Умолкнув, она стряхнула пепел в эмалированную пепельницу.
– Папе удалось переползти вперед, сесть за руль и повести «Кадиллак» самому, – продолжала София, – при этом еще и ведя ответный огонь из пистолета Лестера – так звали водителя. Он завалил по крайней мере одного из нападавших.
– Они были белые или черные? – спросил Курц.
– Белые, – сказала София. – Одним словом, папе удалось бы уйти, но кто-то выстрелил в «Кадиллак» из винтовки. Проклятая пуля калибра 357 «магнум» пробила багажник, запасное колесо, оба сиденья и застряла у папы в спине, в четверти дюйма от позвоночника. А лимузин был бронированный.
– Дон Фарино выяснил, кто организовал на него покушение?
София пожала плечами. Соски у нее были нежно-коричневые.
– Долгое расследование, несколько подозреваемых, но ничего определенного. Скорее всего, это сделали Гонзаги.
– Вторая шайка итальянского сброда, орудующая в западной части штата Нью-Йорк? – уточнил Курц.
София нахмурилась:
– Мы не называем их «итальянским сбродом».
– Ну хорошо, – согласился Курц. – Гонзага – вторая банда макаронников, имеющая лицензию на ведение дел в этом штате, так?
– Так.
– И в итоге прошло уже шесть лет с тех пор, как то, что осталось от семьи Фарино, окончательно развалилось?
– Да, – подтвердила София. – После того, как папа стал калекой, дела пошли под откос.
Курц качнул головой:
– Твой старший брат Дэвид пытался вести дела семьи до середины девяностых. Затем он разбился на машине, до ушей перегруженный кокаином. Твоя старшая сестра сбежала в Европу и ушла в монастырь в Италии.
София кивнула.
– Потом некоторое время всем заведовал Малыш Героин, но остальные семьи пришли к выводу, что твоему отцу пора на покой, – продолжал Курц. – Малыш Героин набрался наркотиков и набросился на свою подружку-бразилийку с лопатой, и вот ты осталась в большом доме одна со своим отцом.
София промолчала.
– Что у вас крадут? – спросил Курц. – На грузовиках, на которые нападают?
– Видеомагнитофоны, проигрыватели видеодисков, сигареты, – ответила София. – Обычная мелочовка. Все нью-йоркские семьи занимаются контрабандой спиртного, видеомагнитофонов и видеокассет, а это значит, игра идет по-крупному. А папе бросают крошки. Сигареты оставили в память о прошлом.
– На сигаретах без акцизных марок можно прилично заработать, – заметил Курц.
– Но только не при тех объемах, которые оставили нашей семье, – возразила София.
Соскользнув с кровати, она подошла к гардеробу. На одном из кожаных кресел у окна лежал махровый халат, но София не обратила на него внимания. Судя по всему, обнаженная она чувствовала себя превосходно.
– Тебе пора уходить отсюда, – сказала она. – Скоро будет светать.
Кивнув, Курц встал с кровати.
– Господи, сколько же у тебя шрамов! – воскликнула София Фарино.
– Со мной часто происходят несчастные случаи, – усмехнулся Курц. – Где моя одежда?
– В мусоропроводе.
Отодвинув зеркальную дверь гардероба, София достала мужскую джинсовую рубашку, трусы в упаковке и вельветовые брюки.
– Вот, возьми, – сказала она. – Это тебе подойдет. У меня найдутся для тебя и новые кроссовки с носками.
Курц откинул назад свои короткие волосы.
– Я такое не ношу, – заявил он.
– Что не носишь? – удивилась она. – Джинсовые рубашки?
– Тут на груди вышит пони.
– Ты надо мной издеваешься. Это совершенно новая рубашка стоимостью двести долларов.
Курц пожал плечами:
– Я не ношу одежду с логотипами компаний. Если они хотят, чтобы я рекламировал их торговые марки, пусть мне платят.
София Фарино снова рассмеялась, и Курц снова с наслаждением слушал ее смех.
– Какой ты принципиальный, – заметила она. – Пришил Эдди Фалько, искалечил старину Карла, хладнокровно пристрелил еще бог знает сколько человек, но какой принципиальный! – Она бросила ему другую рубашку, менее качественную. – Бери, на этой нет ни пони, ни крокодилов, ни баранов, ни закорючки «Найк», вообще ничего. Ты доволен?
Курц надел рубашку. Она подошла идеально. Как и трусы, вельветовые брюки, носки и кроссовки. Вряд ли София специально ради него заранее прошлась по магазинам. Курцу стало любопытно, сколько мужской одежды разных размеров есть у нее в запасе. Наверное, это что-то вроде упаковки презервативов на полке в душе: очевидно, девиз Софии Фарино «всегда быть готовой ко всему».
Он направился к двери.
– Эй, – окликнула его София, накинув халат и зашлепав босиком следом за ним. – На улице холодно.
– Ты и куртку мою тоже выкинула?
– А ты как думал? – Открыв шкаф в прихожей, она достала дорогую пилотскую куртку из непромокаемого кожзаменителя. – Возьми, тебе должно подойти.
И действительно, куртка ему подошла. Курц отпер дверь.
– Курц, – остановила его София, – ты по-прежнему голый.
Она достала из шкафа 9-мм «зиг-зауэр».
Осмотрев пистолет – обойма была полной, – Курц протянул его Софии.
– Я не знаю, где ему пришлось побывать.
София улыбнулась:
– За ним нет следа. Или ты мне не веришь?
Натянув улыбку, Курц всунул пистолет ей в руки. Закрыв за собой дверь, он прошел по отдельному коридору, спустился на лифте на первый этаж и вышел на улицу мимо сонного, но очень любопытного охранника у входной двери. Пройдя квартал на запад, Курц обернулся и посмотрел на дом. У Софии еще горел свет, но он тут же мигнул и погас.
ГЛАВА 17
Новое логово Курца находилось в бывшем морозильном складе, переделанном под жилой дом, и располагалось всего в миле от облагороженного района, избранного в качестве места обитания Софией Фарино. По-настоящему еще не рассвело, но плывущие над головой низкие тучи уже окрасились в более светлый серый цвет.
Без оружия Курц чувствовал себя раздетым; кроме того, у него кружилась голова. Он приписал это тому, что за последние двадцать четыре часа ничего не ел и не пил, кроме бокала «Чивас Регала», а вовсе не обильному сексу. Курц признался самому себе, что у него успели появиться надежды о сытном завтраке из яичницы с беконом и горячим кофе, в обществе мисс Фарино, в мягком халате кирпичного цвета. «Ты становишься мягкотелым, Джо», – сказал он себе. Хорошо хоть дорогая теплая куртка защищала его от сырой прохлады.
Курц проходил под мостом И-90, когда его осенила одна мысль. Сойдя с тротуара, он взобрался по отлогой бетонной стене и стал поочередно заглядывать в низкие темные ниши, в которых бетонные опоры встречались со стальными балками. В первых двух отверстиях не было ничего, кроме голубиного помета и человеческого дерьма, но в третьей Курц разглядел маленькую иссохшую фигуру, забившуюся в дальний угол захламленной ниши. Когда глаза Курца привыкли к темноте, он различил широко раскрытые белые глаза, трясущиеся плечи и длинные, голые, дрожащие руки, торчащие из разорванной футболки. Даже в полумраке он смог разглядеть на этих руках ссадины и следы от иглы. Тощий человек попытался как можно дальше отползти от входного отверстия.
– Эй, Чернослив, все в порядке, – окликнул его Курц. