пунктов Особому отделу ВЧК. Ему же подчинялись ОО губернских ЧК. Военные практически лишались с трудом завоеванного ими права принимать кадровые решения по руководителям фронтовых и армейских ЧК и могли теперь в крайнем случае отказывать ВЧК в согласовании их кандидатур, но не назначали и не увольняли их. Однако решения съезда не могли иметь юридической силы, и вышестоящие органы имели право отменить их в любой момент. Как ни странно, ни наркомвоен, ни РВСР не совершили даже малейшей попытки оспорить принятые документы, и Павлуновский 5 января 1920 года смог убедить Оргбюро ЦК РКП (б) легализовать их соответствующим постановлением. Начался новый период истории советской военной контрразведки. Усиление позиций Особого отдела неодобрительно встретили некоторые сотрудники Президиума ВЧК, в особенности заместитель председателя ВЧК Ксенофонтов и Лацис. Им противостояли особисты во главе с назначенным заместителем председателя 00 ВЧК Менжинским и Ягодой. В процесс вмешался находившийся в данный период на Украине Дзержинский, вынужденный принять ряд энергичных мер для предотвращения назревавшего раскола спецслужбы и выхода из нее всей системы Особых отделов. Он ликвидировал Президиум ВЧК, ввел Менжинского в Коллегию ВЧК и поставил его во главе 00, переименовав при этом из председателя в начальника. Однако эта внешняя сторона дела не полностью объясняет произошедшие изменения. Судя по всему, у Дзержинского не было иного пути, как только несколько умиротворить сепаратистов из Особых отделов, почувствовавших свою силу и значимость. Председателю ВЧК пришлось решать дилемму: либо уступать, либо идти на конфронтацию путем волевого решения полностью ликвидировать систему 00. Он предпочел первый путь, но тут же принял ряд мер для уменьшения самодостаточности особистов. Для начала из ведения 00 изъяли всю закордонную разведывательную работу с одновременным упразднением 20 декабря 1920 года Иностранного отделения Особого отдела ВЧК. В октябре 1921 года 00 утратил право осуществлять военную цензуру. Были существенно урезаны и полномочия Особого отдела в борьбе с политическим бандитизмом. Взамен этого на него еще ранее были возложены задачи по охране государственной границы и усилены его военные контрразведывательные функции, а также образованы специальные отделения по ведению контрразведывательной работы по направлениям. Окончание Гражданской войны и исчезновение внешних фронтов привело к принципиальному изменению структуры РККА. Армии расформировывались, дивизии сворачивались в бригады, а руководство войсками перешло к окружным управлениям. Новая ситуация внесла существенные изменения в оперативную обстановку и потребовала уточнения целей и методов работы системы Особых отделов. В этот период возникла идея подчинить губернские 00 окружным аппаратам, однако она была отвергнута как неконструктивная. В результате перечисленных административно-организационных мероприятий система Особых отделов окончательно заняла свое место внутри ВЧК.
С этого же времени начался процесс разграничения функций центрального аппарата контрразведки и ее местных органов, а также размежевания по экономической, транспортной и иным линиям. С узкой точки зрения интересов секретной службы такой подход являлся разумным и целесообразным, но в конечном итоге он привел к проникновению ЧК и ее преемников во все мыслимые сферы жизни общества. Нечасто встречаются государства, где к компетенции контрразведки относится, например, надзор за выполнением предприятиями производственных планов, однако в СССР в течение долгих десятилетий это было печальной реальностью. ВЧК пришлось заниматься, к примеру, борьбой с хищениями угля и противопожарными мероприятиями на производстве и в быту, а 23 апреля 1921 года Совнарком УССР принял постановление “О создании при ВУЧК чрезвычайной всеукраинской тройки по борьбе с незаконным использованием транспорта и нарушениями правил проезда”. Чекисты занимались вопросами задержек выплаты заработной платы на отдельных предприятиях, обвешивания крестьян при сдаче сахарной свеклы, санитарного состояния столовых и пунктов питания и подобными проблемами, постоянно увязывая их с возможными контрреволюционными проявлениями. Еще 21 октября 1919 года постановлением Совнаркома при ВЧК была создана Особая межведомственная комиссия (ОМК) для изучения и выработки мер борьбы с источниками спекуляции и связанными с ней должностными преступлениями, а 21 января 1921 года ей был придан Экономический отдел (ЭКО) ВЧК, затем ставший управлением (ЭКУ). Позднее его статус был понижен до Экономической части (ЭКЧ), но потом ввиду крайней важности выполняемых подразделением задач вновь повышен до управления. Уже в первые годы существования ЭКУ оно контролировало до 75 % объектов народного хозяйства СССР. Помимо задач борьбы с экономической преступностью, в апреле 1921 года руководство ВЧК попыталось использовать ЭКО для целей оперативного обеспечения возобновлявшихся внешнеторговых операций РСФСР и для этой цели образовало в его составе коммерческо-промышленную разведку, позднее переданную в Иностранный отдел. Бесспорен существенный вклад экономической контрразведки в такие важные сферы, как борьба с фальшивомонетничеством и контрабандой, незаконным оборотом валютных ценностей и защита экономических интересов страны во взаимоотношениях с иностранными партнерами, в том числе при сдаче объектов в концессию.
Развивались и другие подразделения Чрезвычайной комиссии. В феврале 1919 года в ее составе появился Секретный отдел (СО), к функциям которого была отнесена борьба с антисоветскими партиями, политическими группами и организациями. Производство обысков, арестов и ведение наружного наблюдения входило в компетенцию созданного в декабре 1918 года Оперативного отдела (Оперода). Контрразведка как таковая отчасти растворилась в тайной полиции. Постепенно начала обособляться служба наружной разведки. До революции внутренняя агентура и наружное наблюдение являлись двумя наиболее презираемыми большевиками элементами секретной службы, но вскоре после прихода к власти они убедились, что без них никакая оперативная работа невозможна в принципе. Первоначально любые вербовки секретных сотрудников должны были утверждаться Коллегией ВЧК и проводились лично председателем или членами Президиума ВЧК. Уже 17 февраля 1918 года было принято решение о переходе на агентурные методы борьбы со спекуляцией, а 25 (по другим данным, 28) апреля последовало указание об использовании агентурного аппарата по всем линиям работы. Это именовалось внутренней разведкой, то есть приобретением секретных сотрудников из среды участников контрреволюционных организаций или из числа арестованных. Как видим, речь пока шла только о вербовке источников в негативной среде, но не об активном внедрении в нее негласной агентуры.
Аналогичная ситуация сложилась и с наружным наблюдением, именовавшимся также наружной разведкой. Первоначально его вели не специально обученные профессионалы, а оперативные сотрудники, которые в зависимости от необходимости также проводили оперативные установки, обыски, аресты, следствие. Зачастую они даже приводили в исполнение смертные приговоры, хотя обычно эта функция возлагалась на комендантскую службу ЧК. В 1918 году 1-я Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий рекомендовала создать так называемые “Бюро разведки”, предназначенные для агентурной разработки главным образом политических противников и “внешней разведки, занимающейся наружным наблюдением за объектами разработки”[96]. На той же конференции были приняты рекомендации о внутрикамерной разработке арестованных силами подсаженных к ним секретных сотрудников. Общее руководство этими формами оперативной работы возлагалось на Отделы по борьбе с контрреволюцией, разведкой в них ведала Секретная часть. В этот же период большое развитие получила система негласной перлюстрации корреспонденции (Политконтроль, ПК), на деятельность которой накладывалось лишь одно ограничение: она не должна была дезорганизовывать работу почтово-телеграфного аппарата. В дальнейшем контролю стали подвергаться также зрелища и печатная продукция.
Так то, что раньше революционеры презрительно именовали провокаторством и филерством, стало опорой их системы государственной безопасности. Вскоре сложился и со временем чудовищно разросся аппарат негласных помощников, пронизавший практически все слои общества. Понятие контрразведки значительно расширилось и обозначало теперь не столько собственно контрразведку, как специальный орган по обнаружению и пресечению разведывательной деятельности иностранных спецслужб, сколько всю совокупность органов, обеспечивающих безопасность государства. Для закрепления такого статуса и координации деятельности всех оперативных подразделений, а также для уменьшения излишней самостоятельности Особого отдела, 14 января 1921 года все они были сведены в Секретнооперативное управление (СОУ) ВЧК во главе с бывшим начальником Особого отдела Менжинским. Функции отделов распределялись в нем следующим образом:
— Особый отдел — борьба со шпионажем и контрреволюцией в армии и на флоте, а также с политическим бандитизмом;
— Секретный отдел — оперативная работа по антисоветским и монархическим партиям и организациям и в среде реакционного духовенства;
— Оперативный отдел — наружная разведка и оперативная установка;
— Информационный отдел — организация информационной работы по освещению политического и экономического положения республики;
— Иностранный отдел — операции за рубежом.
На этом завершился период окончательного становления структуры и функций оперативных подразделений органов госбезопасности СССР. На протяжении многих лет в дальнейшем все их реорганизации базировались на достигнутом в 1921 году рубеже.
Приведенный список задач СОУ наглядно показывает, что сущность основной работы ВЧК и ее местных органов составляла отнюдь не контрразведка. Страну охватили восстания, и войска метались по ней, едва успевая гасить один мятеж за другим, железной рукой приводя к повиновению Кубань, Западную Сибирь, Туркестан, Северный Кавказ, Семиречье, Калмыцкую степь. Естественно, что главным направлением работы секретной службы стала борьба с классовыми врагами, контрреволюционными заговорщиками и саботажниками, помогавшая госбезопасности постепенно распространять свое влияние на смежные сферы деятельности. Регулярных войск не хватало, и с 1919 года при заводских партийных ячейках, укомах, горкомах и губкомах для борьбы с контрреволюцией и взаимодействия с ВЧК стали формироваться иррегулярные отряды особого назначения, первоначально находившиеся в распоряжении губернских и городских комитетов РКП (б). 22 марта 1921 года по предложению Дзержинского для руководства военно-партийными отрядами было образовано Управление особого назначения республики. Достигшие численности в 40 тысяч человек отряды включили в милиционные формирования РККА, а с 12 августа 1921 года они стали именоваться Частями Особого назначения (ЧОН). ВЧК и ее местные органы активно использовали их возможности не только для проведения боевых операций, но и в целях расширения своей секретно-осведомительной работы. Как правило, чоновцы не поднимались до уровня агентов и лишь наблюдали за своим окружением, зато проблем с подбором негласного аппарата в этом случае не существовало. Поскольку в эти отряды зачислялись лишь проверенные коммунисты, комсомольцы и сочувствующие, в изданном в 1922 году Положении об организации секретно-осведомительной сети частей Особого назначения предусматривалась весьма редкая в данной сфере мера: принудительное назначение лиц из состава коммунистов ЧОН в осведомители в порядке партийной дисциплины. Вольности в данном вопросе не допускались: “Никто из состава ЧОН не вправе отказываться от исполнения возложенных на него распоряжением надлежащего командира ЧОН осведомительных обязанностей и от аккуратного представления срочных письменных или личных докладов о результатах своей работы”[97]. Это оказалось довольно эффективной мерой, хотя ее результативность несколько снижалась из-за настороженного отношения рядовых граждан к чоновцам, которых они часто обоснованно подозревали в слежке за собой. Но проблемы с качеством отчасти компенсировались количеством. Упомянутое Положение предусматривало, что “деятельность осведсети должна распространяться:
а) на каждый даже незначительный пункт: местечко, село, деревню или волость;
б) на все без исключения военные учреждения, заведения и отдельные части <…>;
в) на важнейшие государственные и советские учреждения и предприятия, а также по возможности на все дипломатические, торговые и по оказанию помощи голодающим организации иностранных государств и групп их подданных;
г) на фабрики и заводы, работающие на военное ведомство, а также имеющие вообще крупное промышленное значение или объединяющие значительное количество рабочих”[98].
Естественно, иррегулярные формирования не были в состоянии решить все проблемы обеспечения внутренней безопасности страны, и с 1 июня 1919 года вспомогательные войска особого назначения, состоявшие в распоряжении Наркомпрода, Главвода, Главнефти, Центротекстиля и других ведомств, за исключением войск железнодорожной и пограничной охраны, перешли в подчинение Наркомата внутренних дел через штаб войск ВЧК, одновременно переименованный в штаб войск внутренней охраны (ВОХР). Начальник войск внутренней охраны назначался по соглашению РВСР и ВЧК и утверждался Совнаркомом, а двух его помощников делегировали наркоматы продовольствия и путей сообщения. Положение о войсках ВОХР от 21 апреля 1920 года гласило:
“Ст. 1. Войска внутренней охраны предназначаются для охраны существующего революционного строя РСФСР и для всемерного соучастия совершающемуся процессу социалистического строительства хозяйственной жизни страны.
Ст. 2. Основными задачами войск внутренней охраны являются: а) вооруженная борьба с контрреволюцией во всех ее видах внутри страны; б) охрана транспорта и транспортирования; в) охрана производства страны; г) охрана таможенных границ”[99].
Новая организация внутренних войск просуществовала недолго. Уже 1 сентября Совет Труда и Обороны РСФСР принял постановление о слиянии с войсками ВОХР на фронтах и в тыловых округах всех остальных войск, предназначенных для охраны, поддержания порядка и обеспечения выполнения распоряжений правительства, то есть караульных, железнодорожной обороны, железнодорожной милиции, милиции и прочих аналогичных формирований. На их базе образовывались войска внутренней службы (ВНУС) с дивизионной, бригадной и полковой структурой. При этом войска внутренней службы, обслуживающие ВЧК и местные ЧК, существовали по особым штатам и строили свою деятельность на принципах, вырабатываемых коллегией ВЧК. Особый статус последних проявился уже 19 января следующего года, когда все войска ВНУС, за исключением железнодорожной и водной милиции, были переданы в военное ведомство. Части и отряды бывших войск внутренней службы, действовавшие по заданию ЧК, а также отряды Особых отделов ВЧК и войска по охране границ вместе с их штабами передавались в ведение ВЧК с исключением из списков РККА. В результате проведенной реорганизации вновь появились войска ВЧК с подчиненной им железнодорожной и водной милицией, сохранившие бригадную и дивизионную форму организации. Командующим войсками ВЧК РСФСР был назначен бывший командующий войсками ВНУС В. С. Корнев.
Органы госбезопасности РСФСР постоянно расширяли свою экспансию. С лета 1919 года Особый отдел ВЧК отвечал за оперативно-чекистскую охрану границы, для чего в его состав были переданы пограничные ЧК, названные после этого пунктами Особого отдела. Принятое 24 ноября 1920 года постановление Совета труда и обороны возложило на него ответственность за охрану государственной границы войсковыми методами и передало в его оперативное подчинение все войска, занятые несением пограничной службы. Менее чем через два месяца после этого охрана границы полностью перешла в ведение войск ВЧК. Далее будет описана неудавшаяся попытка Дзержинского отторгнуть от армии агентурную военную разведку. Но и без этого чрезвычайные комиссии уже к началу 1920-х годов захватили множество ключевых позиций и не собирались останавливаться на достигнутом.
Развитие органов безопасности других вошедших в состав СССР республик, за исключением Украины, происходило аналогичным образом. На территории будущей Белоруссии вначале действовала Минская губернская ЧК, вскоре преобразованная в Белорусскую ЧК, а после образования Литовско-Белорусской республики ставшая Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и преступлениями по должности Литвы и Белоруссии. В ее обязанности входило ведение как гражданской, так и военной контрразведки. Последней первоначально ведало особое отделение секретно-оперативной части (СОЧ) ЧК под руководством В. О. Банга. В дальнейшем военная контрразведка стала Военным отделением Особого отдела Минского района Государственного политического управления (ГПУ) Белоруссии.
В азиатской части бывшей Российской империи оперативная обстановка несколько отличалась от европейской. В Туркестане первоначально существовали две следственные комиссии: по борьбе с контрреволюцией и по борьбе с мародерством и спекуляцией. Однако такой дуализм продлился недолго, и 5 сентября 1918 года они были слиты в единую Чрезвычайную следственную комиссию (ЧСК) по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и мародерством. 6 июня следующего года произошла очередная реорганизация, следствием которой стало создание Туркестанской чрезвычайной комиссии (ТурЧК). В ее составе уже через три дня появились Иногородний, Юридический и Хозяйственный отделы. Однако Москва не могла допустить, чтобы органы государственной безопасности Туркменской республики оставались вне ее контроля, и 19 апреля 1920 года ВЧК учредила пост своего полномочного представителя в Туркестане. Формально в его обязанности входила координация деятельности ЧК Сырдарьинской, Самаркандской, Ферганской, Семиреченской и Закаспийской областей. Контрразведка ТурЧК активно проводила внутреннюю разведку басмаческих формирований и боролась с их агентурой, в основном представленной торговцами и священнослужителями. Иностранное влияние в регионе ощущалось преимущественно в финансировании англичанами повстанческих формирований и не поддавалось эффективному пресечению. На Дальнем Востоке основная оперативная работа велась против агентов японской разведки, чаще всего вербовавшихся из числа бывшего персонала Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и эмигрировавших с атаманом Семеновым военнослужащих.
Структура и этапы развития органов безопасности Украины были кардинально иными, в первую очередь по причине своеобразного государственного устройства и принципиально иной политической ситуации в стране. Их история началась сразу после Февральской революции, когда 17 марта 1917 года представители нескольких влиятельных в Украине партий, в том числе и эсеры, образовали Центральную Раду. Опубликованный 23 июня ее Первый универсал (основной закон) гласил: “Да будет Украина свободной. Не отдаляясь окончательно от России и не разрывая связи с Российским государством, пусть украинский народ получит право самостоятельно распоряжаться своей жизнью в своем крае”[100]. В следующем месяце по инициативе члена Центральной Рады Симона Петлюры был создан Краевой комитет по охране революции, имевший в своем составе информационную, военную и следственную комиссии. Одновременно Украина проводила политику плавного отхода от России, оставаясь пока в рамках единой федерации, которую в современных терминах было бы правильнее именовать конфедерацией. Этот процесс невозможно было обеспечить без собственных вооруженных сил, однако таковые отсутствовали. Летом 1917 года номинальная численность украинской армии была весьма значительной, но она не обладала реальной боевой силой из-за полной дезорганизованности ее частей. Предложение генерала П. П. Скоропадского передать в распоряжение Центральной Рады возглавляемый им 40-тысячный корпус отклонили. Новое правительство не принимало концепцию регулярной армии и, соответственно, профессиональных органов безопасности. В августе 1917 года Краевой комитет по охране революции был распущен до ноября, а его новый состав не смог предпринять абсолютно никаких действий по защите украинской государственности. Между тем они насущно требовались. Осенью в Киеве противостояли друг другу три силы: ориентирующийся на Временное правительство штаб армии с 10-тысячной группировкой войск, большевики с 6 тысячами красногвардейцев и примкнувших к ним солдат и Центральная Рада, предоставившая в распоряжение коммунистов 8 тысяч своих бойцов. Две последние силы объединились и совместно изгнали из города российские правительственные войска, после чего руководители Рады наивно заключили, что отныне смогут полностью контролировать обстановку в стране. Они ошиблись. Большевики никогда всерьез не допускали даже саму мысль о возможности отхода Украины от России, а все их временные союзы и лояльные заявления оказались лишь тактическими уловками. Однако в ноябре 1917 года часть населения поддержала Центральную Раду, после чего большевики объявили ее “врагом народа”, перебрались в Харьков, провозгласили там Украинскую Советскую Социалистическую Республику (УССР) во главе с Всеукра-инским исполнительным комитетом (ВУЦИК), и начали, в частности, формировать первые альтернативные органы безопасности. 22 февраля 1918 года была образована Чрезвычайная комиссия (иногда именовавшаяся Чрезвычайным штабом) для защиты страны и революции Народного Секретариата Украины под председательством Ю. М. Коцюбинского в составе Н. А. Скрыпника, В. М. Примакова и С. С. Бачинского. На местах образовывались иные, зачастую не подчиненные ей органы, например, одесская Высшая автономная коллегия по борьбе с румынской и украинской националистической контрреволюцией, киевский Военно-революционный комитет или Главный штаб Донецкой республики по борьбе с контрреволюцией. Существовал и параллельный с ЧК центральный орган — Особый контроль при наркоме по борьбе с контрреволюцией В. А. Антонове-Овсеенко. Формально он ведал исключительно контролем за финансовой дисциплиной в учреждениях “внутреннего революционного фронта”, однако на практике права этого ведомства на производство обысков, выемок, арестов и задержания использовались в целях борьбы с контрреволюцией.
Издание Центральной Радой III Универсала от 7 ноября 1917 года с провозглашением Украинской народной республики (УНР) практически немедленно вызвало организованные коммунистами многочисленные восстания заводских рабочих и вторжение в Украину 2-тысячной группировки войск РСФСР, чему Киев мог противопоставить лишь боеспособных сечевых стрельцов. Остальные 300 тысяч украинизированных войск оказались совершенно разложившимися и воевать не желали ни под какими лозунгами и ни под каким флагом. Для организации эффективного сопротивления на нескольких направлениях этого было явно недостаточно, и тогда Центральная Рада попыталась найти поддержку у немцев и австрийцев. Она направила делегацию на проходившие в Брест-Литовске мирные переговоры и в обмен на обязательство массовых поставок продовольствия заручилась военным содействием Германии и Австро-Венгрии. 27 января 1918 года Рада, к этому времени контролировавшая существенно урезанную территорию Украины и утратившая Киев, заключила сепаратный мир с бывшими противниками Российской империи. В результате этого крайне непопулярного в народе шага они немедленно ввели на территорию страны 450-тысячную войсковую группировку и действительно вынудили вторгшиеся российские войска немедленно отступить в свои пределы. Однако такая защита ударила по украинцам подобно бумерангу и оказалась фактической оккупацией, их свобода оказалась под новой угрозой. Немцев и австрийцев не устраивала Центральная Рада, не располагавшая эффективным механизмом государственного управления и не способная выполнить собственные обязательства по поставкам продовольствия. Отсутствие у украинского руководства действенной разведки и контрразведки не позволило ему получить информацию об активной подготовке государственного переворота разведывательными службами оккупационных войск. К этому времени оперативные органы Рады только начали формироваться, причем лишь в войсках, без права вторжения в гражданскую или политическую сферы. Ведение разведки возлагалось на следственный (разведывательный) отдел генштаба вооруженных сил во главе с полковником Ко-лосовским, а вопросы военной дипломатии и разведки легальными методами относились к компетенции возглавляемого полковником Березовским подотдела закордонных связей. Оба эти органа должны были совместно проводить оперативное изучение деятельности прежде всего РСФСР, а также других соседних государств и их армий. Военная контрразведка входила в обязанности Политического бюро по делам контрразведки и Административно-политического отдела министерства внутренних дел. Совокупность всех этих органов оказалась абсолютно неспособной защитить свой государственный строй, и 29 апреля Центральная Рада внезапно для нее самой пала. На смену ей пришло прогерманское правительство во главе с гетманом Павлом Скоропадским.
Этот период истории Украины характерен профессиональным подходом к государственному и военному строительству. При гетманате были созданы все штабные и командные структуры вооруженных сил, хотя численность самих войск ввиду фактически запретительных действий германских и австро-венгерских властей была существенно ограничена. Работа спецслужб в описываемые семь месяцев отличалась крайней напряженностью по причине сложной внутренней и внешней обстановки. Подрывную и разведывательную деятельность против ориентировавшегося на Срединные державы гетманата проводили оперативные органы вооруженных сил стран Антанты, подпольные организации сторонников единой Российской империи и большевистское подполье, а также немногочисленные подпольные организации приверженцев УНР. На территории Украины оперативную работу вели и австро-германские штабы, но их деятельность не была направлена против существовавшего режима. Правда, в начале периода гетманата он был почти избавлен от агентурного проникновения профессиональных спецслужб двух своих самых опасных противников. Большевистская Чрезвычайная комиссия для защиты страны и революции прекратила свое существование, та же судьба постигла и спецслужбы Центральной Рады. Однако уже в мае 1918 года по указанию Москвы началась работа по формированию украинского аналога ВЧК. Первым шагом на этом пути стали переговоры в Брянске, а затем в Курске, куда в связи с оккупацией страны переехали некоторые украинские коммунистические части и учреждения, и где позднее, в ноябре того же 1918 года возникло и Временное Рабоче-Крестьянское правительство Украины.
Спецслужбы гетманского государства, официально именовавшегося Украинской державой, разделялись на военные и гражданские. Внешнюю разведку осуществляли два отдела генерального штаба вооруженных сил: разведывательный во главе с полковником Коло-совским и иностранный (иностранных связей), отвечавший за работу военных атташе. Институт ВАТ развивался параллельно с развитием дипломатических отношений режима. На первом этапе они были направлены в Германию, Австрию, Турцию, Румынию и Болгарию, планировалась посылка атташе в Швейцарию. Работали и военно-морские атташе. В частности, ВМАТ в Берлине по совместительству выполнял те же задачи в Дании, Голландии и Швеции. ВАТ в Берлине и Вене не получили официальной аккредитации со ссылкой на нецелесообразность ввиду наличия представителей вооруженных сил Украины при штабах в Ковно и Одессе. Однако позднее это препятствие было преодолено, и атташе отправились по назначению. Посольским резидентурам удалось собрать некоторое количество заслуживающей внимания информации, в первую очередь о составе сил и намерениях РККА.
Профессиональный военный, Скоропадский уделял разведке серьезное внимание, положительно сказывавшееся на ее эффективности. Не в меньшей, а, пожалуй, в большей степени он заботился о контрразведке. Эта сфера деятельности относилась к компетенции сразу нескольких структур: контрразведывательного отделения генерального штаба, Осведомительного отдела (ОВ) и пограничных пунктов (ПП) Департамента государственной охраны (ДДВ), Отдельного корпуса пограничной охраны, районов железнодорожной охраны и Особого отдела (ОСБВ) личного штаба гетмана. Осведомительный отдел ДДВ являлся основным контрразведывательным органом государства и состоял из центрального аппарата и периферийных подразделений. Его центральный аппарат насчитывал 51 сотрудника и разделялся на ряд подразделений:
— общее делопроизводство;
— секретное делопроизводство;
— агентурное делопроизводство,
— железнодорожное делопроизводство;
— регистрационную часть;
— фотокриминалистическую лабораторию.
Первым начальником отдела являлся Л. Пономарев.
На губернском уровне ОВ насчитывали от 20 до 25 сотрудников и административно подчинялись губернским старостам, однако те не имели права вмешиваться в их оперативную деятельность. ОВ использовали различные методы, при этом предпочтение отдавалось агентурной работе.
Пограничные пункты ДДВ создавались на пограничных железнодорожных станциях Орша, Клинцы, Хутор Михайловский, Коренево, Гостищево и Валуйки[101]. Их задачей являлось предупреждение проникновения на украинскую территорию нежелательных элементов. На станциях Жлобин, Новобелица, Ворожба, Белгород и Купянск, расположенных в тылу пограничной полосы, располагались особые наблюдательные пункты Департамента государственной охраны. Они предназначались для решения более деликатных задач наблюдения за действиями пропущенных в Украину иностранцев в пределах погранполосы. Силовое обеспечение безопасности государства в пограничной зоне возлагалось на Отдельный корпус пограничной охраны, имевший в своем составе 9 бригад.
Районы железнодорожной охраны (Киевский, Левобережный, Екатеринославский, Харьковский, Одесский и Южный) обеспечивали борьбу с преступными и антигосударственными проявлениями на соответствующих участках путей сообщения.
Представляет интерес Особый отдел личного штаба гетмана П. Скоропадского, как полностью именовался этот оперативный орган. ОСБВ имел центральный аппарат, состоявший из юридического и информационного отделений и канцелярии, и 8 районных офицеров, прикомандированных к губернским управлениям. Официальными задачами отдела являлись: информирование гетмана о различных политических и национальных движениях и их отношении к личности гетмана; информирование о борьбе правоохранительных органов с антигосударственной деятельностью политических партий, организаций и отдельных лиц, стремящихся подорвать гетманскую власть; сбор сведений о деятельности за рубежом нелояльных к гетману политических партий и течений; выполнение особых поручений гетмана. ОСБВ был наделен весьма широкими правами ведения политической разведки и контрразведки, дознания и следствия по делам политического характера и осуществления цензуры. Имеются сведения о неофициальном возложении Скоропадским на отдел задач по координации всех специальных органов и подразделений государства, как военных, так и гражданских.
Как известно, все перечисленное разнообразие спецслужб не смогло уберечь гетманат от падения. Двумя основными врагами режима являлись УССР/РСФСР и УНР. Второй враг был ближе, зато первый стремительно наращивал силы. Одним из первых шагов Временного Рабоче-Крестьянского правительства Украины стала организация системы органов государственной безопасности. На первом этапе они приняли форму отделов по борьбе с контрреволюцией местных Военно-революционных комитетов, которым подчинялись ЧК, ревтрибуналы и иные наполовину стихийно возникшие чрезвычайные институты. Однако такая система носила временный характер и уже через полторы недели подверглась первому изменению. Временное Рабоче-Крестьянское правительство Украины 3 декабря 1918 года приняло декрет “Об организации Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии”, постановивший: “Образовать при отделе внутренних дел Всеукраинскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности <…>. Подчинить эту комиссию непосредственно Временному Рабоче-Крестьянскому правительству Украины”[102]. Следует отметить активную помощь в данном процессе ВЧК РСФСР, президиум которой 12 декабря того же года на своем заседании заслушал вопрос о пограничных с Украиной чрезвычайных комиссиях. Принятое тогда же постановление предписало “передать Всеукраинской ЧК весь пограничный с Украиной аппарат Чрезвычайных комиссий с тем, чтобы окружной Курский отдел влился в Украинскую центральную ЧК и все 39 пограничных комиссий и пунктов подчинялись созданной таким образом центральной организации”[103]. В результате недолгих переговоров и согласований 27 декабря 1918 года Временное Рабоче-Крестьянское правительство Украины на основании декрета от 3 декабря приняло постановление “О Всеукраинской, фронтовых и местных чрезвычайных комиссиях”, в соответствии с которым было проведено разграничение зон ответственности российских и украинских коммунистических органов безопасности. Председателем ВУЧК[104]стал И. И. Шварц.
Время образования Всеукраинской чрезвычайной комиссии было выбрано не случайно. Пока на территории Украины находились войска Германии и Австрии, проведение каких-либо оперативных мероприятий там было просто невозможно, но после их разгрома в ноябре 1918 года Берлин и Вена фактически прекратили поддержку режима Скоропадского. Созданное С. Петлюрой и В. Винниченко альтернативное правительство (Директория) организовало восстание против гетмана и сумело привлечь на свою сторону его лучшие войска: Серожупанную дивизию и сечевых стрельцов под командованием весьма известных в дальнейшем полковников Е. Коновальца и А. Мельника. 21 ноября 1918 года войска Директории изгнали из Киева немцев и сохранявшие верность Скоропадскому части, после чего вновь состоялось провозглашение Украинской народной республики (УНР). Этот противник оказался для большевиков не столь опасным, как предыдущие режимы, поскольку оккупационные войска его уже не поддерживали.
И. И. Шварц
Однако в оперативной области дела обстояли не так просто. Директория извлекла для себя серьезные уроки из переворота Скоропадского, в результате которого Центральная Рада совершенно неожиданно утратила власть. Теперь первоочередной задачей вновь созданных органов безопасности являлось ведение политического розыска на территории Украины и в тылу ее противников. Армейские спецслужбы обслуживали ее в рамках потребности главного командования Украинских республиканских войск, в гражданской же сфере действовал Политический департамент с губернскими и уездными политотделами. Вскоре он был переименован в Департамент политической информации (ДПИ) и последовательно возглавлялся Г. Кульчицким, С. Михайловым, Н. Чеботаревым и В. Шкляром. Структура ДПИ выглядела следующим образом:
— отдел внутренней информации (ВВИ) — контрразведка, оперативная работа по подавлению антигосударственных проявлений и координация с военными разведывательными органами;
— отдел зарубежной информации (ВЗИ) — внешняя разведка;
— отдел по борьбе со спекуляцией;
— следственный отдел;
— юрисконсультский отдел.
Внешняя разведка ВЗИ носила в основном оборонительный характер, то есть была направлена на выявление антигосударственных проявлений в политике соседних стран, прежде всего РСФСР и Румынии, а также отслеживание активности спецслужб, военных и политических структур УССР в Харькове. Кроме того, Петлюра часто лично ставил перед разведчиками задачи выяснения позиции того или иного иностранного государственного деятеля либо его предполагаемого поведения по отношению к Украине. Украинская народная республика постоянно вела боевые действия, и поэтому остро нуждалась не только в политической, но и в военной разведывательной информации. Этим направлением занималось Разведывательное управление генерального штаба вооруженных сил УНР, возглавлявшееся полковником П. Липко, а позднее подполковником А. Кузьминским.
В рассматриваемый период на населенных украинцами бывших территориях Австро-Венгрии существовало еще одно украинское государство. Территории Восточной Галиции и Буковины стали предметом разногласий между различными претендентами на это “австрийское наследство”, главными из которых были украинцы и поляки. Образованная 18 октября 1918 года Украинская Народная Рада сумела опередить соперников. 31 октября она внезапно взяла в свои руки Львов, вызвав ожесточенную реакцию как в Варшаве, так и среди местных поляков, развернувших бои за города Восточной Галиции. Польские части взяли Перемышль, одновременно не бездействовали и другие государства этого региона. Румынские войска оккупировали большую часть Буковины, венгры установили свой контроль над Закарпатьем, но 13 ноября на оставшихся территориях все же удалось провозгласить Западно-Украинскую Народную Республику (ЗУНР). Подчинявшийся ей малочисленный гарнизон Львова не сумел удержать город, захваченный местными поляками в восстании 22 ноября 1918 года, и правительство перебралось в Станислав (Ивано-Франковск). Западное украинское государство было небольшим, хорошо управлявшимся и достаточно демократичным. Оно стремилось учитывать интересы большинства социальных и этнических групп населения, за исключением, естественно, поляков, и поэтому лишь в незначительной степени подвергалось опасностям внутреннего политического раскола, столь характерного для восточно-украинского государства. ЗУНР сумела создать на удивление эффективную Галицийскую армию (УГА) численностью до 100 тысяч человек, из которых боеготовыми были не менее 40 тысяч, и результативные спецслужбы. Разведывательный отдел штаба УГА имел в своем составе контрразведывательное отделение, а гражданские органы безопасности включали Украинскую государственную жандармерию и Железнодорожную жандармерию. На протяжении практически всего 8-месячного периода своего существования ЗУНР вела войну с Польшей и вначале одержала ряд побед, но после прибытия сформированного и оснащенного во Франции 60-тысячного корпуса генерала Галлера ее войска были окончательно разбиты. 16 июля 1919 года части У ГА перешли Збруч и влились в состав вооруженных сил Директории. Западно-Украинская Народная Республика перестала существовать.
Войска УГА оказались в УНР как нельзя более кстати, поскольку Директория в это время вела ожесточенные бои с сильным и опасным противником — большевиками. Вооруженный конфликт с Россией возник неожиданно для Киева. До этого в течение некоторого времени правительство УНР рассматривало возможность заключения союза против белых с РСФСР либо с Антантой, но внезапное нападение коммунистических войск на Харьков 3 января 1919 года, подготовку к которому разведка Директории не заметила, опрокинуло эти расчеты. Антанта не захотела и не смогла помочь Петлюре, и 5 февраля Киев пал. Казалось, на территории Украины постепенно устанавливается советская власть. “Крестовый поход за хлебом”, как определил Ленин второе наступление большевиков на Украину, развивался успешно. Коммунистические войска захватывали один уезд за другим и постепенно организовывали в них чрезвычайные комиссии. Украинские чекисты не имели соответствующего опыта, работать им было весьма непросто, и они с самого начала допустили множество ошибок, в частности, совершенно игнорировали вопросы контрразведки. Для оказания помощи ВУЧК правительство УССР попросило Москву направить в Украину члена коллегии ВЧК и начальника ее отдела по борьбе с контрреволюцией Лациса. Он возглавлял украинские коммунистические органы безопасности до августа 1919 года.
Летом 1919 года обстановка на фронте в очередной раз непредсказуемо изменилась. Войскам Директории противостояли два заметно превосходящих их по силе противника — Красная и Добровольческая армии, о которых руководство УНР было достаточно хорошо осведомлено. Исследователи отмечают, что “украинская разведка иногда имела данные о красных и белых войсках более точные, чем даже их командования”[105]. Но одновременно возрождались и противостоявшие ей спецслужбы вернувшихся на территории Украины большевиков. Возобновилась деятельность фронтовых чрезвычайных комиссий и некоторых других органов безопасности, прежде всего политических следственных отделов при ревкомах. Одновременно развивалась и Всеукраинская чрезвычайная комиссия, центральный аппарат которой в начале 1919 года приобрел следующую структуру:
— Коллегия с Президиумом;
— Секретный отдел;
— Юридический отдел;
— Оперативный отдел;
— Иногородний отдел;
— Инструкторский отдел;
— Отдел иностранного контроля;
— подотдел информации и связи;
— транспортный подотдел;
— комендантский подотдел;
— контрольно-ревизионная коллегия.
По договоренности с правительством РСФСР до февраля 1919 года задачи военной контрразведки в коммунистаческих войсках на территории Украины решали Особые отделы ВЧК. Примечательно, что вопрос об организации Особого отдела ВУЧК, как и все принципиальные вопросы создания и деятельности коммунистических органов безопасности на территории Украины, решался в Москве. 9 марта 1919 года он являлся предметом обсуждения на заседании Президиума ВЧК, поручившего председателю ВУЧК (то есть формально совершенно не подчиненному ВЧК руководителю спецслужбы другого государства) организовать Особые отделы “по типу существующих в пределах Советской России”[106]. Безусловно, в постановлении присутствовала политически корректная фраза о необходимости согласовать это решение с правительством УССР. Положение об Особых отделах Всеукраинской чрезвычайной комиссии санкционировали РВС РСФСР и ВЧК, что само по себе являлось совершенно беспрецедентным и наглядно доказывало, кто в действительности контролировал органы государственной безопасности УССР. Впрочем, в тексте Положения абсолютно не затушевывался факт общего руководства ВЧК деятельностью Особого отдела на Украине через свой Особый отдел. Вообще же ВУЧК и организованное впоследствии Центральное управление чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности (Цупчрезком) фактически являлись единой с ВЧК организацией: в них действовали изданные в Москве приказы, украинские чекисты производили аресты по указаниям российских коллег и периодически передавали им арестованных для производства следствия в ВЧК, происходила постоянная ротация руководящих и оператавных кадров. При этом ВЧК оказывала украинским коллегам всемерную помощь, без которой те не смогли бы обеспечивать приемлемый уровень своей работы. Все это происходило в рамках достагнутой договоренности о военно-политическом союзе советских республик и создании так называемой единой Красной Армии Страны Советов, то есть государственность УССР изначально рассматривалась исключительно как временное явление. Лишь 6 мая украинское правительство утвердило новый текст положения, формально исключивший эта щекотливые детали. К компетенции Особого отдела при ВУЧК относились контрразведка, борьба со шпионажем и бандитазмом и охрана границ (с ноября 1920 года). Его периферийные органы были построены по российскому образцу. Во фронтовых и прифронтовых районах действовали Особые отделы при армиях, на более низком уровне — подчиненные им военно-контрольные пункты, а в тылу — губернские Особые отделы. Территориальными органами общей системы государственной безопасности являлись губернские (губчека) и уездные ЧК, однако из-за катастрофического положения с кадрами последние вскоре были ликвидированы повсеместно, за исключением Бердичева, Черкасс, Конотопа, Корюкова, Пирятана, Кременчуга, Ромен, Александровки, Павлограда, Проскурова, Каменец-Подольского, Одессы, Николаева, Елисаветграда и Херсона. Их место заняли секретные подотделы при отделах управлений уездных исполкомов. Такое изменение было не декоративным: новые структуры не обладали исполнительной властью и правом вынесения приговоров. С весны 1920 года секретные подотделы были преобразованы в уездные политические бюро в составе местной милиции. Несколько позднее, в июле 1921 года, политбюро появились и в РСФСР, но там они однозначно являлись чекистскими органами и руководили агентурой, осведомительной сетью и дислоцированными в зоне их ответственности войсками ВЧК.
Впрочем, на Украине, как и в других республиках, указания местного руководства и Москвы действовали параллельно. В частности, это сказывалось и на организационных формах территориальных органов ЧК. Приказ ВЧК № 194/с от 6 июля 1921 года “О реорганизации ЧК” разделял их на категории, вне зависимости от государственной принадлежности. Губернские чрезвычайные комиссии 1-й категории отныне должны были действовать в Москве, Петрограде, Киеве, Харькове, Тифлисе и Одессе. Как видим, из шести перечисленных городов в составе РСФСР пребывали только два. 63 других губернских и областных ЧК получали II категорию, еще 21 — ту же категорию, но с сокращенным на 40 % штатом. С этого времени список уездных ЧК на территориях различных республик сократился до 12 органов, зато все уездные политбюро реорганизовывались по I и II категориям.
Органы государственной безопасности Украины располагали собственными вооруженными формированиями, созданными еще в январе 1919 года в виде Особого корпуса войск ВУЧК. В мае того же года их слили с войсками внутренней охраны (ВОХР), а 1 сентября 1920 года объединили с войсками железнодорожной охраны, караульными войсками и транспортной милицией в войска внутренней службы (ВНУС). Кроме войск ВУЧК, в УССР имелись подчинявшиеся местным партийным комитетам части Особого назначения (ЧОН), особая пластунская бригада и “Группа коммунистов особого назначения” (ГКОН). Это подразделение подчинялось Зафронтовому бюро ЦК КП (б) Украины и использовалось для выполнения специальных операций в тылу противника. Следует отметить, что оно значительно опередило свое время и послужило своего рода предтечей будущих частей специального назначения. К тому времени подверглась изменениям и структура центрального аппарата ВУЧК, в которой теперь имелись следующие основные подразделения:
— Коллегия с Президиумом и общей канцелярией;
— Секретный отдел;
— Инструкторский отдел;
— Транспортный отдел;
— Особый отдел (теперь уже не при ВУЧК, а в ее составе);
— Местный отдел.
К лету 1919 года система органов государственной безопасности У ССР достигла заметного развития, но ее относительно спокойная эволюция внезапно прервалась по причине крайне неблагоприятного для большевиков развития военно-политической обстановки. В июне Добровольческая армия под командованием генерал-лейтенанта Деникина нанесла мощный удар с Дона и выбила основную массу коммунистических войск с Украины на территорию РСФСР. Наступление белых сопровождалось сотнями вспыхнувших еще весной мятежей в тылу Красной Армии. Советская власть на всей территории потерпела крушение, в связи с чем ВУЧК практически утратила основные объекты своей работы. В течение одного 1919 года Киев переходил из рук в руки пять раз, в остальных районах Украины обстановка была не лучше. Все это сопровождалось действиями бесчисленных уголовных банд и погромами еврейского населения, общее число жертв которого, по различным оценкам, достигло от 35 до 50 тысяч человек. Наряду с бандами, этими акциями в равной степени запятнали себя и войска Директории, и советская 1-я Конная армия, и мятежные части атамана Григорьева. На территории страны продолжались боевые действия против войск УССР, оттесненных в конечном итоге на север. После ухода красных войск из Киева 30 августа 1919 года большевистские органы безопасности Украины временно прекратили свое существование. Оперативную работу в тылу противника вели подпольные организации За-фронтового бюро ЦК КП (б) Украины во главе с С. В. Косиором. Территория республики оказалась поделенной между враждовавшими друг с другом белыми и Директорией, при этом войска Деникина контролировали большую часть ее территории, включая Киев.
Армии УНР отходить было некуда. Разведывательные службы Директории действовали в весьма сложной обстановке вооруженной борьбы пяти различных группировок войск: украинских, белых, коммунистических, польских и анархистских, а также спецслужб стран Антанты. Надежды Петлюры на достижение взаимопонимания с Деникиным не сбылись, поскольку командующий Добровольческой армией являлся последовательным сторонником единой и неделимой России и видел в украинских националистах врагов не меньших, чем большевики. В дальнейшем это привело к прямым боевым столкновениям, в которых войска УНР, как правило, проигрывали, поскольку уступали белым как в численности, так и в оснащенности и боевой выучке.
Вскоре ситуация принципиально изменилась в очередной раз. К концу 1919 года Красная Армия нанесла решающее поражение войскам Деникина и заняла значительную часть Украины, после чего УНР оказалась один на один лицом к лицу с грозным противником. Весной 1920 года успехи войск УССР толкнули Петлюру на отчаянный шаг. Было совершенно очевидно, что в одиночку удержать Украину Директории не удастся, и ее глава заключил соглашение с поляками о совместном наступлении против Красной Армии. Оно было достигнуто ценой отказа от претензий на западные украинские земли и встретило почти всеобщее осуждение по обе стороны фронта. Более того, приход польских частей в Украину был встречен населением просто враждебно, поскольку “польские паны’’ были ненавистны среднему украинскому крестьянину более чем кто-либо другой.
Наступление поляков развивалось стремительно, и в мае 1920 года их войска захватили Киев. Войска УНР выполняли, в лучшем случае, вспомогательные задачи, но считали это и своей победой. Для лучшего оперативного обеспечения боевых действий Разведывательное управление генерального штаба украинских войск получило в подчинение Информационное бюро при Корпусе военной жандармерии (ИНФИБРО, или Информбюро) во главе с полковником М. Красовским. Его центральный аппарат состоял из отделов:
— 1-го — внутреннего надзора с функциями контрразведки;
— 2-го — наружного наблюдения;
— 3-го — разведывательного;
— 4-го — регистрационного (криминалистического).
Результативность работы данной структуры была достаточно высока, и за голову каждого сотрудника “петлюровской ЧК”, как часто именовали Информбюро в УССР, большевики назначили награду в 300 тысяч рублей[107]. Следует отметать нерациональность построения спецслужб Директории на этом этапе, очевидным образом дублировавших друг друга. 4-й отдел Информбюро занимался тем же, что и агентурный отдел Разведывательного управления генштаба, а 1-й и 2-й отделы повторяли функции Контрразведывательного. Ситуация была тем более странной, что Информбюро являлось структурой, подчиненной Разведывательному управлению, но свои операции они почти не координировали. Более того, периодически оба этих оперативных органа вступали в соперничество друг с другом и сводили эффективность своей работы на нет. Еще 11 октября 1919 года вице-директор Административного департамента МВД Директории в рапорте на имя министра справедливо обращал внимание на нелепость подобной ситуации и продолжал: “Если к этому добавить бесчисленные войсковые контрразведки и принять во внимание, что компетенции этих органов не разграничены, то станет полностью понятной запутанность во взаимоотношениях этих органов, царящая на местах и отражающаяся на деле установления порядка и спокойствия в государстве”[108]. Однако в некоторых областях никакого дублирования не возникало. Наиболее благополучным участком деятельности Разведывательного управления являлась военная дипломатия, являвшаяся обязанностью его Иностранного отдела. Передовым шагом было также создание подчиненной управлению “Школы воспитания разведчиков”, опередившее появление аналогичных учебных заведений во многих государствах мира.
Несмотря на значительное внимание правительства к обеспечению безопасности, контрразведка под руководством полковника Чеботарева, особенно в Действующей армии УНР, была поставлена весьма слабо. Армию пронизывала коммунистическая агентура, и регулярные разоблачения отдельных агентов не могли изменить общую неблагоприятную обстановку. Оперативные органы УССР легко вербовали источников в тылу противника, поскольку ситуация на фронте вновь изменилась и стала для УНР угрожающей. Одновременно значительно повысилась безопасность тыла Юго-Западного фронта Красной Армии, начальником которого с 29 мая 1920 года стал прибывший из Москвы Дзержинский. Ее обеспечение несколько осложняло отсутствие в УССР собственного Особого отдела и подчинение ее органов военной контрразведки Особому отделу ВЧК, но в декабре 1920 года эти недочеты были устранены. Важным шагом стало также создание транспортных ЧК. В соответствии с числом железных дорог были организованы три районные транспортные ЧК (РТЧК) с подчиненными участковыми транспортными ЧК (УТЧК), статус которых позднее был понижен до отделений (ОРТ ЧК). Все перечисленные мероприятия существенно затруднили агентурно-оперативную работу органов безопасности УНР в советском тылу. Это сопровождалось рядом поражений ее войск, к ноябрю 1920 года оттесненных на Волынь, а затем и вовсе изгнанных из пределов государства. Украинская Народная Республика пала окончательно, и власть на всей территории страны безраздельно перешла к правительству Украинской Советской Социалистической Республики и ЦК КП (б) Украины.
В списке спецслужб УССР значится еще один не слишком широко известный, однако достаточно важный орган, ответственный за ведение политической, экономической и военной разведки на оккупированной территории и в сопредельных государствах, прежде всего на юге Польши, в Буковине, Галиции и Бессарабии. Им являлся Закордонный отдел ЦК КП(б)У, или сокращенно Закордот, первое упоминание о котором датировано 21 мая 1921 года. Руководил отделом член ЦК Ф. Я. Кон. Для выполнения возложенных на него задач Закордот создавал агентурные сети с опорой на местные партийные организации, что, безусловно, снижало уровень конспирации, но зато обеспечивало широчайшую вербовочную базу и доступ к значительному кругу вопросов. В этом вопросе отдел принял на себя прежние функции Зафронтового бюро ЦК. В то же время его наиболее важные резидентуры действовали полностью автономно и не имели никакой связи с партийным подпольем. Агенты подбирались на советской территории с последующей переброской через линию фронта или государственные границы, а также приобретались непосредственно на местах. Вербовки осуществлялись как собственными силами, так и с использованием возможностей Региструпра. Закордот вообще был глубоко интегрирован в систему военной разведки: военные обеспечивали его техническими средствами, сотрудники партийной разведки обучались на курсах Региструпра, а добываемая отделом информация являлась составной частью информационного обеспечения РККА. По статусу он приравнивался к военным учреждениям. Несмотря на это, время от времени военные разведчики конфликтовали с партийными, отказываясь оказывать содействие гражданской структуре. В подобных ситуациях высшим арбитром выступал ЦК КП(б)У, быстро расставлявший все по своим местам. Позднее конфликты несколько сгладились, не в последнюю очередь благодаря регулярно получаемым Региструпром от Закордота разведывательным сводкам и обзорам прессы.
Структура Закордота была несложной:
— партийно-оперативный подотдел (связь с существующими зафронтовыми партийными организациями и постановка им заданий разведывательного характера, налаживание новых организаций в оккупированных и угрожаемых местностях);
— агентурно-разведывательный подотдел (непосредственное ведение оперативной работы, в первую очередь военной и политической разведки, а также наступательной контрразведки, причем вне всякой связи с партийным подпольем, проведение разведывательных опросов пленных силами прикомандированных к управлениям армий представителей);
— военно-политический подотдел (пропагандистская работа в армии противника с использованием печатных материалов и устно);
— информационный подотдел;
— секретариат.
На местах Закордот организовывал резидентуры, связь с которыми поддерживалась через курьеров. Прием материалов от курьеров производился на нелегальных явках в Харькове и на организованных в прифронтовой полосе передаточных пунктах связи. Однако резидентура не являлась высшей периферийной структурой Закордота, верхнюю ступеньку в этой иерархии занимали “Тройки”. В их составе теоретически предусматривалось создание трех отделов с подотделами, хотя на практике это оказывалось осуществимым далеко не всегда. Типовая организационная структура “Тройки” Закордота выглядела следующим образом:
— организационно-политический и агитационный отдел:
— подотдел связи с тылом через уполномоченных;
— подотдел учета и распределения всех партийных сил;
— подотдел организации районов;
— подотдел снабжения денежными средствами с паспортным бюро и гардеробом;
— подотдел по организации аппарата печати и ее распространения;
— военный отдел:
— оперативный подотдел;
— административно-хозяйственный подотдел;
— контрразведывательный подотдел (фактически вел агентурную военную разведку);
— агентурный отдел:
— подотдел разведки;
— подотдел контрразведки.
В ведение оперативной работы по партийной линии было серьезно вовлечено Правобережное бюро КП(б)У, во временем переданное в состав Закордота. Были организованы Киевский и Одесский подотделы, а также Крымский отдел, но из-за провала последний вскоре ликвидировали.
Деятельность Закордота нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, она оказалась весьма полезной для налаживания партийного подполья и ведения его силами разведывательной и контрразведывательной работы и организации партизанских отрядов на оккупированной территории и в сопредельных государствах. С другой стороны, резидентуры отдела постиг ряд тяжелых провалов: в мае — июне 1920 года в Каменец-Подольске, в июле того же года в Крыму, в апреле 1921 года в Бесарабии и Кишиневе, в августе 1921 года на Волыни и в Полесье. В результате само существование Закордота, некоторые направления его деятельности, а также ряд загранточек стали известны польским органам безопасности, что послужило причиной весьма резкой ноты польского правительства в адрес Наркоминдел УССР.
Закордонный отдел ЦК КП (б) У лишь в незначительной степени оправдал возлагавшиеся на него надежды руководства. Основной причиной этого являлась некоторая искусственность создания этого разведоргана, объяснимая лишь недоверием партийного руководства к военным разведчикам и слабостью постановки разведработы в органах ЧК. Вскоре оба эти фактора отпали, и вместе с ними отпала необходимость в сохранении партийной разведки, в особенности на фоне разворачивавшейся оперативной работы по линии Коминтерна. После этого Закордот был расформирован.
Возвращаясь несколько назад, следует отметить, что даже после разгрома Деникина большевики имели не одного противника в лице УНР, а двух. В их тылу вместо сплошной линии фронта возникла сеть отдельных очагов сопротивления. Этот фактор так называемого политического бандитизма оказывал на обстановку в стране самое серьезное влияние. Естественно, в настоящее время термин “бандитизм” звучит не вполне корректно, поскольку десятилетиями к несомненным бандам относили также и войска Украинской Народной Республики, и армию Махно, и ряд иных формирований, которые правильнее было бы именовать повстанческими войсками. Однако, вне зависимости от терминов, все эти иррегулярные части стали фактором, полностью дезорганизовавшим жизнь людей в Украине. Население не только сел, но и уездных городов постоянно жило в страхе перед вторжением очередного атамана, насилиями, убийствами, погромами, грабежами и контрибуцией, наложенной на содержание его “повстанческой армии”. Иногда банда не успевала уйти из населенного пункта до подхода правительственных войск, и тогда несчастные жители испытывали на себе весь ужас уличных боев, а затем победившие красные войска и чекисты обязательно сажали в тюрьму и расстреливали какое-то количество “пособников”, после чего все успокаивалось до очередного налета. Конечно, немало людей обогащалось на этих событиях, но их благополучие было эфемерным, ибо более всего власти любили конфисковывать имущество классовых врагов. А в массе своей простые люди воспринимали этот отголосок гражданской войны как сущее проклятие, тем более, что за политическими бандами множились и обычные уголовные. Утвержденная 8 декабря 1919 года “Краткая инструкция по борьбе с бандитизмом на Украине” недвусмысленно утверждала в первом же абзаце: “Ликвидация бандитизма и создание устойчивой Советской власти на Украине является в данный момент основной боевой задачей в советских, гражданских, военных и партийных организациях на Украине”[109]. Борьба с этим опасным явлением была возложена на реорганизованные в очередной раз органы безопасности УССР. Первоначально они возродились в форме Управления чрезвычайных комиссий и Особых отделов при образованном еще 11 декабря 1919 года Всеукрревкоме во главе с направленным ЦК РКП (б) бывшим заместителем председателя Московской ЧК В. Н. Манцевым. В начале следующего года начала восстанавливаться система губернских ЧК, первыми из которых стали Киевская, Харьковская и Одесская. 17 марта 1920 года Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет издал декрет о создании Центрального управления чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности (Цупчрезком) при Совнаркоме Украины. Фактически оно представляло собой реорганизованное Управление чрезвычайных комиссий и Особых отделов, во главе которого по-прежнему оставался Манцев.
В. Н. Манцев
Цупчрезком просуществовал чуть дольше года и 30 марта 1921 года был преобразован, а фактически просто переименован во Все-украинскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности (ВУЧК). Ее возглавлял все тот же Манцев, параллельно с марта 1922 года занимавший пост наркома внутренних дел УССР. Очередная реорганизация не заставила себя ждать. В 1922 году Политбюро ЦК КП (б) Украины четырежды, 13 и 15 февраля, а затем 10 и 17 марта рассматривало вопрос о преобразовании органов госбезопасности по образцу РСФСР. На последнем заседании Манцев, уже назначенный на пост наркома НКВД УССР, доложил проект преобразования ВУЧК в Государственное политическое управление (ГПУ) в составе его наркомата. Это завершилось принятием постановления ВУЦИК от 22 марта 1922 года “Об упразднении Всеукраинской Чрезвычайной комиссии и об организации Госполитуправления”, на которое возлагались “по всей территории УССР следующие задачи:
а) подавления открытых контрреволюционных выступлений, в том числе бандитизма, и принятие необходимых мер для своевременного предупреждения таковых;
б) принятия мер охраны и борьбы со шпионажем;
в) охрана железнодорожных и водных путей сообщения;
г) политической охраны границ республики;
д) борьбы с контрабандой и переходом границ республики без соответствующих разрешений;
е) выполнение специальных поручений Президиума Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета или Совета Народных комиссаров по охране революционного порядка”[110].
Продолжая оставаться наркомом внутренних дел Украины, Манцев одновременно возглавил ГПУ, а также стал полномочным представителем ГПУ РСФСР на территории Украины и в этом качестве принял в свое подчинение все действовавшие там российские Особые и транспортные отделы и войска ГПУ. Последние имели в системе обеспечения государственной безопасности Украины особую важность, поскольку играли ключевую роль в подавлении бандитизма, угрожавшего уже самому существованию советской власти. На заседании Политбюро ЦК КП (б) Украины 5 декабря 1920 года борьба с бандитизмом была признана основной ударной работой после ликвидации Врангеля. Руководство этим направлением возложили на уполномоченного Реввоенсовета Республики на Украине, командующего вооруженными силами Украины (с 1921 года — и Крыма) и заместителя председателя Совнаркома УССР М. В. Фрунзе. Он организовал под своим председательством Постоянное совещание по борьбе с бандитизмом при уполномоченном Реввоенсовета Республики на Украине, вскоре преобразованное в Особое совещание по борьбе с бандитизмом при СНК УССР и переданное в подчинение председателю Совнаркома УССР X. Г. Раковскому. В развитие постановления Политбюро, 6 декабря 1920 года Совет Труда и Обороны (СТО) принял постановление “О чрезвычайных мерах по прекращению бандитизма на Украине”, в котором указывалось: “Очищение Украины от бандитизма и тем самым обеспечение в ней устойчивого советского режима является вопросом жизни и смерти для Советской Украины и вопросом исключительной важности для всей советской федерации и ее международного положения, а сама борьба с бандитизмом представляет большую и самостоятельную стратегическую задачу”[111]. О размахе этого явления и ожесточенности борьбы с ним гласит отчет о работе полпредства ГПУ УССР по Правобережной Украине, включавшей Киевскую, Волынскую, Подольскую, Одесскую, Николаевскую и Черниговскую губернии, за 1-е полугодие 1922 года. За незначительный шестимесячный промежуток времени было проведено 539 операций против банд, “ликвидировано бандгрупп — 40, ликвидировано подпольных организаций — 29 (арестовано 895 человек), убито атаманов — 53, добровольно явилось атаманов — 6, арестовано атаманов — 69, убито рядовых бандитов — 830, арестовано рядовых бандитов — 2049, добровольно явилось рядовых бандитов — 73”[112]. Аналогичная ситуация в России заставила создать отдельную армию ГПУ.
Однако активная войсковая работа не могла осуществляться в ущерб оперативной. На счету украинских контрразведчиков имеется немало арестов иностранной агентуры, прежде всего польской. Один из таких эпизодов описан в отчете Цупчрезкома за 1920 год: “В марте месяце при переходе через польский фронт в Подольской губернии был арестован неизвестный, у которого при обыске было обнаружено зашитым в воротнике пальто удостоверение от П. О. В. (польской военной организации) и шифрованное письмо. Неизвестный оказался Покотянским, связанным непосредственно с подольской организацией П. О. В, насчитывавшей 8 человек. Но более тщательное расследование показало, что главная организация находится в Киеве. Покотянский с материалами был передан в Киевскую губернию. В связи с этим явилась возможность раскрыть Киевскую организацию, о которой агентурные сведения имелись еще с конца 1919 года. Было арестовано до 200 человек, из них активно 30 <…>”[113]. Отчет Цупчрезкома далее содержит сведения об организации ПОВ на Украине, верные лишь отчасти. Как известно, на рубеже 1918–1919 годов эта структура была распущена. В действительности речь идет о точке польской разведки в Киеве, в обиходе продолжавшей именоваться КН-Ш (В документе — К.Н.З). Далее в отчете отмечалась тесная связь ПОВ с украинским подпольем: “Вообще расследования по делам Польских организаций, предпринятые в разных местах, приводили к выводу, что они играли очень большую роль в организации петлюровского бандитизма на Украине”[114]. Это было абсолютно верно, но не только в отношении Польши. Нелегальная агентура забрасывалась в советские республики в основном из стран, ранее входивших составными частями в Российскую империю. Национальные меньшинства составляли обширную вербовочную базу для разведок лимитрофных государств и предоставляли прекрасное прикрытие для внедренных на глубокое оседание нелегалов. Это отмечал и использовавший их Рейли: “Работа в СССР лимитрофных агентов — эстонцев, латышей, поляков и других — значительно упрощается тем, что им легче слиться со средой. Здесь масса их соотечественников, и, наконец, надзор за ними значительно слабее. Ведь для наблюдения за всеми поляками потребовалось бы десять ГПУ”[115]. Противник с особым успехом использовал это обстоятельство в период советско-польской войны, когда в глубоком тылу Красной Армии развернулись состоявшие из местных поляков и направляемые заброшенными офицерами разведки многочисленные партизанские отряды. Они провели множество диверсионных операций по уничтожению промышленных предприятий, складов и объектов транспорта, нарушали коммуникации, нападали на гарнизоны и вели ближнюю и глубокую разведку. Не менее угрожающим фактором являлось агентурное проникновение польской разведки в штабы и учреждения Красной Армии, в том числе в Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной армии, в минскую ЧК, в особые отделы 15-й и 16-й армий. ВЧК оперативно отреагировала на эту ситуацию и занялась очисткой тыла силами батальонов своих войск, а также использовала специально сформированные оперативно-чекистские группы Особого отдела под руководством Я. С. Агранова, Р. А. Пиляра, А. X. Артузова и других. В ходе этих операций окончательно выявилась неэффективность массовых мероприятий, и в дальнейшем контрразведка делала основной упор на агентурно-оперативные методы работы.
В течение 1919 года польские разведчики были еще крайне слабы и массово арестовывались даже неопытными советскими спецслужбами. II отдел сочетал агентурную работу против России, Украины и Белоруссии с разведкой с позиций военных атташе, по состоянию на декабрь 1919 года аккредитованных в Вене, Белграде, Будапеште, Бухаресте, Берне, Брюсселе, Гельсингфорсе, Константинополе, Стокгольме, Вашингтоне, Копенгагене, Лондоне и Париже. Кроме того, военные миссии Войска польского находились в Париже и Таганроге. Как уже указывалось, точка II отдела на территории Украины (КН-Ш) располагалась в Киеве, а ее периферийные подразделения — в Москве, Петрограде, Левобережной и Правобережной Украине, на Волыни и Подолье. Главным резидентом являлся капитан Виктор Чарноцкий (“Вильк”). В период нахождения в Украине польских войск КН-III подчинялась главному командованию Войска польского и именовалась КУ-III, а иногда — У-III. Общая численность польских разведчиков во всех подпольных структурах в 1919 году достигала 500 человек, однако профессиональные военные среди них практически отсутствовали. В целях совершенствования оперативной работы КН-III попытались разделить на параллельные резидентуры для военной (У.В.) и политической (У.П.) разведки, но безрезультатно. Тогда в Варшаве была образована специальная экспозитура для руководства зафронтовыми точками, которую возглавил Ежи Радомский (“Кмициц”). По мере приближения войны централизованное руководство агентурными сетями из Киева становилось весьма проблематичным, и тогда поляки создали организации для работы по регионам:
— Белоруссия и Литва (Минск) — КОГ;
— Подолье (Винница) — КОЦ, или КИ-III;
— Волынь (Житомир), кодового обозначения не было;
— Черноморский район (Одесса) — Ц, или УОИ-III;
— Крым, Кавказ, Турция (Константинополь) — УК, или КУЦ.
Структуру организаций можно рассмотреть на примере точки Черноморского района. Ей подчинялись три округа (Одесса, Кишинев и Севастополь), в свою очередь руководившие низовыми резидентурами (пляцувками) в Одессе, Севастополе, Кишиневе, Николаеве и Херсоне. На 1 июня 1920 года численность организации Ц составляла 45 человек, из которых в штабе района работали 6, в трех округах — 11, в семи резидентурах — 15. Большинство остальных являлись курьерами.
Разведывательно-диверсионная деятельность значительно усилилась в период советско-польской войны 1920 года. Она неплохо финансировалась, и в целом на оперативные цели было затрачено 2 149 164 польские марки, в том числе:
— 129944 — Подольский фронт;
— 402800 — Волынский фронт;
— 789400 — Литовско-Белорусский фронт;
— 337000— Силезский фронт;
— 193000— Великопольский фронт;
— 297020 — Поморский фронт[116].
При этом часть средств выделялась на диверсионные и специальные операции, проводимые созданным 1 августа 1920 года “Союзом защиты отечества” общей численностью в 700 человек. Эта организация формально являлась негосударственной, однако действовала по прямым указаниям военного командования и в соответствии с общими указаниями о начале диверсионной работы, отданными в июле 1919 года генеральным штабом Войска польского.
Польская разведка действовала в России, Украине и Белоруссии на принципах функционирования нескольких сетей, принадлежащих различным структурам. Существовали пляцувки в непосредственном подчинении II отдела и точки КН-III, в основном укомплектованные бывшими членами ПОВ. Центральная разведка претендовала на руководство обеими сетями, но КН-III продолжала отстаивать свое особое положение в системе II отдела и не соглашалась на передачу агентурного аппарата формальному руководству из Варшавы. Такая позиция подкреплялась более высокой результативностью ее сетей. Однако постепенно обе структуры начали сближаться на принципах единоначалия, первым шагом к которому явилось создание пляцувок с двойным подчинением. Постепенно партизанский подход к оперативной работе уходил из практики польских разведчиков, и II отдел принял руководство всеми зафронтовыми агентами. Разведка создавала все новые точки, в том числе мелкие, так называемые постоянные постерунки, укомплектованные агентами-стационерами для наблюдения за железнодорожными перевозками. Два наиболее результативных постерунка были организованы в мае 1920 года в Полтаве и Харькове, причем они вели не только ближнюю, но и дальнюю разведку.
Против этой системы активно работала советская контрразведка, одна из наиболее результативных операций которой была проведена в Орше. Местные чекисты раскрыли курьера резидентуры польской разведки в РСФСР М. А. Пиотух, а установленное за ней наружное наблюдение выявило конспиративную квартиру в Москве. В столице были захвачены несколько агентов II отдела и найдены документы, позволившие установить резидента (Игнатий Добржинский), однако место его пребывания оставалось пока неизвестным. 25 июня 1920 года в засаду на той же квартире попал визитер, служащий броневых частей Московского военного округа Гржимало, открывший по контрразведчикам огонь из револьвера и погибший в перестрелке. При обыске тела убитого среди прочих документов был обнаружен членский билет общества охотников. Произведенная сплошная проверка показала, что в этом же коллективе состоит и член польской социалистической партии, политрук курсов броневых частей МВО Игнатий Добржинский. Стало очевидным, что он и является искомым резидентом в Москве. Арестованный оказался опытным офицером разведки в звании поручика, ранее работавшим резидентом в Литве и Восточной Пруссии и возглавлявшим организации в Гродно и Сувалках. Следует отметать, что он, как и все остальные захваченные польские агенты, был взят с боем, и только своевременное вмешательство одного из чекистов помешало ему застрелиться.
На допросах у особоуполномоченного ОО ВЧК Артузова арестованный пошел на сотрудничество, предварительно оговорив некоторые существенные условия. В обмен на прекращение деятельности резидентуры чекисты обязались вместо ареста репатриировать в Польшу всех ее агентов-поляков. Столь мягкая мера пресечения не распространялась на завербованных на материальной основе иных граждан РСФСР. Добржинский честно выполнил и даже перевыполнил свои обязательства, обеспечив ВЧК контакт с польским резидентом в Петрограде Виктором Стецкевичем и уговорив его последовать своему примеру. Решение обоих резидентов было принято исключительно по идеологическим мотивам, без принуждения, запугивания или подкупа. Артузов обладал настолько сильным даром убеждения, что оба поляка-социалиста вступили в ВКП(б) и были даже приняты на службу в ВЧК, где Добржинский стал Сосновским, а Стецкевич — Кияковским. На советскую службу поступили еще несколько бывших крупных польских разведчиков, агитировавших военнопленных переходить на сторону Советской России. Они совместно составили воззвание к полякам аналогичного содержания, распространявшееся с помощью авиационных листовок. Польская разведка дважды направляла террористические группы для ликвидации перебежчика Добржинского, но обе они были заблаговременно уничтожены. В дальнейшем Сосновский работал в контрразведке и был репрессирован по “польскому делу”, а Кияковский в 1932 году погиб при ликвидации мятежа лам в Архангайском аймаке Монголии. В 1982 году ему соорудили там памятник.
М. И. Сосновский (Добржинский)
С течением времени польская разведка совершенствовала методы работы и развивала свою инфраструктуру в СССР и вокруг него. Еще 10 августа 1921 года штаб МСВойск утвердил инструкцию, гласившую: “Рациональная организация разведки требует целенаправленного разделения территории Советской России таким образом, чтобы избежать ненужного пересечения работы в конкретных районах. Кроме того, принимая во внимание требования безопасности, необходимо, чтобы осуществляемые в данном районе направления разведывательной работы не были связаны между собой так, чтобы расшифровка одного из них не повлекла за собой полного уничтожения сети. Этого требует также и необходимость самообеспечения на случай войны, когда официальная деятельность прерывается”[117]. В развитие этой доктрины все разведывательные операции против России, Украины и Белоруссии, а впоследствии СССР, были разделены на три направления и проводились как непосредственно на территориях указанных стран, так и с территорий окружавших их государств, а также с Запада.
1921 год стал годом тамбовского восстания, голода в Поволжье, кронштадтского мятежа и вынужденного введения новой экономической политики — нэпа. Голод помог активизироваться военной разведке Соединенных Штатов Америки, которая не упустила возможность использовать для прикрытая гуманную деятельность “Американской администрации помощи” (АРА), поставлявшей продовольствие в пораженные голодом районы и оказывавшей им иное содействие. В России она действовала на основании Рижского договора от 20 августа 1921 года, а в Украине — на основании Московского договора от 10 января 1922 года. Американцы не собирались играть в Антанте подчиненную роль и поэтому отказались пользоваться наработками ее спецслужб в советских республиках, взявшись за дело самостоятельно. Аппарат АРА в Москве состоял из ряда отделов: исполнительного, административного, снабжения, перевозки, связи, сообщения, медицинского, автотранспортного, финансового и специального, имевшего недвусмысленный в мире секретных служб номер 2. Несколько раз контрразведчики ЧК и ОГПУ задерживали работников центрального anna-рата московского подразделения АРА и ее отделений на местах за шпионскую деятельность и скупку произведений искусства. Приказ по ГПУ № 29 от 29 марта 1922 года гласил: “Среди иностранных организаций в РСФСР, так или иначе помогающих предательской работе контрреволюции, видное место занимает Американская администрация помощи голодающим (АРА), та самая АРА, которая в 1919 году успешно помогла мадьярской буржуазии свергнуть венгерское советское правительство. ГПУ установлено, что русский отдел АРА… ведет контрреволюционную и шпионскую работу”[118]. Однако вымысел и пропаганда в освещении истории этой организации, прекратившей свою работу в СССР в июне 1923 года, значительно преувеличивают реальные масштабы ее разведывательной работы, поэтому полностью связывать “Американскую администрацию помощи” со спецслужбами было бы необъективно и несправедливо.
Временная либерализация общественных отношений наглядно продемонстрировала, что чрезвычайный статус органов безопасности стал анахронизмом. Сохранение существовавшей системы карательных органов в неизменном виде вызывало недовольство даже среди коммунистов, не говоря уже о других, не столь привилегированных и законопослушных социальных группах. Кроме того, в этот период в Москве рассчитывали прорвать фронт дипломатической изоляции страны, а в глазах международного общественного мнения не было более одиозного института, чем ЧК. Необходимость подать Западу сигнал о готовности пойти ему навстречу в некоторых вопросах послужила катализатором реформы государственной безопасности России и других советских республик. Дополнительным раздражавшим общественность фактором стало непомерное разрастание ВЧК. По состоянию на 1 января 1921 года ее штатная численность составляла 2450 человек, правда, из них в наличии имелось лишь 1415 сотрудников[119]. По сравнению с 1918 годом организационная структура Всероссийской чрезвычайной комиссии изменилась неузнаваемо:
— Председатель ВЧК;
— Заместитель председателя;
— Спецотделение при президиуме ВЧК;
— Следственная часть при президиуме ВЧК;
— Управление делами ВЧК:
— Общая часть:
— Журнальный стол;
— Шифровальное бюро;
— Отдел личного состава;
— Учетно-регистрационный отдел:
— Комендатура;
— Стол выдачи пропусков и справок;
— Стол приема арестованных;
— тюрьма;
— телефонная станция;
— Служба связи:
— гараж;
— автомастерская;
— кладовые;
— конная база;
— санчасть;
— Управление домами ВЧК;
— Экспедиция;
— Клуб ВЧК и МЧК;
— Административно-организационное управление (АОУ):
— Секретариат;
— Административный отдел:
— Канцелярия;
— Распределительное отделение;
— Учетное отделение;
— Отделение личного состава;
— Курсы ВЧК;
— Организационный отдел:
— Контрольно-инструкторский подотдел Финотдела НКВД и ВЧК;
— Экономическое управление (ЭКУ):
— Канцелярия;
— Отдел надзора и публичного обвинения;
— Статистико-экономический отдел;
— 1 специальное отделение(Наркомат путей сообщения);
— 2 специальное отделение(Высший совет народного хозяйства);
— 3 специальное отделение(Внешторг и иностранные концессии);
— 4 специальное отделение(аппарат Чрезвычайного уполномоченного Совета Обороны по снабжению армии);
— 5 специальное отделение(почта и телеграф);
— 6 специальное отделение(золото — валюта — ценности);
— 7 специальное отделение(Наркомат просвещения и Центропечать);
— 8 специальное отделение(Наркомат продовольствия);
— 9 специальное отделение(Главное управление по снабжению Красной Армии и Флота продовольствием при Наркомате продовольствия);
— 10 специальное отделение(Центросоюз);
— 11 специальное отделение(Наркомат здравоохранения);
— 12 специальное отделение(Наркомат земледелия);
— 13 специальное отделение(Наркомат финансов);
— 14 специальное отделение(Наркомат по военным делам);
— 15 специальное отделение(специальное);
— библиотека;
— редакция;
— Секретно-оперативное управление (СОУ):
— Оперативный отдел:
— Секретариат;
— Оперативное отделение;
— Техническое отделение;
— Активная часть;
— Отделение обработки материалов;
— Бюро обработки;
— Бюро печати;
— Регистрационно-статистическое отделение:
— Бюро регистрации;
— Справочное бюро;
— Бюро розыска;
— Бюро статистики;
— Особый отдел (ОО):
— Сотрудники для поручений;
— 13 специальное отделение (контрразведывательная работа против Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Румынии);
— 14 специальное отделение (контрразведывательная работа против стран Востока);
— 15 специальное отделение (контрразведывательная работа против стран “Большой Антанты”);
— 16 специальное отделение (контрразведывательная работа в Красной Армии);
— 17 специальное отделение (контрразведывательная работа в среде бывших офицеров);
— Осведомительная часть;
— Секретный отдел (СО):
— 1 отделение (работа против анархистов);
— 2 отделение (работа против меньшевиков);
— 3 отделение (работа против правых эсеров);
— 4 отделение (работа против правых партий);
— 5 отделение (работа против левых эсеров);
— 6 отделение (работа против духовенства);
— 7 отделение (работа против разных партий);
— 8 отделение (осведомительское);
— 9 отделение (работа против еврейских антисоветских партий);
— Специальный отдел (Спецотдел):
— 1-е отделение (наблюдение за сохранением государственной тайны всеми государственными учреждениями, партийными и общественными организациями);
— 2-е отделение (теоретическая разработка вопросов криптографии, а также составление шифров и кодов для ВЧК и всех других учреждений страны);
— 3-е отделение (ведение шифрработы и руководство этой работой в ВЧК);
— 4-е отделение (открытие иностранных и антисоветских шифров и кодов и дешифровка документов);
— 5-е отделение (перехват шифровок иностранных государств, радиоконтроль и выявление нелегальных и шпионских радиоустановок, а также подготовка радиоразведчиков);
— 6-е отделение (изготовление конспиративных документов);
— 7-е отделение (химическое исследование документов и веществ, разработка рецептов, выполнение экспертизы почерков и фотографирование документов);
— Иностранный отдел (ИНО):
— Канцелярия;
— Агентурное отделение;
— Бюро виз;
— Транспортный отдел:
— Секретариат;
— Секретно-оперативная часть;
— Регистрационно-информационная часть;
— часть снабжения вещевым довольствием;
— Контрольная комиссия Управления делами ВЧК.
На этой стадии развития объективные обстоятельства вынудили принять решение о роспуске ВЧК. После нескольких не слишком значительных изменений судебной системы появился основанный на постановлении 9-го Всероссийского съезда Советов от 28 декабря 1921 года декрет ВЦИК от 6 февраля 1922 года об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов. Вместо них в составе Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) РСФСР организовывалось Главное политическое управление (ГПУ) под председательством наркома или назначенного Совнаркомом его заместителя. На НКВД и ГПУ возлагались задачи, ранее выполнявшиеся ВЧК: подавление открытых контрреволюционных выступлений и бандитизма, борьба со шпионажем, охрана железнодорожных и водных путей сообщения, охрана государственных границ, борьба с контрабандой и нелегальным переходом государственной границы, выполнение специальных поручений Президиума ВЦИК или Совнаркома по охране революционного порядка и расследование дел о контрреволюции. Кроме того, по мере перехода к мирной жизни требовалось усилить ведение контрразведки в гражданской сфере, которой ранее пренебрегали в ущерб военной. Кроме Секретно-оперативного управления (СОУ), в составе ГПУ сохранялась и созданная еще в 1921 году в ВЧК экономическая контрразведка (ЭКУ). Усиление внимания к азиатским окраинам страны выразилось в создании в июне 1922 года Восточного отдела (ВО), руководившего деятельностью местных аппаратов госбезопасности на Кавказе, в Средней Азии, Татарии, Башкирии и Крыму и работой с восточными национальными группами, включая внешнюю разведку на этих направлениях. Отдел имел право давать ИНО обязательные для исполнения оперативные задания в сфере своей компетенции. Столь ответственный участок работы был поручен Петерсу.
Я. X. Петерс
Территориальными подразделениями реорганизованной системы государственной безопасности вместо губернских органов стали политотделы. Внешняя разведка вновь не вошла в список официальных задач секретной службы, что в очередной раз продемонстрировало приоритетность для ГПУ внутренних вопросов. Как и ранее, самый широкий спектр задач был возложен на Особый отдел. Положение об особых отделах Госполитуправления (при нормальном положении), утвержденное в тот же день 6 февраля 1922 года, устанавливало: “Особый отдел является органом Госполитуправления, выполняющим нижеследующие из задач, возложенных постановлением ВЦИК от 6 февраля 1922 года на Госполитуправление:
а) борьба с контрреволюцией и разложением в Красной Армии и во Флоте;
б) борьба со шпионажем во всех его видах (разведывательным и вредительным), направленным против интересов РСФСР как со стороны окружающих республику государств и их отдельных партий, так и со стороны русских контрреволюционных партий и групп;
в) борьба с открытыми контрреволюционными выступлениями и вспышками (бандитизмом) путем разведки сил противника и разложения его рядов;
г) охрана границ РСФСР и борьба с политической и экономической контрабандой и незаконным переходом границ;
д) выполнение специальных заданий Реввоенсовета республики и реввоенсоветов фронтов, армий и военных округов в связи с сохранением интересов Красной Армии и Флота”[120].
Как видим, на Особый отдел вновь возлагался самый широкий спектр наиболее ответственных задач органов государственной безопасности.
9 февраля 1922 года процесс реорганизации вошел в заключительную стадию и был оформлен соответствующим приказом № 64 по ВЧК “Об упразднении ВЧК”. Сразу же после реформы прошла проверка состояния осведомительной работы в госбезопасности, в первую очередь в военной контрразведке. В результате контрразведывательное обеспечение войск было изъято из ведения Особых отделов, которые теперь вели лишь осведомительноинформационную работу. С этой целью на основании приказа ОГПУ № 18 от 22 марта 1922 года их осведомительная служба реорганизовывалась, в частности, устанавливались три категории секретных сотрудников:
— осведомители из числа военнослужащих-коммунистов, находившиеся на связи у военных комиссаров частей;
— беспартийные осведомители, находившиеся на связи у уполномоченных Особого отдела;
— особо квалифицированные осведомители, находившиеся на связи у ответственных работников Особого отдела.
Такая категория негласного аппарата как агенты в Особых отделах на данный период ликвидировалась. Однако общее состояние контрразведывательной работы продолжало оставаться неудовлетворительным, что стало предметом внимательного рассмотрения и обсуждения на совещании коллегии ГПУ с участием полпредов ГПУ с 6 по 9 мая 1922 года. Одним из невысказанных вслух, но важнейших мотивов назревшей реорганизации являлась необходимость вывода военной контрразведки из-под фактического руководства Троцкого. До этого времени Особые отделы не входили в состав Секретно-оперативных частей (СОЧ) полпредств ГПУ и работали по линейному (контрразведка), а не объектовому признаку. Такое положение не позволяло Государственному политическому управлению осуществлять безраздельный контроль над безопасностью в Красной Армии и существенно усиливало позиции наркомвоена. Совещание выработало ряд рекомендаций, немедленно воплощенных в жизнь еще до его окончания. 8 мая 1922 года “тройка” ГПУ в составе С. А. Мессинга, В. Н. Манцева и Г. Г. Ягоды утвердила своим постановлением предложенный И. С. Уншлих-том проект реорганизации (стиль и орфография источника сохранены, но исправлены две опечатки — И. Л.):
“§ 1. Разделить задачи и функции существующего Особого отдела в центре и на местах на две части, изменив соответствующим образом организацию их…
§ 2. Задачи — обслуживание Красной Армии и Флота, всестороннее выявление ее нужд, недостатков, условий жизни, настроений, волнений и всевозможных вредных на нее влияний, происходящих в армии, внутренних эволюционных процессов с одной стороны и борьба с указанными явлениями путем предупреждения влияния и давления на соответствующие органы Военного аппарата Республики, путем борьбы с крупными должностными преступлениями внутри армии и ее учреждений, а также путем принятия всяких иных предупредительных мер — с другой стороны — возложить на реорганизованный Особый Отдел СЕКРОУГПУ, выделив для этого технический аппарат…
§ 3. Остальные задачи, выполняемые до сего времени Особыми отделами, как-то: борьба со шпионажем, белогвардейской контрреволюцией (так в документе — И. Л.) и заговорами, бандитизмом, контрабандой и незаконным переходом границ, сосредоточить в самостоятельном отделе, наименовав его “Контрразведывательным Отделом” Секроперупра ГПУ. Таким образом Секроперупр ГПУ будет состоять из Отделов: Секретного, Особого, Контрразведывательного, Иностранного, Информационного и Оперативного”[121]. Начальником КРО был утвержден А. X. Артузов (Фраучи).
А. X. Артузов
В результате этого роль Особых отделов военных округов свелась практически к символической, и они утратили не только право ведения контрразведывательной работы, но и имевшиеся у них ранее силы и средства. Особые отделения дивизий подчинялись теперь не округам, а губернским политотделам, причем все органы особистской системы были лишены права применения таких мер предупреждения и пресечения преступлений, как обыски, аресты и выемки, а также не вели более агентурно-оперативной работы. И хотя положение с безопасностью в РККА от этого не улучшилось, негласная цель окончательного вывода военной контрразведки из-под контроля Троцкого была успешно достигнута.
30 декабря 1922 года Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика (РСФСР), Украинская Социалистическая Советская Республика (УССР), Белорусская Социалистическая Советская Республика (БССР) и Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика (ЗСФСР — Грузия, Азербайджан и Армения) заключили Договор об образовании СССР, статья 12 которого гласила: “В целях утверждения революционной законности на территории Союза Советских Социалистических Республик и объединения усилий союзных республик по борьбе с контрреволюцией учреждается при Центральном Исполнительном Комитете Союза Советских Социалистических Республик Верховный суд, с функциями верховного судебного контроля, а при Совете Народных Комиссаров Союза — объединенный орган Государственного Политического Управления, председатель которого входит в Совет Народных Комиссаров Союза с правом совещательного голоса…”[122]. Главное политическое управление просуществовало до 15 ноября 1923 года, после чего функции обеспечения государственной безопасности были сосредоточены в одном центральном органе — Объединенном государственном политическом управлении (ОГПУ) при СНК СССР, не входившем в состав Наркомата внутренних дел и получившем статус самостоятельного управления Совнаркома. Конечно, на деле ни Совнарком, ни ЦИК никогда не руководили органами госбезопасности, реально они всегда подчинялись только ВКП(б) как единственному и полноправному хозяину в стране. Строго говоря, конкретные шаги к такому объединению начались значительно раньше, с введением института полномочных представителей ВЧК в республиках. На эти должности назначались достаточно видные работники центрального аппарата, например, в Туркестане полпредом ВЧК являлся бывший заместитель ее председателя Я. X. Петерс, в Киргизии — бывший начальник Следственного отдела ВЧК Г. С. Мороз, в Закавказье — бывший начальник Иностранного отдела ВЧК С. Г. Могилевский, в Сибири — бывший заместитель начальника Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский. Логичным продолжением начавшегося процесса явилось структурное объединение всех органов государственной безопасности под эгидой Москвы. Следует, однако, отметить, что образование ОГПУ не привело к немедленному изменению статуса всех республиканских структур. Например, Закавказская Чрезвычайная комиссия, миновавшая в своем развитии стадию ГПУ, в связи с чрезвычайно сложной и напряженной обстановкой на Кавказе просуществовала до 1926 года.
Высшим органом руководства ОГПУ являлась его Коллегия, при которой действовали Особое совещание и аппарат особоуполномоченного, ответственного за расследование совершенных сотрудниками административных правонарушений. Утвержденное ЦИК положение об Объединенном государственном политическом управлении и его органах гласило, что ОГПУ “ведает:
а) руководством работой Государственных Политических Управлений союзных республик и им подведомственных особых отделов военных округов, а также транспортных органов Государственных Политических Управлений на железных дорогах и водных путях сообщения на территории соответствующих союзных республик;
б) непосредственным руководством и управлением особыми отделами фронтов и армий;
в) организацией охраны границы Союза ССР;
г) непосредственной оперативной работой в общесоюзном масштабе”[123].
Структура ОГПУ периодически изменялась. В момент своего создания оно состояло из Секретно-оперативного (СОУ), Экономического (ЭКУ) и Административно-организационного (АОУ) управлений, а также ряда отделов. В состав Секретно-оперативного управления входили отделы, относившиеся к разведке и контрразведке:
— Секретный (СО) — разработка политических партий и религиозных организаций;
— Контрразведывательный (КРО) — контрразведка внутри страны, борьба с контрреволюционными выступлениями граждан и разработка иностранных миссий в СССР;
— Оперативный (Оперод) — служба наружного наблюдения и комендантская часть;
— Иностранный (ИНО) — орган внешней разведки;
— Особый (00) — орган контрразведки в вооруженных силах;
— Транспортный (ТО) — орган борьбы с враждебными элементами на железнодорожном и водном транспорте;
— Восточный (ВО).
К компетенции Экономического управления относилась борьба с экономическими злоупотреблениями, невыполнением государственных планов и экономическим шпионажем. Ни в какие управления не входили и были автономными Отдел погранохраны (ПО), руководивший пограничными войсками, войсками особого назначения, борьбой с контрабандой и пограничной разведкой, Главная инспекция войск ОГПУ и существовавший при ОГПУ, но подчинявшийся напрямую ЦК ВКП(б) Специальный отдел (Спецотдел)[124]. К середине 1920-х годов ОГПУ не избежало свойственной любому государственному органу тенденции к росту бюрократии, и его структура усложнилась. К существовавшим трем управлениям добавилось Главное управление погранохраны и войск ОГПУ (ГуПОиВ), реорганизовались и отделы. К 1927 году в СОУ входили Секретный, Контрразведывательный, Особый, Транспортный, Восточный, Оперативный отделы, Отдел центральной регистратуры (ОЦР), а также контролировавший настроения в различных слоях общества Информационный отдел (ИНФО). Его осведомители собирали сведения, после предварительной проверки передававшиеся в оперативные отделы, где на их основании заводились дела-формуляры или агентурные дела. Иностранный отдел (ИНО) первоначально входил в Секретно-оперативное управление и полностью именовался ИНО СОУ ОГПУ СССР, однако в официальной структуре, как правило, не фигурировал, а позднее стал самостоятельным и приобрел права управления. Административно-организационное управление включало отделы фельдсвязи, тюремный, санитарный, автомобильный, хозяйственный и некоторые вспомогательные, а также комендатуру. К 1930 году центральный аппарат госбезопасности насчитывал уже 2500 сотрудников. Бюджет ОГПУ был довольно значителен. Например, в 1925 году он составлял 52 миллиона рублей по органам госбезопасности и 4,5 миллиона рублей по конвойным войскам, а к середине года его дополнили еще 250 тысяч рублей, ассигнованные на закордонную работу[125]. Структура центрального аппарата Объединенного государственного политического управления по состоянию на 1 января 1930 года имела следующий вид (указаны только основные подразделения):
— Председатель;
— 1-й заместитель председателя;
— 2-й заместитель председателя;
— особоуполномоченный при председателе;
— секретарь Коллегии ОГПУ;
— особоуполномоченный при Коллегии ОГПУ;
— Секретно-оперативное управление:
— Секретный отдел;
— Контрразведывательный отдел;
— Особый отдел;
— Информационный отдел и политконтроль;
— Оперативный отдел; — Восточный отдел;
— Отдел центральной регистратуры;
— Транспортный отдел;
— Специальный отдел;
— Иностранный отдел;
— Экономическое управление;
— Главное управление погранохраны и войск;
— Административно-организационное управление.
Г И БОКИЙ
Особого внимания заслуживает Специальный отдел. Он был создан постановлением Совнаркома от 5 мая 1921 года и первоначально именовался 8-м спецотделом при ВЧК (а не в ее составе), затем номер исчез из его названия до 1936 года. Спецотдел обслуживал также и Красную Армию, поскольку в рассматриваемый период в ней отсутствовали органы радиоразведки и дешифрования. Его начальник имел право самостоятельного выхода на ЦК РКП (б), минуя руководство госбезопасности. С 1921 по 1937 год этот пост занимал Глеб Иванович Бокий, личность интересная и весьма противоречивая. До назначения на него он побывал председателем Петроградской губчека и начальником особых отделов на Восточном и Туркестанском фронтах, а в центральный аппарат ВЧК был приглашен лично Дзержинским. Одни источники оценивают Бокия как патологическую, мрачную и порочную личность, другие же, наоборот, считают его одним из выдающихся деятелей послереволюционного периода. Бесспорно лишь то, что начальник Спецотдела являлся человеком неординарным, и подбирал сотрудников себе под стать. Он не терпел подобострастия в любой форме, никогда не признавал чьего-либо верховенства над собой, и именно по этой причине с середины 1920-х годов напрочь испортил отношения со Сталиным и находился фактически в оппозиции к нему. Система местных (территориальных) органов госбезопасности неоднократно претерпевала изменения. Помимо уже неоднократно упоминавшихся губернских и уездных ЧК, в республиках и крупных районах России создавались полномочные представительства, или полпредства (ПП) ВЧК, после реорганизации ставшие полпредствами ГПУ. Позднее, с обрахованием СССР и ОГПУ, ПП в союзных республиках выводились из их подчинения и замыкались на центральный аппарат. С 1923 года структура полпредства выглядела следующим образом:
— Секретно-оперативная часть (СОЧ) с отделениями (позднее отделами):
— секретным (СО);
— особым (ОО);
— контрразведывательным (КРО);
— информационно-агентурным (ИНФАГО);
— регистрационно-статистическим (РСО);
— борьбы с бандитизмом (ОББ);
— политконтроля (ПК);
— Общеадминистративная часть (ОАЧ):
— канцелярия;
— стол личного состава;
— комендатура;
— подразделения связи;
— хозяйственное отделение.
Полпредства ОГПУ разделялись на три категории, в самой низшей из них, третьей, СОЧ не имела внутренней структуры и работала по системе уполномоченных по линиям. Штаты ПП колебались в диапазоне от 133 до 33 работников (без учета ЭКО, ПК и ОББ). Губернские отделы и аппараты уездных уполномоченных ГПУ также колебались по четырем категориям.
С 1923 года территория СССР была разбита на 13 округов ОГПУ: Московский, Приволжский, Уральский, Петроградский, Западный Украинский, Крымский, Северо-Кавказский, Киргизский, Туркестанский, Сибирский, Дальневосточный и Закавказский. Во главе чекистского аппарата округов, как правило, стояли полпредства. По мере изменения административно-территориального деления Советского Союза, в первую очередь, после ликвидации губерний и образования краев, областей и округов, губернские отделы ликвидировались, зато появились окружные (ОКРО) и областные (ОБЛО) отделения ГПУ. Но просуществовали они относительно недолго, и ПП остались основным типом местных органов госбезопасности СССР.
Полпредства ОГПУ республик, краев и областей просуществовали вплоть до образования общесоюзного наркомата внутренних дел. Их организационная структура приблизительно соответствовала структуре центрального аппарата:
— Секретариат;
— Особая инспекция;
— Секретно-политический отдел (СПО);
— Особый отдел (00);
— Оперативный отдел (ОПЕРОД). В некоторых ПП — отделение;
— Экономический отдел (ЭКО). В некоторых ПП — управление;
— Учетно-статистический отдел (УСО);
— Специальное отделение;
— Отдел кадров (ОК);
— Финансовый отдел (ФО);
— Общий отдел;
— Управление рабоче-крестьянской милиции (УРКМ);
— Военизированная пожарная охрана (ВПО);
— Инспекция резервов (ИР);
— Иностранный отдел (ИНО). Только в некоторых, преимущественно приграничных ПП и ОБЛО;
— Транспортный отдел (ТО). Только в некоторых ПП;
— Отдел спецпоселений (ОСП). Только в ПП, на территории ответственности которых располагались спецпоселки и размещались спецпереселенцы;
— Управление пограничной охраны и войск ОГПУ (УПО и войск ОГПУ). Только приграничных ПП.
В таком виде полномочные представительства ОГПУ и завершили свое существование в 1934 году.
В условиях существования СССР достаточно быстро состоялась очередная реформа системы военной контрразведки. Как уже указывалось, майская реорганизация 1922 года преследовала вполне конкретную политическую цель и оказала негативное влияние на состояние безопасности в РККА. В новых обстоятельствах уже не приходилось опасаться ни бонапартизма наркомвоена, ни чрезмерной автономии 00 от системы ОГПУ, поэтому 1 марта 1924 года Особому отделу возвратили право применения мер предупреждения и пресечения преступлений в войсках и учреждениях Красной Армии, а также ведения агентурно-оперативной работы.
Первое десятилетие существования органов государственной безопасности СССР стало периодом первоначальной отработки форм и методов деятельности различных сил и средств ВЧК/ОГПУ. Их развитие можно проследить на примере концепции агентурнооперативной работы, претерпевшей принципиальные изменения с периода полного неприятия чекистами института агентуры. Уже в 1918 году “Краткие указания ЧК для ведения разведки” продемонстрировали окончание романтического периода в развитии госбезопасности. Документ устанавливал перечень основ вербовки, в числе которых значились идейно-политическая, материальная или иная личная заинтересованность, а также вербовка на основе компрометирующего материала. Там же указывалось, что методами вербовки могут являться убеждение и принуждение, а формами — прямое предложение или постепенное привлечение к сотрудничеству, иными словами, втягивание в него. Уже к 1919 году в ВЧК различали три категории негласных агентов: осведомителей, внутреннюю агентуру и агентов внутреннего наблюдения, при этом последний термин иногда применялся и к внутренней агентуре.
Работа с осведомителями строилась на принципе массовости. Эти люди не получали какой-либо специальной подготовки, а просто находились на связи у оперативного сотрудника и были обязаны сообщать ему обо всех подозрительных фактах, замеченных ими по месту работы и жительства. Они не выполняли конкретных заданий, не имели агентурных псевдонимов, не получали допуск к секретной информации и вообще не подходили под категорию агентов по более поздним понятиям. Сила института осведомителей заключалась в широчайшем охвате всех сфер жизни страны. Согласно действовавшим положениям, только по линии особых отделов их надлежало иметь в частях и штабах Красной Армии, учреждениях, на заводах, фабриках и в мастерских, на транспорте, в кооперативных и иных продовольственных организациях и на других аналогичных объектах. Если осведомители набирались из числа политически лояльных рабочих, служащих и красноармейцев, то с внутренней агентурой дело обстояло принципиально иначе. Эти секретные сотрудники вербовались из враждебной среды или ее близкого окружения и использовались для выполнения заданий по конкретным разработкам. Агенты внутреннего наблюдения составляли наиболее ценную категорию и фактически являлись штатными сотрудниками негласного аппарата ЧК. Они внедрялись на объекты заинтересованности под специально разработанными легендами, располагали как официальными документами сотрудников госбезопасности, так и документами прикрытия, и пользовались всеми правами оперативного персонала ЧК. Тогда же были разработаны и основные методы скрытого проникновения в контрреволюционную среду, включавшие подставу чекистов на вербовку антисоветскими организациями, вербовку секретных сотрудников из среды разрабатываемых лиц и внедрение оперативных сотрудников и агентов в контрреволюционные организации.
В 1921 году агентурно-осведомительный аппарат ВЧК и местных органов ЧК по-прежнему состоял из трех категорий: массовой осведомительной сети, секретной агентуры и штатных агентов. Как и ранее, осведомительная сеть комплектовалась в широких слоях населения, вербовка осведомителей производилась “на патриотической основе преимущественно из социально близких слоев населения”[126] аппаратом секретных уполномоченных (негласными оперативными сотрудниками) при ИНФО СОУ и его отделений на местах. Секретная агентура, иногда именовавшаяся внутренней агентурой, вербовалась из числа членов антисоветских политических партий, бывших офицеров и военных чиновников и буржуазных специалистов и использовалась в конкретных разработках. Сюда же относились внутрикамерные агенты из числа арестованных. Штатная агентура работала по линии агентурного внутреннего наблюдения, вербовалась исключительно из числа коммунистов и действовала так же, как и по инструкциям 1919 года. Принципиальным отличием новой системы являлось введение института резидентур для связи с непомерно разросшейся армией осведомителей, для чего у штатных сотрудников ЧК не хватало ни времени, ни сил для организации конспиративных встреч и заслушивания их сообщений. Внутренние резиденты выполняли задачи по осуществлению связи с прикрепленными к ним осведомителями и руководили их работой вначале в сельской местности, а затем и в городах.
В 1922 году штатную агентуру упразднили ввиду отсутствия необходимости в ней в мирное время и разделили внештатных секретных сотрудников на две категории. Лояльные граждане стали именоваться информаторами, а завербованные из социально чуждой среды и связей участников контрреволюционных групп и организаций — осведомителями. Вскоре очередной приказ по ОГПУ № 291 от 14 ноября 1922 года несколько изменил эту систему. Он вводил следующие категории секретной агентуры: “агент наружного наблюдения” (штатный сотрудник, работающий по линии Оперода), “информатор” (лицо, завербованное или внедренное в организацию, учреждение или квартиру для освещения обстановки по линии ИНФО) и “осведомитель” (лицо, завербованное или внедренное в антисоветскую, контрреволюционную, шпионскую или преступную организацию для освещения обстановки внутри нее по линии оперативных подразделений госбезопасности). Однако уже в 1925 году на II Всесоюзном съезде Особых отделов ОГПУ было принято новое разделение на осведомителей, к которым отнесли также высококвалифицированных экспертов, и агентов, использовавшихся только в конкретных разработках. Такая система сохранилась до 1930 года. В это же время стали проявляться первые негативные признаки столь широкого охвата страны негласной агентурой. Ее сеть разрасталась, и с задачей руководства деятельностью осведомителей и агентов уже не справлялись даже резиденты. Оперативные сотрудники тем более утрачивали контроль над этим процессом, все далее отрывались от конкретных разработок, и зачастую передоверяли свои функции старшим резидентам. Следствием такого положения стало не только падения уровня работы, но и угрожающий рост в среде негласных сотрудников преступности, в том числе и политической, коррупции, пьянства и даже разбоя. Руководству ОГПУ пришлось экстренно исправлять эту характерную для многих районов страны негативную тенденцию.
Однако предпринятые в последующие несколько лет полумеры не дали ожидаемого результата. Периодические проверки неизменно показывали, что оперативные сотрудники слабо знают свои объекты обеспечения и не представляют реальной потребности в их агентурном прикрытии, осведомители не имеют даже элементарной квалификации и не используются для решения конкретных задач, их связи и контакты не учитываются, а вербовки регулярно срываются из-за плохой подготовки и неопытности сотрудников. Зато оперативный персонал контрразведки проводил их, что называется, “направо и налево” без учета реальных потребностей в негласных сотрудниках и направлений их работы, а частая ротация кадров приводила к невозможности осуществления должного руководства осведомителями и агентами. С удручающей регулярностью они проваливались из-за отсутствия координации в работе различных подразделений ОГПУ и несоблюдения требований конспирации при проведении встреч. Руководство госбезопасности лихорадочно пыталось хоть что-то поправить в этой выходящей из-под контроля ситуации и в первую очередь запретило вербовки вне плана, предусматривавшего конкретные цели, кандидатуры и способы их проведения. До подхода к кандидату предписывалось тщательно изучить его сильные и слабые стороны, окружение и оперативные возможности, выработать подход, мотив и способ воздействия на объект для проведения вербовки с максимальной эффективностью. Однако агентурнооперативная работа еще долгое время оставалась одним из слабейших участков работы контрразведки.
В 1930 году ряд систематических проверок продемонстрировал весьма прискорбную картину в области агентурно-оперативной работы центрального аппарата госбезопасности и особенно ее территориальных органов. Выяснилось, что вербовки агентов (именно агентов, а не осведомителей) зачастую проводились без всякой проверки кандидатуры, сплошь и рядом совершались против воли вербуемого, с применением угроз и принуждения, и отдача от такого аппарата была соответственной. Более того, в некоторых случаях такая практика позволила враждебным элементам внедриться в негласный аппарат ОГПУ, что повлекло тяжелые последствия. Местные органы не вели учет агентуры, и в 1930–1931 годах их руководители даже приблизительно не знали, сколько же всего агентов и осведомителей состоит у них на связи. Сплошь и рядом происходили провалы и расшифровки из-за полного пренебрежения требованиями конспирации, сводившие отдачу от столь громоздкого и многочисленного аппарата почти на нет. Контрразведка фактически лишилась одного из своих самых эффективных инструментов, что вынудило принять самые срочные меры по исправлению создавшегося положения. Новая концепция работы с негласными сотрудниками предусматривала значительное сокращение их количества за счет отсева всех неработоспособных элементов, повышение требований к кандидатам на вербовку и их тщательную проверку, активизацию работы с квалифицированными агентами, проведение систематических проверок для выявления двойников и дезинформаторов, линейное разграничение функций агентуры и повышение ответственности руководителей и оперативных сотрудников подразделений, занятых работой в этой области. Была поставлена глобальная, достаточно амбициозная и не слишком реальная задача подготовки и воспитания секретных сотрудников, способных работать в непосредственном соприкосновении с противником и проводить активные комбинации не только внутри страны, но и за ее пределами.
С января 1930 года прекратилась практика вербовки осведомителей из негативной среды, а существующие более не использовались для освещения настроений населения и недостатков в работе советских учреждений, предприятий и организаций. С июня во всех территориальных органах ОГПУ был введен обязательный строгий учет всей агентуры и ее работоспособности. Единый перечень категорий агентуры предусматривал теперь следующие категории агентов:
— спецагенты — немногочисленные профессиональные или полупрофессиональные секретные сотрудники, постоянно или временно занятые на агентурной работе внутри и вне страны;
— спецосведомители — лица, завербованные из антисоветской или лояльной среды для выполнения конкретных оперативных заданий или для использования на конкретных направлениях;
— осведомители (информаторы) — секретные сотрудники, находящиеся на связи у оперативных сотрудников или резидентов Информационного, а впоследствии Секретно-политического отдела.
Изменился подход и к другой составляющей оперативной работы — наружной разведке. После отмены положения, предписывавшего проведение наружного наблюдения (НН) силами оперативных сотрудников, в ВЧК и ее территориальных органах для этой цели формировались специальные подразделения, укомплектованные так называемыми агентами наружной разведки. Они набирались исключительно из числа коммунистов и относились к негласному штату, а в случае расшифровки подлежали переводу в другое подразделение или увольнению. Агенты действовали под легендами прикрытия и располагали подтверждающими документами. В течение некоторого времени они же проводили и оперативные установки, однако позднее эта задача была возложена на сотрудников входившего в состав Оперода политнадзора, включавшего в себя производство арестов, обысков, выемок, установок и розыска.
Важнейшим элементом обеспечения безопасности государства являлась почтово-телеграфная цензура. С октября 1920 по декабрь 1921 года она не носила всеобъемлющего характера и возлагалась на органы военной цензуры (ВЦ) при Особом отделе. Их задачей являлось осуществление полного контроля международной и выборочного контроля внутренней корреспонденции, достигавшего 30 % — 40 % от ее общего объема. Кроме того, при необходимости органы ВЦ конфисковывали отправления в соответствии со списками ЧК и Особого отдела. Эта система принципиально изменилась после принятия 21 декабря 1921 года положения о политическом контроле (ПК). Военная цензура упразднялась, а вместо нее при Секретно-оперативном управлении (СОУ) создавались отделы, отделения и пункты политконтроля, на местах подчинявшиеся Секретно-оперативным частям (СОЧ). По сравнению с ВЦ, задачи новых органов были значительно расширены и включали “контроль за почтово-телеграфной и радиотелеграфной корреспонденцией; отбор корреспонденции в соответствии с секретными списками органов государственной безопасности; наблюдение за типографиями, книжными складами, магазинами и другими предприятиями, издающими и продающими печатные произведения; просмотр вывозимых за границу и ввозимых в РСФСР всех печатных произведений, топографических карт, фотографий, кинолент, почтовых марок; контроль за деятельностью театров, кинематографов, цирков и других зрелищных мероприятий”[127]. В отношении печатной продукции Политконтроль являлся так называемой “карательной”, или последующей цензурой, в функции которой входило изъятие нежелательной литературы, по каким-либо причинам пропущенной предварительной цензурой, то есть Главлитом. Приведенный список обязанностей наглядно показывает глобальный охват органами ОГПУ практически всех областей общественной и духовной жизни советского народа. Исключений было крайне мало. Политконтролю не подлежала корреспонденция руководства партии и государства, дипломатическая переписка, а также письма в адрес прессы. Все остальные письма равно подвергались просмотру, причем в обязательном порядке — международная корреспонденция, отправления до востребования и на условные адреса, подозрительные по вложению, а также отдельные отправления по заданиям оперативных органов. Любые письма и телеграммы могли быть не только просмотрены, но и изъяты, за исключением писем в адрес иностранцев, которые подлежали конфискации лишь в случае обнаружения в них вложений антисоветской литературы и листовок.
Последним в списке, однако не по значению методом оперативной работы был оперативный учет, именовавшийся в рассматриваемый период регистрацией. Первоначально каждый из центральных и территориальных органов ВЧК/ГПУ/ОГПУ вел собственную картотеку, и лишь в 1925 году все сведения стали централизоваться. Спецучет в СССР касался весьма значительной части населения: постановке на него подлежали бывшие дворяне, помещики, купцы, офицеры и военные чиновники, члены антисоветских партий и группировок, духовенство, лица, ранее судимые, уличенные и заподозренные в преступных деяниях, неблагонадежные в политическом отношении, административный и руководящий персонал в государственных учреждениях и на промышленных предприятиях, а также лица из среды командного и административно-хозяйственного состава РККА.
В 1931 году эта система претерпела некоторые изменения. Приказ ОГПУ № 298/175 ввел в действие Инструкцию по учету и агентурным разработкам антисоветских элементов, установившую единые формы дел оперативного учета: агентурное дело, дело-формуляр и учетную карточку. Основной учет обозначался литером “А”, вспомогательный — литером “Б”. На основном учете находились лица, антисоветская деятельность которых (понимаемая весьма широко) являлась установленным фактом. На одиночек заводились дела-формуляры, а на участников организаций и групп — агентурные дела. По литеру “Б” учитывались лица, данные на которых были получены впервые и подлежали дальнейшей проверке. Такие данные содержались в учетных карточках, а компрометирующие материалы на них накапливались в делах агентов. При подтверждении полученных сведений люди далее учитывались по литеру “А”. В этой системе органы ОГПУ применяли классовый подход. При отсутствии подтверждений компромата в течение года рабочие, колхозники, бедняки и середняки снимались с учета, а все остальные продолжали числиться по литеру “Б” и могли находиться под подозрением без ограничения срока. Основания для снятая с учета были исчерпывающе перечислены в упомянутой инструкции: полное опровержение компрометирующего материала, вербовка органами ОГПУ, привлечение к уголовной ответственности и осуждение, инвалидность и смерть.
На фоне столь серьезного внимания к вопросам безопасности внешняя разведка занимала явно второстепенное положение и далеко не сразу выдвинулась в число приоритетных направлений деятельности ЧК. Первоначально она не относилась к компетенции чрезвычайных комиссий, являвшихся сугубо внутренним институтом. Только в апреле 1920 года внутри Особого отдела был создан Иностранный отдел (ИНО), а при фронтовых, армейских, флотских и некоторых губернских особых отделах — иностранные отделения. При каждой дипломатической и торговой миссии РСФСР в капиталистических странах планировалось организовать сеть “легальных” резидентур с задачей агентурного проникновения в разрабатываемые объекты. Там же, где официальные советские представительства отсутствовали, работать предстояло исключительно с нелегальных позиций.
Развитию и укреплению ИНО в значительной степени способствовала беспомощность военной разведки в советско-польской войне 1920 года. В этом конфликте она показала себя с самой худшей стороны, после чего едва не прекратила существовать как самостоятельная структура. Дзержинский попытался использовать разгром Красной Армии и провал ее разведки для поглощения Региструпра и включения его в структуру чрезвычайных комиссий, как это удалось ему с военной контрразведкой. В ноябре 1920 года даже успело выйти подписанное Лениным постановление Совета труда и обороны о подчинении Региструпра Всероссийской чрезвычайной комиссии на правах отдела с включением его начальника в состав Коллегии ВЧК. Однако Троцкий хорошо усвоил урок недавнего прошлого и решил, что потери Военконтроля с него вполне достаточно, чекисты и без того чересчур укрепили свои позиции. Из-за сильнейшего противодействия военных постановление отменили, а разочарованный Дзержинский вынужден был отступить. Именно тогда у него появилось решение создать собственную полноценную и мощную внешнюю разведку, в результате чего появился приказ по ВЧК № 169 от 20 декабря 1920 года, постановивший:
“1. Иностранный Отдел Особого отдела ВЧК расформировать и организовать Иностранный Отдел ВЧК.
2. Всех сотрудников, инвентарь и дела Иностранному Отделу ООВЧК передать в распоряжение вновь организуемого Иностранного Отдела ВЧК.
3. Иностранный Отдел ВЧК подчинить Начальнику Особотдела тов. Меньжинскому (так в документе — И. Л.).
4. Врид. Начальником Иностранного Отдела ВЧК назначается тов. Давыдов, которому в недельный срок представить на утверждение Президиума штаты Иностранного Отдела.
5. С опубликованием настоящего приказа все сношения с заграницей (так в документе — И. Л.), Наркоминделом, Наркомвнешторгом, Центроэваком и Бюро Коминтерна всем Отделам ВЧК производить только через Иностранный Отдел”[128].
Приоритетными задачами ИНО стали:
— выявление за рубежом контрреволюционных организаций, ведущих подрывную деятельность против РСФСР;
— внешняя контрразведка;
— освещение политической линии иностранных государств и их намерений;
— экономическая разведка;
— добывание документальных материалов по всем направлениям работы;
— контрразведывательное обеспечение советских учреждений и граждан за границей.
В составе ИНО имелись шесть географических (линейных, территориально-оперативных) отделений, курировавших различные регионы мира. Как видим, в сферу действий внешней разведки пока еще не входили ни активные операции, ни какие-либо острые мероприятия, столь часто проводившиеся в последующие годы. В качестве главного противника рассматривались не иностранные государства, а ведущие подрывную деятельность против советской власти эмигрантские организации. Как следствие, до середины 1930-х годов внешняя разведка имела преимущественно контрразведывательную направленность. Однако она не только изучала эмиграцию и иностранные спецслужбы, но и деятельно разрабатывала советских граждан за границей. Штатное расписание разведки насчитывало 40 единиц, распределенных по нескольким структурным подразделениям. Наиболее многочисленным были бюро виз и канцелярия отдела (по 11 человек), агентурное отделение состояло из 8 сотрудников, иностранное отделение — из 3, а оставшиеся 7 человек относились к руководству ИНО. Следует подчеркнуть, что здесь и далее по тексту термин “внешняя разведка” в применении к СССР используется в соответствии со сложившейся традицией его употребления. Безусловно, сферу деятельности ИНО и его преемников правильнее было бы именовать внешнеполитической разведкой, поскольку внешней разведкой в широком смысле этого понятия занимались и другие советские организации. Однако, во избежание путаницы, в данной книге используется такое традиционно устоявшееся определение разведывательных органов системы госбезопасности.
Внешняя разведка с первых дней своего существования работала в тесном контакте с Наркоминделом. Ее первый исполняющий обязанности начальника Яков Христофорович Давтян одновременно возглавлял отдел Прибалтийских стран и Польши НКИД, но руководил отделом (под фамилией Давыдов) лишь три месяца, с декабря 1920 по январь 1921 года, после чего перешел на дипломатическую работу. Его место занял Рубен Павлович Катанян, однако ненадолго: в апреле Давыдов возвратился в разведку, был утвержден начальником ИНО и проработал на этом посту до августа 1921 года.
В дальнейшем он занимал различные должности в полпредствах СССР в Литве, Китае, Франции, Иране, Греции и Польше и одновременно возглавлял загранточки, причем в Китае являлся главным резидентом ИНО и руководил работой аппаратов в Пекине, Шанхае и Харбине. Позднее Давтян перешел на административную и хозяйственную работу, а в 1938 году разделил судьбу многих своих коллег и был расстрелян по ложному обвинению. На посту начальника отдела Давыдова сменил работник московской контрразведки Соломон Григорьевич Могилевский, однако и он не задержался там надолго, а в мае 1922 года был откомандирован одновременно на должности полпреда ГПУ в Закавказье, председателя Закавказской ЧК и командующего пограничными и внутренними войсками ЗСФСР. 22 марта 1925 года при невыясненных обстоятельствах он погиб в авиакатастрофе вместе с кандидатом в члены ЦК, секретарем Закавказского крайкома РКП (б) А. ф. Мясниковым и заместителем наркома Рабоче-крестьянской инспекции Г. А. Атарбековым.
Я. X. Давтян
Относительно долголетним начальником внешней разведки являлся Меер Абрамович Трилиссер, возглавлявший ее с мая 1922 по октябрь 1929 года, а до 1930 года продолжавший курировать ее в ранге заместителя председателя ОГПУ, полученном им еще в 1926 году.
При нем ИНО развернул полномасштабные операции и стал серьезной и опасной для противников разведывательной службой. В 1930 году Трилиссер не выдержал конкуренции с Ягодой и был откомандирован на должность заместителя председателя Рабоче-крестьянской инспекции, а с 1935 года стал секретарем и членом президиума Исполнительного комитета Коминтерна (ИККИ), где работал под именем Ивана Михайловича Москвина. Репрессии настигли его несколько позднее основной массы чекистов, он был арестован и расстрелян лишь в 1940 году. Преемником Трилиссера в ИНО с 27 октября 1929 года стал Станислав Адамович Мессинг, ранее руководивший госбезопасностью в Петрограде и входивший в состав Коллегии ОГПУ. Он не оставил заметного следа в работе внешней разведки, вероятно, по причине своего недолгого нахождения на этом посту, на протяжении по крайней мере половины которого фактическое руководство ИНО сохранял Трилиссер.
С. Г. Могилевский
М. А. Трилиссер
С. А. Мессинг
Как уже отмечалось, 25 июля 1931 года Мессинг вместе с группой других высокопоставленных чекистов оказался изгнанным Ягодой из ОГПУ и был откомандирован в распоряжение наркомата водного транспорта СССР. В 1937 году его расстреляли по обвинению в работе на польскую разведку. Следующим руководителем ИНО стал Артур Христианович Артузов, возглавлявший его до мая 1935 года. Иностранный отдел неоднократно менял свою структуру и штаты. В первой половине 1920-х годов она выглядела следующим образом:
— закордонное отделение с канцелярией;
— бюро виз;
— стол въезда;
— стол выезда;
— стол въезда и выезда эшелонами;
— стол приема заявлений;
— общая канцелярия.
В этот период ключевой фигурой в структуре внешней разведки являлся резидент, имевший право осуществлять вербовки источников без санкции Москвы. Несколько позднее Центр постепенно стал ограничивать самостоятельность закордонных разведаппаратов, и первым шагом на этом пути стало образование в ИНО шести секторов для руководства резидентурами: Северного, Польского, Центрально-Европейского, Южно-Европейского и Балканских стран, Восточного и Американского. На Востоке непосредственной организацией разведывательной деятельности занимались аппараты полпредств ОГПУ в закрепленных за ними районах.
На протяжении 1920-х годов главным объектом ИНО оставались эмигрантские организации, однако постепенно такое положение дел становилось анахронизмом. Ухудшившееся после 1927 года международное положение СССР, временами создававшее угрозу войны, требовало принципиально изменить подход к ведению закордонной разведки и направить ее в первую очередь против иностранных государств, в особенности Великобритании, Франции, Германии, Польши, Румынии, Японии, Финляндии и Прибалтийских стран. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) в начале 1930 года обратило на ИНО особое внимание. Постановление от 5 февраля увеличивало ассигнования на оперативную работу за рубежом до 300 тысяч рублей золотом и ограничило район деятельности отдела конкретным рядом государств: Великобританией, Францией, Германией (центр), Польшей, Румынией, Японией и лимитрофами. Задачи, стоящие перед внешней разведкой, были предельно конкретизированы:
“1. Освещение и проникновение в центры вредительской эмиграции, независимо от места их нахождения.
2. Выявление террористических организаций во всех местах их концентрации.
3. Проникновение в интервенционистские планы и выяснение сроков выполнения этих планов, подготовляемых руководящими кругами Англии, Германии, Франции, Польши, Румынии и Японии.
4. Освещение и выполнение планов финансово-экономической блокады в руководящих кругах упомянутых стран.
5. Добыча документов секретных военно-политических соглашений и договором между указанными странами.
6. Борьба с иностранным шпионажем в наших организациях.
7. Организация уничтожения предателей, перебежчиков и главарей белогвардейских террористических организаций.
8. Добыча для нашей промышленности изобретений, технико-производственных чертежей и секретов, не могущих быть добытыми обычным путем.
9. Наблюдение за советскими учреждениями за границей и выявление скрытых предателей”[129].
На основании этого постановления ИНО подвергся существенной реорганизации, а его центральный аппарат разведки был разделен на три географических (региональных) и пять функциональных отделений:
— 1-е (нелегальная разведка);
— 2-е (вопросы выезда и въезда в СССР);
— 3-е (разведка в США и основных странах Европы);
— 4-е (разведка в Финляндии и странах Прибалтаки);
— 5-е (работа по белой эмиграции);
— 6-е (разведка в странах Востока);
— 7-е (экономическая разведка);
— 8-е (научно-техническая разведка).
Соответственно выросла численность центрального аппарата ИНО, в котором теперь насчитывался 121 сотрудник, еще несколько десятков человек постоянно находились в резерве. К середине 1930-х годов отдел приобрел значительный опыт работы и создал разветвленные агентурные сета, уверенно выдвинувшись в число ведущих разведывательных служб мира.
В составе ОГПУ существовал и второй, весьма засекреченный орган внешней разведки — созданная в 1926 году В. Р. Менжинским Особая группа при председателе ОГПУ. По свидетельству П. А. Судоплатова, “в ее задачу входило создание резервной сета нелегалов для проведения диверсионных операций в тылах противника в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Китае и в США в случае войны”[130]. Подразделение известно также под неофициальным названием “группы Яши”, поскольку с 1928 по 1938 годы ее возглавлял Яков Исаакович Серебрянский. Группа работала исключительно с нелегальных позиций и привлекалась как для проведения острых акций, так и для создания параллельной сета нелегалов. Ее штат насчитывал 20 сотрудников центрального аппарата и около 60 нелегалов. Именно Особая группа организовала похищение в Париже председателя “Российского общевоинского союза” (РОВС) генерала Кутепова и провела множество других операций, описанных в соответствующих главах.
Я. И. Серебрянский
Необходимо отметить, что, несмотря на огромный размах операций, щедрое финансирование и многочисленные успехи советской внешней разведки, 1920-е годы и начало 1930-х все же можно считать дилетантским периодом ее истории. Контрразведка же достигла зрелости раньше и во многом опережала своих коллег, а зачастую наравне с ними решала внешние проблемы, особенно по эмигрантским центрам и организациям. КРО СОУ ОГПУ СССР был создан в мае 1922 года, но еще за год до этого руководство ВЧК провозгласило необходимость создания “научной контрразведки”. Эта теория гласила, что долговременный и серьезный успех способны принести не заградительные мероприятия, не массовые воздействия без конкретного адреса, а лишь продуманные оперативные разработки. Именно поэтому после создания КРО в него были направлены лучшие сотрудники, в первую очередь опытные агентуристы.
Основная ставка делалась на проникновение в зарубежные центры эмигрантских спецслужб и лишь во вторую очередь — в иностранные разведки, при этом прежде всего старались перехватить их каналы связи с агентурой внутри Советского Союза и начинать разработку объектов заинтересованности именно от этой отправной точки. Важнейшей частью работы являлось проникновение в иностранные миссии в СССР, дававшее возможность не только получать политическую информацию, но также добывать шифры и коды и внедряться в резидентуры иностранных спецслужб, большей частью пользовавшихся дипломатическим прикрытием. Одним из приемов наступательной контрразведки являлось создание легендированных антисоветских организаций. Позднее их значение постепенно упало, поскольку во второй половине 1930-х годов лишь очень наивные люди верили в возможность сохранения в СССР организованного подполья, а таких в разведке, как правило, не держат. Кроме того, со временем система оперативных игр во многом выродилась и стала проводиться по шаблону. Практически во всех случаях их объектом был РОВС, наблюдались ошибки в подборе агентов, стереотип в подготовке дезинформирующих материалов и легенд. Постепенно основанные на легендированных организациях игры ушли в прошлое и возродились в новом качестве лишь в годы Великой Отечественной войны. Следует отметить, что подобный метод оперативной деятельности был воспринят далеко не сразу. Например, при первых же попытках ввести его в УССР появился совершенно секретный приказ № 2 по Цупчрезкому и особым отделам Украины от 15 января 1921 года, гласивший: “Предупреждаю, что этот метод — метод “провокации” — для нас революционеров не приемлем и не допустим. Погоня за открытием организаций, раздувание дел или создание организации хотя бы с целью открытия подозреваемого заговора — преступны, ибо подобного рода деятельность ведет к определенному вырождению наших революционных органов чрезвычайной борьбы в старые охранные, жандармские, сыскные отделения”[131]. Однако вопросы этики вскоре уступили место требованиям оперативной целесообразности, и во второй половине 1920-х годов легендированные организации стали едва ли не основным методом проведения крупномасштабных оперативных игр. При этом четко соблюдалось правило никого не вовлекать в антисоветскую деятельность, не провоцировать, а принудить реально существующего противника искать контакты с мнимым союзником и в процессе этих действий взять его под свой контроль.
Артузов руководил контрразведкой до 1930 года, когда внутреннее соперничество в ОГПУ вынудило тогдашнего начальника разведки Трилиссера уйти из кадров госбезопасности. После этого логичным шагом стало назначение на должность начальника ИНО Артузова, который неоднократно возглавлял проведение закордонных операций, знал три иностранных языка и зарекомендовал себя как прекрасный руководитель оперативного подразделения. Со сменой руководства изменилась и организация службы, хотя это послужило лишь толчком для ее приспособления к изменившимся обстоятельствам.
Следует иметь в виду, что структура ОГПУ регулярно претерпевала изменения, отделы переименовывались, получали, теряли и меняли номера, некоторые приобрели статус управлений, поэтому любой приведенный их список верен лишь на какой-то конкретный момент времени. Подобные реорганизации не являлись какой-либо специфической чертой ОГПУ. Большинство спецслужб мира регулярно меняют свою внутреннюю структуру, чтобы любая добытая о них противником оперативная информация всегда оказывалась хоть немного, но устаревшей. В действительности же такие изменения чаще вызываются не столь высокими соображениями, а весьма приземленным желанием добиться дополнительных должностей или избавиться от неугодных руководителей среднего звена, как это произошло в 1932 году после ликвидации СОУ в результате описанной далее борьбы за власть внутри ОГПУ. Однако не следует полагать, что причиной реформы контрразведки послужили исключительно субъективные обстоятельства, они всего лишь ускорили неизбежный процесс ее адаптации к изменившимся внешним условиям. В конце 1920-х годов руководство СССР всерьез опасалось иностранной военной интервенции против Советского Союза и соответствующей активизации внутренних врагов, в связи с чем ОГПУ получило задачу создать мощный и мобильный контрразведывательный аппарат, одинаково пригодный к функционированию как в мирной обстановке, так и в условиях возможной войны. Первым шагом на этом пути стала централизация в одном подразделении всей работы по борьбе с иностранными разведками, эмигрантскими антисоветскими центрами и направляемыми ими силами внутренней контрреволюции в вооруженных силах и в гражданской области. Для этого приказом № 299/137 от 10 сентября 1930 года КРО, ОО и ВО были расформированы и включены в принципиально новый Особый отдел, напрямую подчинявшийся руководству ОГПУ. Преемником ушедшего из контрразведки Артузова стал Я. К. Ольский-Куликовский, ранее работавший председателем ЧК Белоруссии.
Я. К. Ольский
Обновленный Особый отдел состоял из четырех структурных подразделений. Ими являлись:
— 1 отдел (борьба со шпионажем, наблюдение за иностранными посольствами, консульствами и их связями, наблюдение за национальными колониями в СССР);
— 2 отдел (борьба с кулацкой, повстанческой, белогвардейской контрреволюцией, молодежными контрреволюционными организациями, бандитизмом и контрреволюционными организациями, связанными с заграницей);
— 3 отдел (борьба с националистической и “восточной” контрреволюцией, со всеми видами шпионажа со стороны государств Востока и наблюдение за соответствующими посольствами, консульствами и национальными колониями в СССР);
— 4 отдел (оперативное обслуживание штабов, частей и соединений РККА и РККФ, оборонного строительства и военно-учебных заведений).
Таким образом, органы военной контрразведки сливались с территориальными органами госбезопасности и полностью выводились из-под контроля военных. Аналогичные Особые отделы были образованы во всех полпредствах ОГПУ, а в местах нахождения окружного командования они именовались Особыми отделами военного округа и полномочного представительства. Почти через год приказом ОГПУ № 2/1 от 1 января 1931 года особые отделы всех дислоцированных в краевых и областных центрах корпусов и дивизий РККА сливались с аппаратом Особого отдела ПП. Аналогично обстояло дело в центрах оперативных секторов ОГПУ. Все перечисленные меры стали залогом вывода контрразведки из пределов досягаемости командования военными округами и проводились в связи с назревавшей чисткой вооруженных сил по упомянутому далее литерному делу “Весна”. Еще одним шагом на этом пути стало решение кадровой проблемы. Летом 1931 года лояльно относившийся к армейскому руководству Ольский-Куликовский был снят с должности начальника Особого отдела и уволен из ОГПУ. Его преемником стал И. М. Леплевский. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 августа 1931 года окончательно закрепило новое положение: “в) Исключить из положения об Особом отделе п. «д» § 1, дающий Реввоенсовету право давать Ос. отд. задания, и § 3, по которому РВС СССР имеет право контроля над выполнением этих заданий, с тем, чтобы Особый отдел был непосредственно подчинен ОГПУ”[132].
Другим шагом в реформе системы государственной безопасности стала централизация борьбы с внутренней контрреволюцией, не связанной с иностранными разведками. Для этого, как уже указывалось, 5 марта 1931 года СО и ИНФО были объединены в новый Секретно-политический отдел (СПО). В том же месяце из СОУ выделили в качестве самостоятельного Оперод, на который возложили функции по охране руководителей партии и государства, политконтроль (ПК), наружное наблюдение (НН), использование оперативной техники и политнадзор. После этого Секретно-оперативное управление естественным образом закончило свое существование и было упразднено. Реформа отчасти коснулась и внешней разведки, Иностранный отдел в 1930 году получил право проведения оперативных разработок, следствия и даже арестов по своим материалам, что для подобного органа было достаточно нетрадиционным. Для обеспечения всего комплекса указанных мероприятий Отдел центральной регистратуры был реорганизован в Учетно-статистический отдел (УСО) с возложением на него ряда дополнительных функций.
ВЧК, ГПУ и ОГПУ до своей смерти в 1926 году возглавлял Феликс Эдмундович Дзержинский, преемником которого стал его бывший заместитель Вячеслав Рудольфович Менжинский.
С этого момента Сталин получил фактическую возможность безраздельно распоряжаться всеми органами безопасности в государстве, ибо хотя Дзержинский и был всегда его верным сторонником, он являлся в партии крупной и самостоятельной фигурой, а новый председатель ОГПУ из-за своего мягкого характера совершенно не мог противостоять натиску вождя ни в одном вопросе. В 1929 году Менжинский, и до того страдавший от астмы, перенес тяжелый инфаркт, последствия которого отчасти преодолел лишь через год. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) ограничило режим его работы в соответствии с предписаниями врачей четырьмя днями в неделю и пятью часами в день. Однако уже в 1933 году председатель ОГПУ вновь сильно заболел и почта не участвовал в работе, а делами фактически управлял его первый заместитель Ягода. Подобная ситуация провоцировала внутренние интриги в ведомстве, в особенности в его центральном аппарате. Периодически они переходили все мыслимые рамки, и тогда в ситуацию приходилось вмешиваться Сталину, пристально наблюдавшему за обстановкой в органах госбезопасности и никогда не терявшему контроля над ними. В конце 1929 года зарвавшегося Ягоду, а также М. А. Трилиссера, Т. Д. Дерибаса, коменданта Москвы П. П. Ткачука, помощника начальника Особого отдела Московского военного округа М. С. Погребинского и командира-комиссара дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского М. П. Фриновского наказали, формально мотивировав это их аморальным поведением. Трилиссер был удален из ОГПУ, Фриновский снят с командования “придворной” частью и отправлен в провинцию на должность председателя ГПУ Азербайджана, а Ягода утратил власть над Секретно-оперативным управлением и Особым отделом ОГПУ, то есть его ключевыми подразделениями. На должность начальника СОУ был назначен и сразу введен в состав Коллегии идейный вдохновитель печально известного “шахтинского дела” Е. Г. Евдокимов. Он немедленно перетянул за собой в центральный аппарат группу своих сторонников, в дальнейшем составивших так называемую “северокавказскую” группировку чекистов, в течение нескольких лет являвшуюся наиболее влиятельным кланом внутри системы госбезопасности. Упоенный своей победой и открывающимися блестящими перспективами Евдокимов был уверен, что в ближайшем будущем займет пост председателя ОГПУ, а Ягода отойдет даже не на вторые, а в лучшем случае на третьи роли или же вообще будет изгнан из ведомства.
Е. Г. Евдокимов
Однако поражение этого опытного аппаратчика и интригана оказалось временным. В 1931 году Ягода для укрепления своих позиций решил нанести удар по вооруженным силам и организовал литерное дело “Весна” по обвинению во вредительстве множества командиров РККА из числа бывших офицеров. Контролировавший все подразделения внутренней безопасности Евдокимов не мог не видеть, что доказательства виновности подследственных не выдерживают никакой проверки, и решил воспользоваться этим обстоятельством для окончательного решения “проблемы Ягоды”. Он и его сторонники заместитель председателя ОГПУ С. А. Мессинг, начальник Особого отдела Я. К. Ольский-Куликовский, начальник АОУ и одновременно ГУ-ПОиВ И. А. Воронцов и полпред ОГПУ по Московской области Л. Н. Бельский обвинили Ягоду в фальсификации дела “Весна”. Результат оказался прямо противоположен ожидаемому. Судя по всему, разработка командиров РККА осуществлялась если не по прямому указанию, то, во всяком случае, с ведома и согласия Сталина, поддержавшего первого зампреда ОГПУ в борьбе с его противниками. Итог интриги подвел приказ по ОГПУ № 390 от 25 июля 1931 года, дополнявшийся закрытым письмом ЦК с поддержкой Ягоды и осуждением его противников:
“1. Т. т. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника Секретно-Оперативного управления с направлением его в Туркестан на должность ПП на том основании, что:
а) эта товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно нетерпимые разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является “дутым” делом; в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников огпу”[133].
Кроме перечисленных работников, был снят со своей должности и Воронцов. Евдокимова первоначально планировалось откомандировать на должность полпреда ОГПУ по Ленинградской области, но по личной просьбе 1-го секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С. М. Кирова его назначение было отменено, и бывший начальник СОУ отправился в Ташкент. Руководитель всей гражданской и военной контрразведки Ольский-Куликовский возглавил Главное управление столовых Наркомата внутренней торговли СССР, Воронцова откомандировали в Наркомат пищевой промышленности, Мессинг был направлен на хозяйственную работу, а позднее занял малопрестижную должность председателя советско-монгольско-тувинской торговой палаты. Бельский оказался в Наркомате снабжения, а впоследствии был возвращен в органы внутренних дел, возглавил союзную милицию и дослужился до поста заместителя наркома внутренних дел СССР. Одновременно был снят с должности начальника СПО и понижен до полпреда ОГПУ по Московской области Агранов, хотя позже он сумел вернуться в руководящие сферы и стал заместителем наркома НКВД СССР и начальником Главного управления государственной безопасности. На смену ему прибыл новый начальник СПО, мало кому известный ранее Г. А. Молчанов, под непосредственным руководством которого прошли все политические процессы по истреблению оппозиции с 1931 по 1936 год. Ягода также не вышел из конфликта без потерь. Он расстался с постом первого заместителя председателя ОГПУ и стал вторым заместителем, а его место занял партийный направленец, бывший заместитель наркома Рабоче-крестьянской инспекции (РКП) СССР И. А. Акулов. Всех этих достаточно разных и по характеру, и по должностям людей впоследствии объединила общая участь: расстрел.
Г. А. Молчанов
Вслед за чисткой верхов в ОГПУ прошло массовое увольнение руководящего состава среднего уровня, а сторонников убранных начальников отправили проходить службу в территориальных органах. Ненадолго и не полностью выздоровевший Менжинский не стал ничего восстанавливать и вообще в значительной степени устранился от руководства. Перечисленные кадровые перестановки привели к снижению роли контрразведки, зато на этом фоне существенно усилил свои позиции Иностранный отдел.
В послужных списках советских разведчиков имеется одна особенность: в самой середине карьеры многие из них на целые годы внезапно переводились в пограничную охрану. Однако это не означает, что очередной период своей жизни они посвятили изучению контрольно-следовой полосы, проверке паспортов в международных аэропортах или хождению вдоль границы с собакой на поводке, поскольку функции погранвойск в СССР были весьма широки, намного шире, чем в большинстве других государств. Концепция охраны границы в предвоенные годы предусматривала ключевую роль в этом процессе агентурно-осведомительной сети, а погранично-сторожевые войска лишь придавались ей, то есть первичной являлась оперативная работа, а заградительные мероприятия — вторичными. Такая, можно сказать, интеллектуальная концепция потребовала организации серьезной пограничной разведки, которая и была создана в 1924 году. До этого в стране в 1918 году недолгое время существовали пограничные ЧК, вскоре в подавляющем большинстве преобразованные в армейские, а после образования Особого отдела ВЧК — в дивизионные, армейские и фронтовые Особые отделы. Немногочисленные оставшиеся пограничные ЧК были включены в Особый отдел после выхода постановления Совета Обороны от 18 июля 1919 года “О передаче пограничных войск в ведение Народного комиссариата по военным делам”. Дальнейшая трансформация пограничных оперативных органов прошла в 1919–1920 годах и заключалась в создании на тех участках границы, где боевые действия уже завершились, особых пограничных отделений, особых пограничных пунктов и особых заградительных постов. В дальнейшем они вошли в ГПУ и затем в ОГПУ вместе с особыми отделами по охране границы. Однако на практике система не функционировала должным образом. Войсковые командования и оперативные аппараты ОГПУ существовали параллельно, что весьма затрудняло практическое взаимодействие обеих структур. Поэтому 25 февраля 1925 года приказом председателя ОГПУ “О реорганизации пограничной охраны на основе объединения пограничных органов и пограничных войск” они были слиты воедино. Теперь на базе пограничных особых отделений и воинских частей создавались пограничные отряды, в структуре которых имелись секретно-оперативные части (СОЧ) с функциями агентурной работы. СОЧ состояла из следующих подразделений:
— группа информации;
— группа контрразведки;
— секретная группа;
— группа борьбы с контрабандой;
— группа службы;
— группа особистского обслуживания (отдельного от общей системы Особых отделов).
СОЧ являлись основными оперативными органами охраны границы и находились в двойном подчинении: по вопросам шпионажа, политической контрабанды и переправки через границу — у губернских оперативных отделов ОГПУ, а по вопросам экономической контрабанды и нарушения границы — у частей погранохраны губерний. Возникли комендатуры пограничных участков, созданные из отдельных рот погранвойск и пограничных особых постов. Так сформировалась относительно современная система пограничных оперативных органов. Не следует полагать, что она ведала только разведкой погранполосы, ее операции очень часто выходили за рамки тактических и приобретали оперативный размах. Деятельность разведки подкреплялась боевой силой в виде созданных в августе 1925 года маневренных групп, имевших права комендатуры и численность до 300 человек. Они подчинялись помощнику начальника погранотряда по оперативной части, руководившему также секретной группой наружного наблюдения. Таким образом, вплоть до середины 1930-х годов заставы и комендатуры располагали агентурно-осведомительной сетью, использовавшейся прежде всего в интересах охраны границы в 22-километровой пограничной полосе. В нисходящей системе структуры линейных органов “отряд — комендатура — застава” оперативную работу соответственно вели заместители или помощники коменданта по СОЧ, уполномоченные и их помощники, а также начальники застав. После слияния в ноябре 1926 года Отдела пограничной охраны и Главной инспекции погранвойск в единое Главное управление пограничной охраны и войск (ГуПОиВ) ОГПУ, в котором имелась оперативная часть, роль разведки на границе еще более возросла. Ее значение в создании агентурного заслона видно из отчета реферата “Восток” II отдела генерального штаба Войска польского: “Пограничный отдел ГПУ, вопреки сильной нехватке людей и снабжения, имеет в своем распоряжении широко разветвленную и верную сеть агентов вдоль всей польско-советской границы, набранную из жителей этой зоны, а также среди крестьян и других слоев государственных работников. Вся пограничная территория разделена на три зоны, в которых организована контрразведывательная сеть в зависимости от степени близости зоны к границе. Среди такой густой разведывательной сети трудно поддерживать разведывательные контакты, и для ведения разведывательной работы в этой обстановке требуется немалая отвага и ловкость. Жители пограничья заинтересованы в обнаружении наших агентов благодаря соответствующим вознаграждениям. Следовательно, каждый человек, имеющий возможность работать в этой обстановке, обладает для нашей разведки значительной ценностью”[134].
В 1930–1931 годах в связи с принятием положений об оперативных секторах и о городских и районных отделениях, изменивших порядок ведения разведывательной и контрразведывательной работы в пограничной полосе, разведка пограничных войск подверглась очередной реформе. Понятие “оперсектор” было введено после отмены округов как административно-территориальных единиц СССР и ликвидацией в связи с этим окружных отделов ОГПУ. Секторы создавались “для непосредственной глубокой чекистской работы в пределах обслуживаемой территории и для оперативного руководства городскими и районными Отделениями и аппаратом районных уполномоченных ГПУ”[135]. В частности, на Украине создавалось 9 оперсекторов (Харьковский, Сталинский, Киевский, Днепропетровский, Одесский, Винницкий, Житомирский, Полтавский и Сумской), одновременно с этим продолжал существовать Молдавский областной отдел ГПУ. Согласно новым руководящим документам, за оперативную работу в приграничных секторах в равной степени отвечали и пограничники, и территориалы, однако на практике оперсекторы, как правило, возглавлялись командирами погранотрядов. Им подчинялись районные и городские аппараты ОГПУ, и командир отряда теперь одновременно руководил также и всей местной структурой госбезопасности, включая войска. Новшество понравилось далеко не всем, пос-кольку отныне начальники территориальных органов, доселе составлявшие элиту второго уровня (после местных партийных комитетов), опустились на ступеньку ниже и внезапно оказались в подчинении у своих коллег-пограничников, которых раньше воспринимали в качестве “младших братьев”. Теперь же те возглавили примыкавшие к границе оперативные секторы и также не были в восторге от свалившейся на них нежданной ответственности за политическую благонадежность на подведомственных территориях. Но приказ следовало выполнять, а на практике это означало, что оперативный аппарат погранвойск теперь в значительно меньшей степени занимался непосредственными задачами охраны границы и постоянно отвлекался на помощь местным территориальным органам госбезопасности. В развитие сближения обоих аппаратов, в 1932 году особистское обслуживание погранвойск изъяли из их собственной компетенции и передали в общую систему Особых отделов. Ситуация сохранялась неизменной до 1934 года и улучшению охраны границы никак не способствовала.
В начале 1920-х годов определенное развитие получила теория агентурной разведки. Считалось, что разведывательная служба основную работу должна проводить по открытым источникам, а область действий агентурной разведки начинается там, где получаемой несекретной информации недостаточно, то есть к ее компетенции относили оперативное изучение вопросов, лежащих за пределами официальной доступности. При общей справедливости такой концепции она все же несколько устарела, поскольку не учитывала возможностей тайного физического проникновения, радиоразведки и иных технических способов съема закрытой информации. Однако теория, как всегда, отставала от практики, и в действительности все обстояло далеко не столь удручающим образом. Криптография в СССР развивалась быстрыми темпами, причем использовались как “чистые” криптоаналитические возможности, так и компрометация шифров и кодов противника, его “криптографическое ограбление”. С июня 1921 года ОГПУ читало шифровки германского представительства в Москве, в 1923 году добыло шифры китайского посольства, с 1924 года для Спецотдела перестали быть секретом некоторые польские шифры, а к 1925 году СССР частично или полностью раскрыл военные, дипломатические и разведывательные коды пятнадцати государств. С 1921 года ОГПУ получило доступ к прочтению зашифрованной переписки НСЗРиС. Эта еще не исследованная сторона работы контрразведки по ликвидации савин-ковской организации заставляет по-новому взглянуть на ее агентурную разработку.
Д. Шешеня
Вообще же ликвидация “Национального союза защиты родины и свободы” явилась одной из самых ярких операций контрразведки и достаточно широко освещена в литературе. Летом 1922 года представитель II отдела польского главного штаба капитан Секунда направил адъютанта Б. В. Савинкова сотника Л. Д. Шешеню для проверки деятельности резидентур НСЗРиС в Смоленске и Москве. При нелегальном переходе границы эмиссар был арестован. В ГПУ весьма обрадовались столь ценной добыче и срочно бросили на его допросы лучшие силы. Поединок с опытными следователями Шешеня проиграл, очень скоро начав работать на бывшего противника под псевдонимом “Искра”. Он раскрыл всю информацию, которой располагал о НСЗРиС, в частности, резидентах союза в Смоленске штабс-капитане В. И. Герасимова (“Дракун”) и в Москве М. Д. Зекунове. Первый из них был вскоре осужден, а второй стал спецосведомите-лем органов госбезопасности под псевдонимом “Михайловский”. Дальше в работу вступил КРО, создавший легендированную подпольную антисоветскую организацию “Либеральные демократы” (“АД”), роль руководителя которой А. П. Мухина играл контрразведчик А. П. Федоров. Это стало началом оперативной игры под названием “Синдикат-2”, одной из первых и самых успешных случаев создания легенд КРО. Она продолжала воздействие на НСЗРиС в развитие проведенной ранее операции “Синдикат”. Целью операции являлся вывод в РСФСР, а позднее в СССР и захват славившегося своей недоверчивостью и интуицией Савинкова, поэтому проводилась она крайне осторожно. ' В ходе “Синдиката-2” появлялось множество соблазнительных возможностей нанести удар ПО второстепенным фигурам, однако ради достижения основной цели контрразведчики сумели избежать искушений. Вначале Федоров убедил отправиться с инспекционной поездкой в Россию руководителя отделения НСЗРиС в Вильно Фомичева, за ходом вояжа которого внимательно следил Савинков. Он не без основания полагал, что, если “АД” создали чекисты, они не упустят случая заглотнуть столь привлекательную приманку. Увы, глава НСЗРиС недооценил масштаб замысла не разменивавшегося на мелочи КРО. Фомичев благополучно возвратился обратно и теперь уже сам начал убеждать шефа перейти границу и побывать на родине, чтобы личным присутствием активизировать подпольную деятельность своих сторонников в СССР. Осторожный Савинков все же вначале послал вместо себя руководителя военизированных формирований союза полковника Павловского, который по возвращении должен был засвидетельствовать безопасность канала. Председатель НСЗРиС знал, сколько крови на руках его помощника, и был уверен, что уж его-то ГПУ обратно за границу не выпустит ни в коем в случае, с каким бы дальним прицелом ни проводилась оперативная комбинация. Павловский, в свою очередь, решил не играть по заранее установленным правилам и отказался воспользоваться организованным контрразведкой “окном” на границе, а с группой вооруженных людей с боем прорвался в совершенно другом месте, почти целиком уничтожив при этом пограничную заставу. Позднее его все же арестовали, после чего вопрос о продолжении операции встал весьма остро. Отпускать Павловского было немыслимо, поскольку вне пределов досягаемости ОГПУ он никогда бы не согласился обманывать Савинкова, а задержать его означало окончательно провалить игру. Поэтому контрразведчики вынудили арестованного согласиться на сотрудничество, присвоив новому спецосведомителю псевдоним “Миклашевский”, имитировали его тяжелое ранение, якобы заведомо исключавшее любое передвижение, и заставили написать успокаивающее письмо: “…Капитал есть, но нужен мудрый руководитель, т. е. Вы. Все уж из состава главной нашей конторы привыкли к этой мысли, и для дела Ваш приезд необходим. Я, конечно, не говорил бы этого, не отдавая себе полного отчета в своих словах”[136]. Как и следовало ожидать, Павловский все же попытался подать заранее обусловленный сигнал опасности, однако эта попытка провалилась из-за неудачного конспиративного замысла. Выявление подобного сигнала возможно лишь в случае, если пропуск знака означает безопасность, а не опасность, тогда как в данной ситуации все обстояло наоборот. Работники КРО сразу же распознали примитивное отсутствие точки в конце фразы и поставили ее, сорвав намерения Павловского в самом начале.
В конечном итоге в 1924 году Савинков все же прибыл в СССР и практически сразу же 15 августа был арестован вместе со своими спутниками. На суде он покаялся во всех грехах. Довольно странно было слышать от несгибаемого и легендарного антикоммуниста слова раскаяния: “Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и “савинковцы”, и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом и именно поэтому и были разбиты; что, выбирая между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть… Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна”[137]. Трудно сказать, что именно заставило бывшего председателя НСЗРиС так оценить свой пройденный путь и дело всей жизни, поскольку по сей день точно не известно, чем и как убеждали его следователи ОГПУ. Достоверно установлено лишь то, что никакие меры физического воздействия к Савинкову не применялись. Косвенным свидетельством проводившейся с ним психологической игры является, в частности, постановление Политбюро ЦК РКП (б) от 18 сентября 1924 года, гласившее: “Дать директиву Отделу печати наблюдать за тем, чтобы газеты в своих выступлениях о Савинкове соблюдали следующее:
а) Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди;
б) Влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений в его искренности”[138]. Такая тактика в дальнейшем привела осознавшего беспочвенность надежд на освобождение Савинкова к самоубийству, но пока что она дала ожидаемые результаты. Накопленные оперативные и следственные данные позволили полностью разгромить его организацию, которая после этого окончательно прекратила свое существование. Всего ОГПУ ликвидировало 23 резидентуры НСЗРиС, его западный областной комитет и несколько отдельных групп агентов Информационного бюро союза — его разведки. Следует, правда, отметить, что эта структура была наиболее активна несколько ранее, когда ее возглавлял брат Савинкова Виктор. В 1923 году он отошел от политической борьбы, а под руководством его преемника Е. С. Шевченко Информационное бюро потеряло прежнюю значимость и превратилось в обычный аппаратный орган.
Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Савинкова к смертной казни по тринадцати пунктам обвинительного заключения, но одновременно ходатайствовала перед ЦИК о смягчении приговора. Ходатайство было удовлетворено, и в качестве компенсации за покаяние смертную казнь заменили десятилетним тюремным заключением. Следует отметить, что режим содержания под стражей бывшего самого знаменитого террориста России отличался крайним либерализмом. В одной камере с ним добровольно находилась его спутница жизни, их возили на прогулки, в рестораны и на театральные спектакли, обеспечивали лучшими продуктами, коллекционными винами и литературой. Однако Савинков очень тяготился пребыванием в заключении и постоянно обращался с ходатайствами о досрочном освобождении, не получавшими ответа. Утром 7 мая 1925 года он передал Дзержинскому очередное письмо с требованием либо освободить его, либо раз и навсегда сообщить о том, что это невозможно. Принимавший письмо представитель тюремной администрации весьма скептически оценил шансы заключенного на досрочный выход на свободу, после чего выпустил его на прогулку в Царицынский парк в сопровождении известных чекистов Пузицкого, Сыроежкина и Сперанского. По возвращении с прогулки в 23 часа 20 минут Савинков внезапно выбросился во двор из окна находившегося на пятом этаже кабинета № 192 и разбился насмерть. Бытует расхожее мнение о том, что бывший председатель НСЗРиС вовсе не покончил с собой, а был убит сотрудниками ОГПУ, однако нет никаких оснований полагать, что это соответствует действительности. Скорее всего, Савинков просто не смог вынести крушения всех своих жизненных ценностей и не видел никакого смысла в дальнейшей жизни, тем более в заключении, срок окончания которого не просматривался. Борьба бывшего председателя НСЗРиС против коммунистов потерпела полный крах, проиграл он и “дуэль умов” с ОГПУ.
Сразу после “Синдиката-2” проводилась значительно менее известная операция “Син-дикат-4”, направленная против “кирилловцев” — монархических кругов эмиграции, признававших право на российский престол за великим князем Кириллом. Она началась в ноябре 1924 года и заключалась в создании легендированной “Внутренней российской национальной организации” (ВРИО), якобы имевшей на территории Советского Союза 46 конспиративных и явочных квартир для связи с закордоном. Явки располагались в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Пскове, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Нахичевани, Баку, Ташкенте, Хабаровске и других крупных населенных пунктах. Завербованный ИНО в Берлине эмигрант (“Климович”) представил одному из влиятельных монархистов Глазенапу агента ОГПУ “Чернявского”, выступавшего в качестве эмиссара БРНО. Он познакомил его с представителями СИС и РОВС, а в 1928 году представил самому генералу Кутепову, с которым “Чернявский” договорился об установлении конспиративной связи. В течение двух лет председатель РОВС пытался проверить новую для него организацию и направил для этого в СССР двух своих офицеров Огарева и Цветкова. Они подтвердили подлинность ВРНО, после чего в 1930 году в Берлине состоялась встреча Кутепова с двумя агентами ОГПУ, являвшимися подлинными представителями советских предприятий лесной промышленности.
Операция имела большие перспективы, в частности, благодаря широкому охвату: по делу проходили 463 фигуранта. Свидетельством ее важности является то, что в различное время “Синдикат-4” курировали 30 руководящих работников ОГПУ. К сожалению, игра была преждевременно свернута, главным образом по причине внутренних распрей в руководстве госбезопасности. В 1930 году без особых на то оснований до РОВС была доведена информация о разгроме ВРНО, причем Наркоминдел для прикрытая разослал в иностранные посольства информацию о ликвидации антисоветской организации. При этом перечислялись фамилии нескольких уже арестованных иностранных разведчиков, а приезжавшие в Берлин представители предприятий лесной промышленности были объявлены скрывшимися от ареста. Трудно сказать, способствовала ли такая акция поставленным задачам создания у иностранных разведывательных служб и эмиграции впечатления монолитности советского строя. Контрразведка лишь предусмотрительно позаботилась о “сохранении” харьковского и среднеазиатского филиалов ВРНО, в течение еще некоторого времени служившими приманкой для противника.
Точные данные о выявленных советской контрразведкой иностранных агентах покрыты мраком, ибо по сохранившимся документам и оперативным делам невозможно полностью отфильтровать правду от вымысла. Более-менее достоверны данные о задержании шпионов на границе, однако здесь возможно включение в эту категорию обычных перебежчиков и “чистых” контрабандистов. Например, вызывает серьезное сомнение информация об аресте пограничниками в первой половине 1932 года 187 агентов польской разведки. Это было возможно лишь не позднее 1927 года, до ряда провалов польских агентурных сетей на территории СССР. Поляки действительно уделяли самое серьезное внимание операциям на Востоке, и в 1928 году реферату “Восток” были выделены 40 % от общих ассигнований на разведку. Еще в 1925 году только в Украине резидентуры II отдела действовали в Киеве (местный ломбард и штаб XIV корпуса), Одессе (штаб 51-й стрелковой дивизии и военное училище), Житомире (131-й стрелковый полк) и Каменец-Подольском, а отдельные агенты — в Староконстантинове, Городке, Изяславе и Солодковце. Однако после приобретения соответствующего опыта контрразведывательной деятельности ОГПУ арестовало множество бывших офицеров, составлявших основу польского агентурного аппарата в СССР, а также разгромило ряд эмигрантских организаций, через которых проводил работу II отдел главного штаба Войска польского. Для организации разведки с СССР поляки условно разделили советскую территорию на 5 “разведывательных округов”, или зон:
— московская зона (Петроград, Смоленск, Минск, Нижний Новгород и Самара). Главными направлениями ее разведывательных устремлений являлись Московский, Петроградский, Западный и Приволжский военные округа, Балтийский флот, военная промышленность Тулы, Иваново-Вознесенска и Урала, Архангельский порт и транзит через Финляндию;
— тифлисская зона (Кавказ) Ведала антисоветской ирредентой в Азербайджане, Грузии и Армении;
— харьковская зона с киевским, харьковским, одесским и ростовским “подчиненными округами”. Занималась Украинским и Северо-Кавказским военными округами, Киевским укрепленным районом, внешнеторговыми перевозками через черноморские порты и промышленностью Донбасса.
— оренбургско-туркменская зона (Западная и Восточная Сибирь, Хива и Бухара)
— новониколаевская зона (Западная и Восточная Сибирь).
В центрах зон планировалось создать главные пляцувки, которые должны были руководить точками в так называемых “подчиненных округах”. Использование отдельных пляцувок, а также агентуры, подчинявшейся резидентурам в Финляндии, Прибалтике, Румынии или непосредственно центру, допускалось лишь в крайнем случае. Следует, однако, отметить, что вся эта стройная система осталась в основном на бумаге. Удары контрразведки по польским агентурным сетям, а также практиковавшееся отселение нелояльных элементов из приграничных районов, агентурные, войсковые и технические мероприятия по охране границы не позволили Варшаве реализовать свои планы в полном объеме. Эффективная перевербовка дала ОГПУ возможность производить неоднократные обратные заброски двойников, далеко не всегда раскрывавшиеся с помощью слабых контрразведывательных возможностей экспозитур по собственным агентам. По указанным причинам поляки вынуждены были искать альтернативные способы осуществления разведки в СССР. Они практиковали облеты границы аэрофоторазведчиками, иногда осуществляли вооруженные прорывы агентов-боевиков, а с 1927 года обратили внимание на восточные и южные границы Советского Союза. Польская разведка открыла пляцувки в Ираке (“Радаменес”) и Иране (“Навуходоносор”), а позднее также в Стамбуле, Трабзоне, Тегеране, Мешхеде, Тебризе, Кабуле и несколько точек на Дальнем Востоке. Однако их суммарные агентурные возможности оставались довольно ограниченными, и утверждения о сотнях и тысячах наводнивших СССР польских агентах были явно весьма далеки от реальности.
Не более похожа на правду и картина деятельности абвера в Советском Союзе. Сообщалось, что в 1934 году были раскрыты и арестованы:
— шесть германских агентов — специалистов из немецкой внешнеторговой фирмы “ Контроль-Ко ”;
— организация под руководством немецкого инженера Линдера в Управлении связи БССР, обеспечивавшая связь с заграницей и готовившая диверсии на стратегических объектах;
— группа германских шпионов, работавших под прикрытием специалистов по связи в
представительстве фирмы “Сименс — Гальске”.
В различных документах имеется еще немало упоминаний и о других якобы существовавших на советской территории немецких резидентурах и подрывных подпольных организациях. В частности, 5 марта 1934 года занимавший тогда должность заместителя председателя ОГПУ В. А. Балицкий докладывал Сталину об активной шпионской деятельности немцев с позиций консульств в Харькове, Киеве и Одессе, активно использовавших для этого “немецкие лютеранские и католические кадры”[139].
Следующий, 1935 год ознаменовался разгромом германских агентурных сетей на московских заводах “Электрофизприбор”, “Газочистка”, “Электрозавод” и других, а также ликвидацией в Средней Азии резидентуры под руководством консула Зоммера, агенты которого собирали информацию и готовили неизменные диверсии на военных заводах. В 1936 году число обнародованных случаев шпионажа возросло. Закрытые и открытые источники содержат упоминание о разгроме следующих резидентур и отдельных агентурных групп германской разведки:
— ряда сотрудников фирмы “Рейнметалл”, готовивших взрывы нескольких военных заводов;
— специалистов ленинградских представительств фирм “Ашафенбург”, “Вальдгофф” и “Теодор-Торер”, готовивших вывод из строя метрополитена и ряда промышленных предприятий;
— резидентур в Донбассе, Запорожье и Днепропетровске, созданных сотрудниками германских консульств в Киеве и Харькове и планировавших проведение диверсий на важных промышленных объектах;
— действовавшей в Приморье группы агентов под руководством консула Германии во Владивостоке Кастнера и секретаря консульства Вольного.
Не меньший удар был нанесен по немцам на Украине. Только УНКВД УССР по Донецкой области в 1936 году ликвидировало ряд диверсионных, как сообщалось, групп, именовавшихся по названиям литерных дел по их разработке:
— “Узел” (районы Донецкой области, Днепропетровская область, Кавказ, Закавказье и Сибирь). Арестовано около 50 человек, 8 расстреляны;
— “Авторитет” (районы Донецкой области, Киевская область и Закавказье). Арестовано около 40 человек, 7 расстреляны;
— “Педагоги-изменники”. Осуждены 16 человек;
— “Кольцо”. На оборонных предприятиях арестовано свыше 80 человек;
— “Редактор”;
— “Перелет”. Осуждены к тюремному заключению 12 человек, 6 расстреляны;
— “Радисты”. Арестовано около 100 человек;
— “Интеграл”;
— диверсионная организация переселенцев в Старобельском районе. Сообщалось, что она образовала 11 штурмовых отрядов и находилась в подчинении консульства Германии в Киеве;
— “Сумерки” (группа на химических заводах Константиновки). Сообщалось, что ей руководило консульство Германии в Москве;
— диверсионная организация на электростанциях Донбасса. Якобы находилась под руководством гестапо.
В указанной докладной записке от 5 марта 1934 года Балицкий сообщал о создании Национал-социалистической партии Украины и ликвидации 81 повстанческой ячейки Союза боевых молодых немцев, организованных “по типу гитлеровских штурмовых отрядов”[140].
Все перечисленные эпизоды довольно сомнительны, во всяком случае, в части подготовки совершенно не нужных Германии на данном этапе диверсий. Они являются очевидными доказательствами постепенного перехода ОГПУ к фальсификации дел, осуществляемой как в политических целях, так и просто для оправдания существования своего многократно разросшегося штата. Вездесущая контрразведка строилась по территориально-объектовому принципу и обслуживала все имевшиеся в стране населенные пункты, предприятия, организации и учреждения, органы государственного управления, войска, транспорт — фактически все, за исключением партийных органов. Вероятно, во всем мире не нашлось бы армии шпионов, способной охватить все обслуживаемые ОГПУ объекты. Но, как уже отмечалось, лишь небольшая часть контрразведки и в самом деле занималась противодействием иностранным разведорганам и была в состоянии осуществить его, все же остальные подразделения использовали этот термин в качестве эвфемизма для обозначения политической полиции.
Структура ОГПУ была ориентирована именно на это. К концу своего срока существования она претерпела ряд изменений по сравнению с начальным периодом и в 1934 году являлась следующей:
— Председатель;
— Заместители председателя;
— Коллегия;
— Секретариат Коллегии;
— Особоуполномоченный при Коллегии;
— Особое совещание и Особая инспекция при ней;
— Судебная коллегия;
— Управление делами (УД);
— Отдел кадров (ОК);
— Финансовый отдел (ФИНО);
— Особый отдел (00);
— Секретно-политический отдел (СПО);
— Иностранный отдел (ИНО);
— Оперативный отдел (Оперод);
— Транспортный отдел (ТО);
— Специальный отдел (СО);
— Учетно-статистический отдел (УСО);
— Главное управление погранохраны и войск ОГПУ (ГУПО ВОГПУ);
— Главное управление рабоче-крестьянской милиции (ГУРКМ);
— Главное управление лагерями (ГУЛАГ);
— Экономическое управление (ЭКУ);
— Мобилизационный отдел;
— Инженерно-строительный отдел;
— Часть секретного хранения архивных фондов.
Объединенному государственному политическому управлению негласно подчинялись многие предприятия и организации, от акционерного общества “Интурист” до Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН), созданной для добывания затонувших у берегов Крыма сокровищ британского фрегата “Черный принц”[141]. Одновременно с изменением структуры ОГПУ назревали перемены в его руководстве. Здоровье Менжинского настолько ухудшилось, что он уже не мог подниматься по лестнице в собственный кабинет, принимал посетителей лежа на диване и вообще в основном жил за городом на даче. Сталин давно решил назначить Ягоду его преемником, но по какой-то обычно не свойственной ему деликатности не делал этого при жизни Менжинского. Однако и после его смерти в мае 1934 года заместителю председателя ОГПУ так и не довелось стать его полноправным и формальным преемником. В июле было принято решение о вхождении секретной службы на правах Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) в состав Наркомата внутренних дел СССР, руководителем которого назначили Генриха Григорьевича Ягоду. Начался следующий, принципиально иной этап истории спецслужб Советского Союза.
2. РАЗВЕДУПР
Второй по значению после госбезопасности секретной службой СССР являлась военная разведка. Она возникла значительно раньше ИНО и в какой-то мере может считаться наследницей прежних военных разведывательных структур.
В первые полгода после революции по инерции еще продолжал существовать ведавший агентурной разведкой Отдел 2-го генерал-квартирмейстера Главного управления генерального штаба (ГУГШ), или Огенквар, руководил им по-прежнему генерал-майор П. Ф. Рябиков. Структура центрального аппарата отдела выглядела следующим образом:
— 1-е отделение (разведывательное);
— 2-е отделение (германское);
— 3-е отделение (романское);
— 4-е отделение (скандинавское);
— 5-е отделение (австро-венгерское);
— 6-е отделение (ближневосточное);
— 7-е отделение (средневосточное);
— 8-е отделение (дальневосточное).
Никакая работа в отделе практически не велась, да и вестись не могла ввиду полного развала агентурного аппарата, самоликвидации института военных агентов (атташе) и прекращения связи с источниками. Все предпринимаемые в этом направлении попытки успехом не увенчались.
Параллельно с Огенкваром в течение крайне непродолжительного периода времени в составе Революционного полевого штаба (РПШ) существовал еще и возглавляемый В. А. Фейерабендом Отдел агитации и разведки. РПШ был создан 27 ноября (10 декабря) 1917 года при ставке верховного главнокомандующего в Могилеве для оперативного руководства вооруженной борьбой с контрреволюцией на юге России, однако уже 12 марта следующего года был расформирован. Его разведотдел прекратил свое существование намного раньше, в самом конце 1917 года, и не успел сыграть сколько-нибудь заметную роль в истории военной разведки России.
В соответствии с постановлением Совнаркома 4 марта 1918 года был учрежден первый центральный орган стратегического руководства вооруженными силами Советской республики — Высший военный совет (ВВС). В его Оперативном управлении помощником начальника по разведке и одновременно начальником Разведывательного отделения с апреля по май 1918 года являлся А. Н. Ковалевский, а затем будущий Маршал Советского Союза, начальник генерального штаба и заместитель наркома обороны Б. М. Шапошников. Новая структура не обладала абсолютно никакими разведывательными позициями и пыталась работать исключительно через зафронтовые партизанские отряды, но особых успехов, естественно, не достигла. Создание в мае 1918 года третьего органа военной разведки — Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам (Оперод Наркомвоена) — еще более усилило неразбериху и в корне пресекло любые попытки централизовать оперативную работу и оценку добываемой информации. Оперод возглавлял социал-демократ, бывший штабс-капитан Семен Иванович Аралов, а его организационное и разведывательное отделение — Борис Иннокентьевич Кузнецов, вскоре сосредоточившийся исключительно на разведывательных проблемах.
С. И. Аралов
В том же мае 1918 года на базе реформированного ГУГШ был сформирован Всеросглавштаб — высший военный орган, ведавший учетом, обучением и мобилизацией военнообязанных, устройством и боевыми порядками частей Красной Армии, а также разработкой других вопросов, связанных с обороной республики. В составе его Оперативного управления имелся образованный на базе Огенквара Военно-статистический отдел (ВСО), внутренняя структура которого фактически повторяла существовавшую ранее структуру разведки ГУГШ:
— 1-е отделение (руководство разведывательной работой военных округов);
— 2-е отделение (германское);
— 3-е отделение (австрийское);
— 4-е отделение (скандинавское);
— 5-е отделение (романское);
— 6-е отделение (ближневосточное);
— 8-е отделение (дальневосточное);
— военно-агентское отделение;
— общее отделение.
В условиях гражданской войны ВСО являлся столь же нежизнеспособным органом, как и его предшественник. Отсутствие у него сил и средств разведки, а также периферийного аппарата, наряду с другими проблемами обрекли Военно-статистический отдел лишь на составление сводок для командования. В их основе лежали неполные, отрывочные и часто недостоверные данные, получаемым в основном от войсковой разведки, притом со значительной задержкой по времени.
Все три существовавшие по состоянию на весну 1918 года центральные органы военной разведки никак не координировали свою деятельность, да и координировать, строго говоря, было пока нечего. Агентурно-оперативная работа влачила жалкое существование, а добываемые фронтовыми частями данные по своему уровню могли интересовать лишь командование на местах. Постепенно приходило осознание того, что военные секретные службы насущно необходимы для любого государства, тем более воюющего, и тогда в июле 1918 года с целью исправления создавшегося положения была сформирована межведомственная Комиссия по организации разведывательного и контрразведывательного дела. Однако отсутствие опыта в подобных вопросах привело к тому, что вместо централизации оперативных структур или хотя бы организации координирования их работы комиссия пошла по несложному, но и непродуктивному пути разграничения сфер ответственности существовавших органов. Председатель РВСР Л. Д. Троцкий утвердил ее выводы в виде “Общего положения о разведывательной и контрразведывательной службе”, в котором возложил общее руководство разведкой на ВСО Всеросглавштаба. В нем было установлено, что он “ведает:
а) заграничной агентурной разведкой как в мирное время, так и в период мобилизации и во время войны,
б) разработкой после окончания работ общего мирного конгресса всех вопросов, связанных с мобилизацией разведки, обеспечивающей ее непрерывность с объявлением войны и соответствие заграничной агентурной сети военным коалициям держав,
в) разграничением районов разведки и постановкой разведывательных задач всем органам, ведущим разведку на территории Российской Республики и общим руководством этой работой…
г) окончательной разработкой и систематизированием сведений, добываемых нашими разведывательными органами”[142].
Согласно тому же документу, “Оперативный Отдел Народного Комиссариата по военным делам:
а) исполняет задания Коллегии Народных Комиссаров по военным делам,
б) ведет учет и организует разведку, согласно особых указаний Коллегии Народных Комиссаров по военным делам, против всех сил, которые в данный момент грозят Российской Республике,
в) организует и ведет разведку в оккупированных областях, в Украине, Польше, Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии и Закавказье”[143].
К ведению Высшего военного совета была отнесена разведка в районе установленной Брестским мирным договором демаркационной линии и агентурная разведка силами штабов уже упоминавшейся войсковой Завесы. Обязанности по разведке возлагались также и на штабы округов в зоне их ответственности, хотя фактически поддерживание устойчивой закрытой связи с ними в середине 1918 года представляло собой абсолютно нерешаемую задачу. Комиссия не устранила существовавшие проблемы, да и не могла устранить их полностью, поскольку дееспособных органов военной разведки в России на тот период просто не существовало, а принципиально улучшить положение одними лишь постановлениями, как известно, невозможно. При этом оказался упущенным реальный шанс централизовать процесс сбора и обработки разведывательной информации и таким образом заложить фундамент его правильной организации на ближайшее будущее. В довершение всего задачи военной разведки ограничили изучением текущих событий, фактически запретив ей работу на перспективу, и теперь раздробленность системы закреплялась и усугублялась отказом от ведения стратегической разведки. Кроме того, даже немногие положительные аспекты “Общего положения о разведывательной и контрразведывательной службе” на практике не выполнялись и поэтому оказались бесполезными.
Если децентрализация разведки была не слишком заметна руководству страны, то аналогичное положение с общим управлением войсками и ведением боевых действий ускользнуть от его внимания не могло. Поэтому в соответствии с постановлением ВЦИК от 2 сентября 1918 года был создан коллегиальный орган высшей военной власти — Революционный военный совет республики (РВСР), а 6 сентября возник Штаб РВСР — орган полевого управления Реввоенсовета и главкома по оперативно-стратегическому руководству Красной Армией. В его составе существовал занимавшейся организацией войсковой разведки Разведывательный отдел, который возглавил Шапошников. В Штабе, почти сразу же переименованном в Полевой штаб, имелось Управление дел РВСР — фактически прежний Оперод Наркомвоена, которому с 14 октября 1918 года подчинялись все силы агентурной разведки и контрразведки из ликвидированного Высшего военного совета и Военно-статистического отдела Всеросглавштаба. Соответствующий приказ РВСР № 94 гласил: “Руководство всеми органами военного контроля и агентурной разведкой сосредотачиваются в ведении Полевого штаба РВСР. Из оперативного управления Всероссийского Главного штаба передаются в Полевой штаб РВСР все материалы по ведению разведки военного контроля (контрразведки)”[144]. Руководство управлением поручили С. И. Аралову, но он в силу своей занятости просто физически не мог выполнять все служебные обязанности, поскольку одновременно являлся членом РВСР, членом РВС нескольких армий и комиссаром Полевого штаба РВСР. Такая половинчатая реформа привела к тому, что, несмотря на централизацию органов управления войсками, разведка по-прежнему оставалась разделенной на три части. Войсковая разведка относилась к компетенции Разведывательного отдела Оперативного управления штаба, за агентурную разведку и контрразведку отвечало Управление дел РВСР, а обрабатывающие (информационно-аналитические) отделения пока оставались в Военностатистическом отделе, в обязанности которого входила статистическая работа, изучение войск, военной экономики и планов обороны иностранных государств, а также издание справочников и иных документов. Не в последнюю очередь это урезание функций ВСО явилось следствием перехода на сторону белых его начальника А. В. Станиславского.
5 ноября 1918 года в Полевом штабе РВСР вместо Управления дел было создано Регистрационное управление, ставшее центральным органом тайной военной разведки РККА. Оно имело в своем составе 1-й (военного контроля) и 2-й (агентурный) отделы со штатом в 39 человек, а также группу шифровальщиков во главе с заведующим шифром. Как уже указывалось, Военконтроль из состава Региструпра вскоре вывели. Ведение войсковой разведки по-прежнему относилось к компетенции Разведывательного отдела Оперативного управления штаба, вскоре пониженного в статусе до Разведывательного отделения, а затем до Разведывательной части. Его возглавляли Б. М. Шапошников (октябрь — ноябрь 1918 и август — октябрь 1919 года), Б. И. Кузнецов (ноябрь 1918 — июль 1919 года) и К. Ю. Берендс (декабрь 1919 — февраль 1921 года). Параллелизм в работе сохранялся и усугублялся нехваткой профессионалов. Дореволюционные специалисты разведки в большинстве случаев не желали сотрудничать с советской властью, а некоторые из оставшихся фактически являлись ее скрытыми врагами, которых опасно было допускать к информации об агентурном аппарате. По этой причине всем военспецам в Региструпре был присвоен особый статус консультанта, не дававший допуска к личным делам агентов. При управлении открылись Курсы разведки и военконтроля, где обучающиеся приобретали начальные знания оперативной работы, что помогло хотя бы отчасти снять острую кадровую напряженность.
Сергей Иванович Гусев
Летом 1919 года Региструпр вновь реорганизовали, после чего его структура приобрела следующий вид:
— 1-й отдел (сухопутный агентурный):— северное отделение;
— западное отделение;
— ближневосточное отделение;
— дальневосточное отделение;
— 2-й отдел (морской агентурный);
— 3-й отдел (военно-цензурный);
— консультантство;
— шифровальная часть.
В июле 1919 года Региструпр возглавил новый начальник Сергей Иванович Гусев (Яков Давидович Драбкин).
Дальнейшим развитием этого процесса стало принятие 1 января 1920 года нового Положения о Региструпре, существенно изменившее его статус. Задания по разведке теперь должны были поступать в управление как от Полевого Штаба, так и непосредственно от Реввоенсовета Республики, что свидетельствовало о возрастании его авторитета в глазах военного руководства. Структура управления также принципиально изменилась и выглядела теперь следующим образом:
— мобилизационный отдел;
— оперативный отдел;
— информационный отдел;
— хозяйственно-финансовый отдел.
Положение устанавливало, что в задачи Регистрационного управления входит “выяснение военных, политических, дипломатических и экономических планов и намерений стран, враждебно действующих против Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, и нейтральных государств, а также их отдельных групп и классов, могущих нанести тот или иной вред Республике”[145]. Следует отметить отсутствие в этой формулировке таких классических задач военной разведки, как установление состава войск противника, его стратегических и оперативных планов, изучение военно-промышленного потенциала и мобилизационных возможностей, характеристик техники и вооружения, особенностей театров военных действий. Понимание необходимости такой повседневной и кропотливой работы пришло значительно позднее, а пока военное командование мыслило глобальными категориями, не всегда отдавая себе отчет в реальных потребностях войск и государства в целом. Именно поэтому 16 февраля 1920 года начальник Полевого штаба явно преждевременно приказал Региструпру приступить к развертыванию глубоких агентурных операций за пределами сопредельных государств. Внутренняя структура управления вновь изменилась и включала теперь мобилизационный, оперативный, информационный и хозяйственно-финансовый отделы, а также комендантскую часть.
К началу советско-польской войны Региструпр уже накопил определенный опыт по созданию нелегальных структур, засылке агентуры, разложению тыла противника и пропаганде, однако это все было применимо лишь к внутренним условиям гражданской войны и не учитывало действовавший на иностранной территории мощный фактор патриотизма населения. Следствием этого стал провал всей системы разведки, весьма встревоживший военное командование и руководство государства. В постановлении Политбюро ЦК РКП (б) в сентябре 1920 года агентурную разведку признали слабейшим звеном военной работы. Отмечалось, что войска шли на Варшаву вслепую и потерпели катастрофу, что в условиях сложившейся международной обстановки разведка нуждается в реформе. Как уже указывалось, это едва не привело к ликвидации военной разведки как самостоятельного института и включению ее в состав ВЧК. Вмешательство Троцкого устранило эту угрозу, однако зарубежная инфраструктура обеих разведывательных служб еще долгое время оставалась общей, поскольку многие агентурные сети замыкались на резидентов с двойным подчинением. В 1922 году объединенные резидентуры имелись в Германии, Франции, Италии, Австрии, Сербии, Болгарии, Чехословакии, Польше, Литве, Финляндии, Турции и Китае. Такая ситуация сохранялась до 1923 года, но и после отмены такого положения некоторые загранточки не могли разделиться в течение еще двух лет. Однако закордонные сети полпредств ОГПУ на местах и разведывательных отделений штабов военных округов никогда не объединялись и все время функционировали раздельно.
Г. Л. Пятаков
В. X. Луссем
Я. Д. Ленцман
С января по февраль 1920 года разведку возглавлял Георгий (Юрий) Леонидович Пятаков, затем передавший дела Владимиру Христиановичу Луссему. Новому начальнику Региструпра не пришлось долго руководить подчиненным управлением. 10 июня он подал на имя военкома Полевого Штаба РВСР Д. И. Курского рапорт об отставке по причине вмешательства члена РВСР и члена РВС Юго-Западного фронта Сталина в подведомственные начальнику разведки кадровые вопросы. Суть конфликта состояла в том, что будущий генеральный секретарь ЦК ВКП(б) без объяснения причин отозвал на фронт начальника Региструпра фронта Ф. М. Маркуса, разрушив тем самым налаженное взаимодействие с Закордонным отделом ЦК КП(б)У и частично дезорганизовав зафронтовую разведку. Смена руководителя центрального разведывательного органа Красной Армии в разгар войны была крайне нежелательна, однако все же состоялась. Новым начальником Региструпра стал Ян Давыдович Ленцман.
1920 год оказался этапным в развитии советской военной разведки и военной дипломатии. В первые годы существования РСФСР не располагала официальными представительствами за рубежом, поэтому вся оперативная работа могла осуществляться исключительно с нелегальных позиций, однако по мере расширения дипломатических контактов Москвы обстановка менялась. В июне 1920 года РВСР учредил институт военных и военно-морских представителей РСФСР за границей (атташе), к концу года аккредитованных уже в 15 странах. Это позволило перейти с нелегальных позиций работы на “легальные”, причем был допущен явный перекос в пользу последних, и в большинстве столиц атташе стали руководителями резидентур Региструпра. С момента введения института ВАТ и до 1924 года везде, кроме Польши, разведка открывала только “легальные” резидентуры, что, безусловно, предоставляло немалые удобства в финансировании агентурного аппарата, налаживании связи и других вопросах, однако являлось довольно сомнительным с точки зрения конспирации. Никто не учел, что в случае провала такая организация автоматически давала повод правительствам государств, в которых были аккредитованы атташе, обвинять РСФСР в организации шпионажа, что в дальнейшем неоднократно и происходило. В этом вопросе Региструпр повторял не самый удачный путь российской разведки в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, и дальновидное решение о сочетании работы с “легальных” и нелегальных позиций было принято лишь позднее. Такое положение просуществовало недолго. После того, как иностранные контрразведывательные и полицейские органы стали наносить эффективные удары по агентурному аппарату загранточек, Политбюро ЦК РКП (б) впав в другую крайность, своим постановлением от 6 декабря 1926 года вновь потребовало вернуться преимущественно к нелегальным формам работы. Во избежание компрометации, сотрудников военной разведки запрещалось назначать на легальные должности в советских загранучреждениях, либо же следовало исключать их прямой контакт с агентурой или осуществление ими вербовочных мероприятий. Еще ранее был определен первый список стран, военный конфликт с которыми являлся вероятным. В их число входили Прибалтийские государства, Финляндия, Польша, Румыния, Турция, Азербайджан, Армения, Персия, Афганистан и Япония. Кроме непосредственного агентурного изучения обстановки в них и добывания необходимых для обеспечения боевых действий данных, на территориях Прибалтийских государств, Финляндии и Грузии планировалось создать опорные пункты и использовать их в качестве плацдармов для развертывания работы против третьих стран. В соответствии с изданным в сентябре 1920 года новым положением о Региструпре, он становился самостоятельным управлением РВСР со штатом из 327 человек, являвшимся теперь центральным органом стратегической агентурной разведки глубокого типа и центральным органом управления подведомственных ему органов агентурной разведки войсковых объединений и соединений. Основные отделы аппарата Региструпра были разбиты на более мелкие подразделения:
— оперативный (агентурный) отдел:
— оперативное отделение;
— организационное отделение;
— техническое отделение;
— информационный отдел:
— сводочное отделение;
— отделение прессы;
— общий отдел:
— отделение связи;
— отделение шифрования;
— организационный отдел:
— организационное отделение;
— инспекторское отделение.
Дополнительно был организован хозяйственно-финансовый отдел.
Приоритетными направлениями в деятельности военной разведки с 1921 по 1923 год являлись польское, румынское, финское и прибалтийское. В 1924 году эти страны стали именоваться “западными пограничными государствами” и составили первую группу объектов заинтересованности. Во вторую по очередности группу вошли “великие державы”, которыми тогда считались Великобритания, Франция, Италия, Германия и Соединенные Штаты Америки. Третью группу (“восточных соседей”) составили Турция, Персия, Афганистан, Китай и Япония. Все не включенные в эти списки страны автоматически относились к четвертой группе. Такая классификация не может не вызвать сомнений в ее целесообразности. Прежде всего, в 1924 году раздавленную войной и Версальскими соглашениями Германию никак нельзя было считать великой державой, весьма отдаленное отношение к этой категории имела и Италия. Включение США во второй список также совершенно неоправданно, поскольку СССР еще долгое время не являлся ни их стратегическим партнером, ни противником, поэтому нацеливание разведки на эту страну следует расценивать как явно неоправданное и лишь отвлекающее силы и средства от более важных направлений. Следует также отметить, что наряду с традиционными задачами военной разведки на протяжении нескольких лет она выполняла также и несвойственные ей задачи, а именно вела борьбу против антисоветских эмигрантских организаций и направляемого из-за границы бандитизма.
10 февраля 1921 года Полевой штаб РВСР и Всероссийский главный штаб были объединены в единый Штаб Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА), с 4 апреля того же года упразднялись Регистрационное управление и Разведывательная часть Оперативного управления. Вместо них создавалось Разведывательное управление (РУ, Разведупр) Штаба РККА со штатом в 275 человек, предназначенное для выполнения функций центрального органа разведки в военное и в мирное время. Ленцмана перевели на должность начальника Петроградского порта, а руководителем Разведупра стал Арвид Янович Зейбот, бывший начальник политотдела 15-й армии (до мая 1919 — Армия Советской Латвии).
Д. Я. Зейбот
Согласно теоретическим установкам рассматриваемого периода, войсковая разведка считалась видом боевой деятельности, применяющимся только в военное время, поэтому в начале 1922 года отвечавшее за ее организацию отделение упразднили. Остальные отделения РУ ведали агентурной разведкой, информационно-статистической работой и радиоразведкой, в декабре 1921 года переданной в Управление связи РККА. Перечень задач разведки был достаточно обширен:
“а) организация самостоятельной глубокой стратегической агентурной разведки в иностранных государствах;
б) организация в зависимости от обстоятельств международного положения активной разведки в тылу противника;
в) ведение по мере необходимости разведки в политической, экономической и дипломатической областях;
г) получение и обработка всякого рода изданий иностранной прессы, военной и военно-статистической литературы;
д) обработка и издание материалов по всем видам разведки с составлением сводок, описаний и обзоров; дача заключений о возможных стратегических предложениях и планах иностранных государств, вытекающих из данных о подготовке к войне;
е) введение уполномоченных Разведупра для связи в центральные органы тех ведомств, которые имеют заграничную агентуру, и получение через них необходимых Разведупру добываемых этими ведомствами сведений;
ж) руководство деятельностью разведорганов на фронтах и в военных округах и Ha-значение, по соглашению с соответствующими Реввоенсоветами и Командующими войсками округов, начальников этих органов”[146].
В ноябре 1922 года статус Разведупра понизился, он стал официально именоваться Разведывательным отделом (Разведот) Управления 1-го помощника начальника Штаба РККА. Его внутренняя структура состояла из общей канцелярии, первой части (войсковая разведка, формировалась только в военное время), агентурной части и информационно-статистической части. Такая реорганизация никак не соответствовала высоким требованиям, которые предъявляло к разведке военное командование. Статус отдела не позволял развернуть работу на должном уровне, и в апреле 1924 года ему был возвращен статус управления Штаба РККА. Штат разведки насчитывал после этого 91 сотрудника, состояла она из общей (административной) части, 2-го (агентурного) и 3-го (информационно-статистического) отделов. Отсутствующий первый номер был по-прежнему зарезервирован для создаваемого в военное время отдела войсковой разведки. Он был восстановлен в декабре 1925 года. Одновременно РУ РККА попыталось восполнить пробел, образовавшийся в результате вывода из его состава радиоразведки, и с 1926 года приступило к формированию пеленгаторных рот. Однако они предназначались лишь для обслуживания непосредственных надобностей полевых войск и поэтому не могли полноценно использоваться на более высоком уровне.
За два месяца до начала реорганизации Разведота Зейбот обратился в ЦК РКП (б) с просьбой об отставке: “В последние годы обстановка резко изменилась в том отношении, что после насаждения работающей агентуры центр тяжести работы переносится на систематическое военное изучение иностранных вооруженных сил, а для этого необходимы глубокие военные знания и узкая специализация на этом направлении. <…> Сейчас…настало самое последнее время заменить меня и для пользы дела, и для пользы меня самого: сидя четвертый год на работе, к которой не чувствуешь никакого влечения, начинаешь терять инициативу, заражаешься косностью, одним словом, видишь, что начинаешь определенно портиться. Поэтому прошу об отозвании меня в распоряжение ЦК РКП и переводе на какую-нибудь хоз. работу”[147]. В качестве своего преемника Зейбот рекомендовал начальника агентурного отдела Берзина. Руководство партии и наркомата обороны согласилось с этой кандидатурой, и с марта 1924 года пост начальника Разведота, а затем и воссозданного Разведупра занял Ян Карлович Берзин (называемый также и Павлом Ивановичем, настоящее имя Петерис Кюзис), наиболее известный руководитель советской военной разведки за всю ее историю. Начиная с этого времени, авторитет Разведупра весьма возрос. Например, в течение всего предвоенного и военного периодов его начальник имел право прямого доклада Сталину, в обход начальника генштаба и наркома обороны[148]. Для сравнения следует иметь в виду, что начальник внешнеполитической разведки мог попасть к руководителю государства лишь вместе с председателем ОГПУ, а позднее с наркомом внутренних дел или госбезопасности.
Я. К. Берзин
В сентябре 1926 года подразделения Штаба РККА получили номерные обозначения, и Разведупр стал его IV управлением. Именно под этим номером он упоминается во многих работах исследовательского и мемуарного характера, что не всегда верно, поскольку указанная нумерация действовала лишь до конца 1934 года. IV управление руководило работой разведывательных отделов военных округов, но первоначально они считались 7-ми отделами, а 4-ми стали только в феврале 1930 года. Структура разведки претерпела определенные изменения. В ее составе появился 4-й отдел (внешних сношений), шифровальное бюро стало 1-й (шифровальной) частью Управления и больше не находилось в составе 2-го отдела, была сформирована и общая (административная) часть. С марта 1930 года количество подразделений аппарата увеличилось, возникли 2-я (производственная), 3-я (административная) и 4-я (финансовая) части. В марте 1931 года был утвержден новый штат разведки в количестве 110 человек. Этот год стал этапным в развитии Разведупра, поскольку в апреле в его состав вернули ранее изъятую и претерпевшую несколько организационных изменений радиоразведку. В марте 1928 при 7-м отделе штаба РККА, затем переименованном в 8-й отдел, был создан дешифровальный сектор со штатом из 15 сотрудников. Однако два года спустя его прикомандировали к руководившему всей криптографической работой в стране Спецотделу ОГПУ, куда подлежали передаче все добытые любой организацией коды, шифры, ключи к ним и вообще все, имеющее отношение к шифровальной переписке. С 1931 года сектор вошел в состав IV управления в качестве 5-го (дешифровального) отдела, а с июня стал его 5-й (радиоразведывательной) частью. В следующем году началось и через год закончилось формирование дешифровальных групп и отделов по военным округам. Одновременно была сформирована и крайне важная сеть Пунктов разведывательных переправ (ПРП) разведотделов военных округов, занимавшихся заброской закордонной агентуры в зоне своей ответственности на глубину 150–200 километров. Позднее наименование этих органов было изменено с сохранением аббревиатуры, и они стали Пограничными разведывательными пунктами.
Страсть к реорганизации не покидала руководство разведки и Наркомата обороны. В марте 1933 года в состав общей части ввели 1-й (шифровальный), 2-й (административный) и 3-й (финансовый) секторы, а существовавшие ранее соответствующие части ликвидировали, бывшая производственная часть стала именоваться отдельной лабораторией. Однако, как вскоре оказалось, косметических реформ разведки было явно недостаточно, требовалось принципиальное улучшение ее работы. К сожалению, это стало ясно лишь после серии повлекших весьма тяжкие последствия провалов резидентур Разведупра в Европе и Азии. Все началось с Австрии, где в 1932 году столичная полиция арестовала нелегалов В. Лидушкина и К. М. Басова, а агент Чауле был расшифрован австрийцами, но сумел благополучно ускользнуть от ареста. Прекрасно осведомленное о случившемся руководство Разведупра все же направило его в Латвию, полиция которой регулярно обменивалась с австрийцами информацией об установленных иностранных разведчиках. Естественно, летом следующего года последовал неизбежный провал Чауле, а за ним практически всех основных агентов резидентуры, в том числе самых ценных из них Матисона и Фридрихсона. При этом в поле зрения местной контрразведки попал связник Юлиус Троссин, осуществлявший связь латвийской точки с резидентурами в Германии, Румынии, Финляндии, Эстонии и Соединенных Штатах. По межгосударственным каналам латыши проинформировали о нем немцев, и 6 июля 1933 года курьера арестовали в Гамбурге. Германская контрразведка перевербовала его и таким образом получила доступ к множеству линий связи Разведупра. Позднее Троссин прибыл в Советский Союз, был там быстро расшифрован и арестован, но успел нанести существенный ущерб, в результате которого связь с резидентурами в Великобритании, США, Эстонии и Румынии нарушилась серьезно и надолго. В том же году произошли провалы сетей в Польше, Турции и Румынии, а также в Финляндии, где полиция сумела арестовать практически всех агентов во главе с нелегальным резидентом. Эхом финских событий прозвучал и скандальный провал во Франции, а в следующем, 1934 году оказался полностью утрачен агентурный аппарат в Румынии и в Маньчжурии. Главными причинами этого являлись пренебрежение требованиями конспирации и основными принципами построения агентурных сетей, а также беспечность, халатность и пьянство некоторых сотрудников. Многие из провалившихся агентов были перевербованы противником и засланы обратно в СССР в качестве двойников, что повлекло за собой дополнительный ущерб. Особый отдел ОГПУ проанализировал причины столь удручающего положения и пришел к прискорбным выводам о засоренности аппарата военной разведки предателями, плохой постановке работы в области безопасности и больших упущениях со стороны руководства Разведупра. Ситуация стала предметом обсуждения на Политбюро и Совнаркоме 26 мая 1934 года, в результате чего был принят ряд осуществленных уже до конца текущего года организационных и кадровых решений. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) отмечалось: “Система построения агентсети IV Управления, основанная на принципе объединения обслуживающей ту или иную страну агентуры в крупные резидентуры, а также сосредоточение в одном пункте линий связи с целым рядом резидентур — неправильна и влечет за собой, в случае провала отдельного агента, провал всей резидентуры. Переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну явилась грубейшим нарушением основных принципов конспирации и создавала предпосылки для провала одновременно в ряде стран”[149]. Документ отмечал изъяны в кадровой работе управления, в частности, недостаточно тщательный отбор сотрудников, их слабую подготовку и поверхностность проверки перед отправлением на загранработу. Далее постановление предписывало выделить IV управление из системы Штаба РККА и подчинить его непосредственно наркому обороны. В штабе оставался только отдел войсковой разведки. Начальника управления обязали в кратчайшие сроки разукрупнить резидентуры, перевести их на магистральную связь с Центром и усилить конспирацию во всех звеньях разведки. В целях концентрации сил на важнейших направлениях существенно сокращался список государств — объектов агентурной разведки. Ее следовало вести только в Польше, Германии, Финляндии, Румынии, Великобритании, Японии, Маньчжоу-Го и Китае, а “изучение вооруженных сил других стран вести легальными путями через официальных военных представителей, стажеров, военных приемщиков и т. д.”[150]. Для повышения качества системы подготовки кадров планировалось сформировать Специальную школу разведчиков на 200 человек, зачисление в которую должно было производиться с учетом не только социального происхождения, но и национальности курсантов. Создавалась специальная постоянная комиссия по координации работы ИНО и Разведупра, задачей которой являлось согласование общего плана разведывательной работы за рубежом, обмен опытом и информацией о возможных провалах “соседей”, а также выработка рекомендаций на будущее. Все эти мероприятия постепенно начали реализовываться. В августе IV управление переименовали в Информационно-статистическое, а 22 ноября 1934 года, как и предписывалось, вывели из структуры Штаба РККА и передали в подчинение наркома обороны качестве самостоятельного управления РККА, одновременно возвратив ему прежнее название Разведывательного управления. Дополнительно к Специальной школе разведчиков, были созданы Курсы усовершенствования разведчиков, после Великой Отечественной войны сведенные вместе и переформированные в Военно-дипломатическую академию. Резидентуры разукрупнялись и переходили на вертикальное построение связи с Центром, что значительно повышало их безопасность. Как будет показано в дальнейшем, нарушения этого принципа и переплетения связей, как правило, влекли за собой весьма тяжкие последствия. Именно поддержание линейных (горизонтальных) связей стало одной из основных причин разгрома сетей военной разведки в Западной Европе во время Второй мировой войны.
Однако было ясно, что одними организационными мерами изменить ситуацию невозможно, требовалось кадровое решение. Упомянутое постановление Политбюро предписывало усилить руководство управления двумя — тремя крупными военными работниками соответствующей квалификации, но взять их было просто негде. Никто ни из других военных структур, ни из руководящего состава военной разведки заменить Берзина не мог. Более того, начальнику Разведупра даже не полагались заместители, по штатному расписанию он имел лишь помощников. В качестве полумеры, в соответствии с постановлением Политбюро, создавалась должность заместителя начальника Разведупра, на которую переводился Артузов, номинально совмещавший этот пост с должностью начальника ИНО. С ним в военную разведку перешли еще около 30 чекистов, многие из которых заняли в ней ключевые посты. Военные встретили их, мягко говоря, неприветливо, однако нового заместителя начальника управления это нисколько не смущало, поскольку он не только чувствовал за собой мощную поддержку Сталина, но и ясно видел требовавшие укрепления слабые места IV управления. Увы, по крайней мере одно из произведенных им изменений оказалось весьма недальновидным. В 1930-х годах одной из сильных сторон Разведупра являлось наличие информационно-аналитического отдела, выгодно отличавшее его от внешней разведки, лишенной аналогичного подразделения. Судя по всему, Артузов не сумел оценить важность процесса обработки добываемой информации, и в произошедшей вскоре реорганизации бывшего IV управления места для нее не нашлось. Теперь центральный аппарат РУ РККА приобрел следующую структуру:
— первый отдел (агентурная разведка на Западе);
— второй отдел (агентурная разведка на Востоке);
— третий отдел (военно-техническая разведка);
— четвертый отдел (руководство разведкой военных округов и флотов);
— пятый отдел (дешифровальный);
— шестой отдел (внешних сношений);
— седьмой отдел (административный);
— Специальная школа разведчиков;
— Курсы усовершенствования разведчиков;
— Научно-исследовательский институт по технике связи (организован в январе 1935 года).
Весь этот аппарат прежде всего нацеливался на восполнение понесенного в 1932–1934 годах урона, поскольку, по беспристрастной оценке Артузова, в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии и Италии военная разведка агентурным аппаратом более не располагала.
Хотя крупных военных работников соответствующей квалификации отыскать так и не удалось, дни Берзина на посту начальника Разведупра все же были сочтены. После описанной серии провалов он сумел продержаться еще некоторое время, но происшествие 19–20 февраля 1935 года переполнило чашу терпения руководства армии и государства. В эти дни датская полиция арестовала в Копенгагене советского агента Джорджа Минка, члена компартии США. Как известно, в разведке действовал строжайший запрет на вербовку местных коммунистов, и практически каждое его нарушение неизбежно влекло за собой тягчайшие последствия. Так случилось и в этот раз. Резидентурой связи РУ РККА в Копенгагене руководил использовавший Минка и четырех других связников-коммунистов А. П. Улановский, что сразу же установила полиция, имевшая в их среде своего информатора. Характерно, что за четыре года до рассматриваемых событий Улановский, тогда резидент Разведупра в Берлине, тоже использовал в оперативной работе членов коммунистической партии Германии и тоже поплатился за это провалом и резким дипломатическим протестом. Судя по всему, он не сделал для себя никаких выводов ни из самой истории, ни из недвусмысленных инструкций Центра, ни из персонального разбора упомянутого случая на заседании Политбюро. При соблюдении резидентом хотя бы остальных требований конспирации копенгагенгский провал не повлек бы за собой столь тяжкие последствия, но он практиковал встречи с завербованными агентами на собственной конспиративной квартире и расшифровал ее перед полицией. Там была устроена засада, в которую за два дня попались восемь агентов, три резидента (сам Улановский и нелегальные резиденты в Германии Д. А. Угер и М. Г. Максимов) и помощник начальника первого (Западного) отдела Разведупра Д. О. Львов, прибывший в Данию для организации работы по налаживанию связи. При нахождении на датской территории ни Угер, ни Максимов вообще не имели права вступать в контакт с Улановским, однако вместо проезда транзитом без всякой надобности зашли к нему просто пообщаться. Все это являлось абсолютно немыслимым с точки зрения конспирации и совершенно непростительным для работников руководящего звена центрального аппарата и зарубежных резидентур.
Д. А. Угер
После описанных событий дальнейшее пребывание Берзина на посту начальника разведки стало просто невозможным. В марте 1935 года он был вынужден подать рапорт об отставке и по указанию Ворошилова с понижением отбыл на Дальний Восток на должность второго заместителя по политической части командующего войсками Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА). На новом месте службы в обязанности Берзина по-прежнему входила организация разведывательной работы. В Москве начались поиски кандидатуры на замену образовавшейся вакансии, поскольку чекист Артузов в качестве возможного начальника военной разведки даже не рассматривался. Новые коллеги обоснованно восприняли его появление как попытку госбезопасности взять их под свой контроль и отнеслись к нему соответственно. По этой причине военные саботировали практически все его весьма конструктивные начинания и не упускали случая продемонстрировать, что, возможно, кое-что в полицейских и идеологических операциях Артузов и понимает, но в военной разведке его опыт неприменим и, более того, вреден.
3. КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Разведку Коминтерна часто называли третьей секретной службой Советского Союза. Верно ли это? И да, и нет. Задачи Третьего Интернационала были неизмеримо шире простого выполнения тайных операций по заданиям советского правительства, он создавался как инструмент для захвата власти коммунистическими партиями во всем мире. Устав его недвусмысленно гласил: “Коминтерн ставит себе целью борьбу всеми средствами, даже и с оружием в руках, за низвержение международной буржуазии”[151]. В манифесте, принятом на его I (учредительном) конгрессе, утверждалось: “Наша задача состоит в том, чтобы объединить революционный опыт рабочего класса, очистить движение от разлагающей примеси оппортунизма и социал-патриотизма, объединить усилия всех истинно революционных партий мирового пролетариата и тем облегчить и ускорить победу коммунистической революции во всем мире”[152]. Советская Россия и затем СССР первоначально рассматривались не как высшая ценность в коммунистическом движении, а просто как страна, с которой началась мировая революция в интересах трудящихся всей планеты. В этот период Коминтерн обслуживал нужды советского государства лишь постольку, поскольку само это государство работало на будущую победу коммунизма во всемирном масштабе. Но, как известно, уже через несколько лет акценты сместились в сторону содействия СССР, а еще чуть позднее Третий Интернационал и в самом деле стал фактически советской структурой, то есть управляемой из Москвы единой всемирной компартией, включавшей в себя национальные коммунистические партии на правах отдельных секций. Инструкторы Орготдела Исполкома Коминтерна с 1925 года направлялись на все национальные съезды и были уполномочены отменять любые их решения. Коминтерн мог распускать свои секции, что однажды и проделал с компартией Польши, обвинив ее в засоренности агентами полиции и контрразведки. Но зато именно он обеспечивал их финансирование, подготовку кадров и ведение централизованной пропаганды, предоставлял литературу, связь и специальную технику. Коминтерн являлся более, чем единой компартией, и более, чем просто секретной службой — это была подрывная организация, предназначенная в конечном счете для захвата коммунистами власти во всем мире, все равно, легальными, подпольными или военными методами. Для этого она располагала немалыми возможностями.
Высшим органом Коммунистического Интернационала являлся конгресс, а руководящим — Исполнительный Комитет (ИККИ), внутренняя структура которого неоднократно менялась. Применительно к нашей теме рассмотрению подлежат лишь некоторые органы ИККИ. Дело в том, что работа Коминтерна велась как с легальных, так и с нелегальных позиций, причем последние использовались не только в странах, где компартии были запрещены, но и во вполне лояльно относившихся к ним государствах. Причина проста: ни одно самое терпимое правительство никогда не мирится с подрывной деятельностью против него, а нелегальные операции составляли основную суть работы Третьего Интернационала и всегда превалировали над легальными. В Коминтерне за них отвечали Отдел международной связи (ОМС), Орготдел (Комиссия по специальным вопросам, Информационный отдел, Военная комиссия, Нелегальная комиссия), Бюджетная комиссия и Отдел кадров. Существование некоторых из этих подразделений строго засекречивалось, о работе же других было известно лишь то, что руководство ИККИ считало нужным обнародовать.
Основную нелегальную работу проводил самый крупный отдел исполкома Коминтерна, периодически изменявший свое наименование. После I конгресса Коммунистического Интернационала возникла и некоторое время просуществовала возглавлявшаяся В. И. Кингисеппом слабая и неэффективная Особая комиссия по связи ИККИ. 8 августа 1920 года Малое бюро приняло решение об организации на ее основе Секретного отдела, уже 11 ноября переименованного в Конспиративный отдел. Новым подразделением на первом этапе руководил Д. Бейко, 2 мая 1921 года передавший дела О. Пятницкому. Первоначально в нем имелись четыре подотдела: связи, финансирования, литературный и шифровальный. Они совместно обеспечивали нелегальное перемещение через государственные границы делегатов Коминтерна, литературы и грузов, в том числе оружия, а также занимались организацией финансирования коммунистических партий и поддержанием связи с советскими разведывательными службами. Кроме того, отдел руководил всеми секретными торговыми предприятиями ИККИ. Для решения поставленных задач в нем вскоре была образована собственная курьерская служба, представители которой прикомандировывались к НКИД, НКВТ и практически всем торговым миссиям РСФСР. Однако поток жалоб дипломатов и внешторговцев на работников Коминтерна, выполнявших нелегальные задания и часто дискредитировавших этим официальные государственные органы, вскоре заставил внести изменения в сложившуюся практику. Ее прекращение 4 мая 1921 года привело к изменению в июне 1921 года структуры и функций Конспиративного отдела. Он получил новое, более соответствующее его профилю деятельности название Отдела международной связи[153](ОМС) и вел всю работу через национальные коммунистические партаи, но и это тоже оказалось ошибочным решением. В большинстве из них конспирация находилась на крайне примитивном уровне, и ряд тяжелых провалов вскоре заставил руководство ИККИ обратить более пристальное внимание на эту сферу. ОМС открыл ряд “пунктов связи” (фактически резидентур), основные из которых на первом этапе разместились в Антверпене, Баку, Берне, Константинополе, Одессе, Ревеле, Риге, Севастополе, Чите и других городах мира. Позднее география работы Отдела международной связи существенно расширилась. Сотрудники ОМС доказали свой профессионализм, после чего в 1921 году появилось примечательное постановление Секретариата ИККИ: “Принять к сведению и руководству, что в целях упорядочения дела и сохранения конспирации всякие сношения с заграницей… обязательно, без всяких исключений, должны передаваться для исполнения отделу международной связи и производиться только через его посредство”[154]. В течение года ОМС открыл новые “пункты связи” в Вене, Стокгольме, Варде (Норвегия) и Шанхае. Соответствующим образом изменилась и внутренняя структура центрального аппарата отдела. В середине 1920-х годов в него входили:
— подотдел “пунктов связи”;
— литературный подотдел;
— курьерский подотдел;
— подотдел техники (изготовление поддельных виз, паспортов, бланков, печатей и штампов, а также специальная оперативная техника);
— подотдел финансов (тайное финансирование зарубежных операций);
ОМС располагал также подразделениями, отвечавшими за шифровальную работу, оперативный учет и радиосвязь, однако последнее направление долгое время пребывало в зачаточном состоянии. В 1929 году были организованы новый секретно-инструкторский подотдел и дополнительные “пункты связи” в Тегеране, Гонконге и Сингапуре.
Мастерская ОМС по изготовлению фальшивых документов до конца 1920-х годов располагалась в Берлине, а после раскрытия полицией ее перебазировали в СССР, где отдел имел несколько законспирированных объектов. На расположенной в Подлипках “Базе № 1” производились специальные бумага и чернила для поддельных документов, на “Базе № 2” в Ростокино располагался радиоцентр для поддержания связи с загранточками, а расположенная в Пушкино “База № 3” являлась школой, в которой единовременно проходили обучение шифрованию, радиосвязи и конспирации до сотни курсантов. Все ее выпускники давали письменное обязательство сотрудничать с советской разведкой и проходили дополнительный курс подготовки в военно-спортивном лагере Коминтерна. В начале 1930-х годов ОМС открыл нелегальный радиоцентр в парижском “пункте 20”. Финансирование отдела производилось вне сметы Коминтерна, а для особо деликатных операций средства за границу переводились со специально открытого в Госбанке СССР текущего счета некоей “8-й базы физкультурников Спортинтерна”. Периодически для этих же целей использовались и средства Международного общества помощи рабочим (МОПР). Отделом международной связи руководили самые проверенные люди: Д. Бейко (1920–1921), О. А. Пятницкий (1921 — 1922), П. Вомпе (1922 — 1925), А. Е. Абрамович (1925 — 1926), А. Л. Абрамов (1926–1935), Б. Н. Мельников (1935–1937), Я. Анвельт (1937), К. Сухарев (1937–1943). Через отдел прошли многие будущие работники Разведупра и Иностранного отдела ОГПУ/НКВД. Чтобы оценить их уровень, достаточно вспомнить имена Рихарда Зорге, Шандора Радо, Арнольда Дейча, Леопольда Треппера, Игнатия Рейсса, Анри (Генри) Робинсона, Урсулы Кучински. Поэтому контрразведывательный режим в нем был весьма суров, ведь лучшего пути для проникновения в любую компартию мира просто не существовало. Меры безопасности особенно ужесточились в результате громких провалов 1927 года, после которых абсолютно всех заграничных сотрудников ОМС перевели на нелегальное положение и снабдили исключительно иностранными паспортами. Тогда же прекратилась совместная деятельность “пунктов связи” и резидентур разведки. Отныне любой привлеченный к работе в разведке активист национальной компартии в обязательном порядке выходил из нее, как, например, сделал это Филби. ОМС помогал ИНО и Разведупру лишь в вопросах документации или передачи денег, причем “втемную” для низовых сотрудников. Такое разделение функций заметно повысило безопасность каждой из сторон. Еще в 1921 году в проекте положения об отделениях Коминтерна за границей и представителях Разведывательного управления и ВЧК утверждалось (пунктуация источника сохранена): “Представитель Коминтерна не может в одно и то же время быть и уполномоченным В.Ч.К. и Разведупра и наоборот представители Разведупра и В.Ч.К. не могут выполнять функции представителя Коминтерна в целом и его отделов <…> Региструпр (так в документе — И. Л.) и В.Ч.К. могут обращаться за помощью к компартиям только через представителя Коминтерна”[155]. Зато работа на Коминтерн служила отступной легендой для некоторых провалившихся разведчиков, в частности, для Зорге. Ему самому она не помогла, однако в некоторой степени прикрыла операцию военной разведки СССР на территории Японии.
В 1936 году Отдел международной связи был реорганизован в Службу связи Секретариата ИККИ, а в конце следующего года все ее шифровальные подразделения выделили в Шифровальную часть ИККИ, напрямую подчиненную генеральному секретарю Георгию Димитрову. Вскоре репрессии в отношении сотрудников Службы связи нанесли ей тяжелый удар. Из общего числа аппарата ИККИ в 606 человек только за семь первых месяцев 1937 года были уволены 102 человека[156], в основном по политическим мотивам с последующим арестом. Служба связи так никогда полностью и не оправилась от потери своих руководителей ведущих специалистов. В конце 1939 года все ее хозяйственные и технические подразделения были выделены в “Институт № 301”.
Новый, последний этап деятельности основной нелегальной структуры исполкома Коминтерна начался после нападения Германии на Советский Союз. Иностранные коммунисты во множестве пополнили кадры разведки и подразделений специального назначения для проведения операций в тылу противника. В августе 1941 года в составе ИККИ было вновь образовано распущенное ранее Хозяйственно-оперативное управление, включившее в себя некоторые элементы Службы связи. В 1942 году ее остатки вновь реорганизовали в Первый отдел ИККИ, отвечавший за связь, шифровальную работу, изготовление поддельных документов, средства тайнописи, распространение листовок, переброску грузов и людей, а также руководство сбором информации. Казалось, нелегальная работа освободилась от позднейших наслоений и возвращается к своему истоку, однако роспуск Коминтерна в 1943 году перечеркнул наметившееся возрождение.
Отдел кадров был организован в 1932 году на базе сектора кадров Орготдела и Специального отдела, ведавшего в Коминтерне контрразведкой, выявлением вражеской агентуры и разработкой методов защиты партий от провала. В новом отделе эти функции выполнял Сектор подбора и проверки кадров аппарата ИККИ. Помимо прежних задач, Отдел кадров совместно с Орготделом руководил учебными заведениями Коминтерна: Коммунистическим институтом трудящихся Востока, Университетом имени Сунь Ятсена, Университетом национальных меньшинств Запада имени Ю. Мархлевского и Ленинской высшей школой, а также сетью секретных разведывательных и военных училищ, в частности, военно-политической школой. В ней готовились кадры для руководства партизанскими силами компартий различных стран и командиры их новых армий, которые после победы революции должны были заменить прежних офицеров.
В соответствии с решением IV конгресса Коминтерна, 19 декабря 1922 года Оргбюро ИККИ приняло решение о формировании Постоянной нелегальной комиссии для подготовки к переводу ряда коммунистических партий на нелегальную основу. Она занималась также созданием военных и боевых организаций этих партий и их работой в армиях своих государств, вследствие чего в ноябре 1924 года была переименована в Военную комиссию, распущенную в 1925 году после инцидента на советско-польской границе с прорывом в СССР партизанского отряда. В дальнейшем военной работой Коминтерна занимались инструкторы Орготдела по спецработе. После обострения конфликта с Великобританией в 1927 году всерьез ожидалось ее нападение на СССР, в связи с чем Коминтерн по указанию Политбюро развернул активную военную подготовку национальных компартий. Критерием лояльности для них являлась готовность защищать Советский Союз в случае войны. Разведупр курировал эту подготовку от РККА и помогал организовать и содержать созданную при военном секторе Орготдела школу в подмосковной Баковке, где обучение в основном проводилось с упором на уличные бои и партизанские операции. Однако, как известно, война в конце 1920-х годов не началась, и поступившее в 1929 году от ГКП предложение создать “Интернационал организаций пролетарской самообороны” не нашло отклика. С того же времени при Орготделе работала Комиссия по специальным вопросам, которая занималась подготовкой и созданием организованного вооруженного подполья. Семь лет спустя подобные формирования получат за рубежом наименование “пятой колонны”. Кроме этого, Орготдел поддерживал множество контактов со служившими в армиях различных стран активистами национальных компартий. Они представляли собой прекрасные источники информации и позволяли Коминтерну выполнять задачи традиционной военной разведки в интересах СССР. Отдел также разрабатывал методические пособия и учебники для секций и спецшкол по организации конспиративной работы, наружного наблюдения, политического розыска, тактике уличных и партизанских боев и курировал всю военную работу Коминтерна.
Информационный отдел был в ИККИ самостоятельным и просуществовал с 1920 по 1929 годы. Он ведал сбором и анализом информации, добываемой из открытых источников, тогда как получаемые от зарубежных представителей ИККИ материалы поступали в секторы информации и статистики Орготдела. В связи изменением структуры ИККИ, Информационный отдел был распущен, а его функции перешли к вновь созданным региональным лендерсекретариатам.
Нелегальный аппарат Коминтерна, как и весь Третий Интернационал в целом, просуществовал до 15 мая 1943 года, когда послушный воле Сталина Президиум ИККИ принял решение о его роспуске. Это обосновывалось изменившимися условиями деятельности компартий в новой, усложненной обстановке и необходимостью выработки новых организационных форм сотрудничества, под которым фактически подразумевалось руководство со стороны СССР.
Однако нелегальные структуры ИККИ отнюдь не исчезли, а были реорганизованы и переподчинены. В соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 13 июня 1943 года, они передавались в состав вновь организуемого Отдела международной информации ЦК ВКП(б) во главе с А. С. Щербаковым и стали подчиненными этому отделу научно-исследовательскими институтами НИИ-205 (бывший Отдел печати и радиовещания) и НИ И-100 (бывший Первый отдел), в котором имелись:
— “Объект № 1” — радиопередающий центр в Щелково;
— “Объект № 2” — радиоприемный центр в Подольске;
— “Объект № 3” — экспериментальная радиотехническая лаборатория;
— “Объект № 4” — спецшкола по подготовке радистов для компартий Болгарии, Венгрии, Германии, Испании, Польши, Румынии, Финляндии, Франции и Югославии;
— “Объект № 5” — радиоцентр в Уфе (ликвидирован в октябре 1944 года).
На этом этапе эстафету руководства зарубежными коммунистическими партиями приняла ВКП(б).
1935 год стал этапным в развитии оперативных органов СССР, и с него начинается отсчет следующего, уже вполне профессионального периода их деятельности. К этому рубежу все они подошли усилившимися не только количественно, но и качественно и уверенно заявили о себе в мире секретных операций. Следующий период их эволюции пришелся на шесть предвоенных лет.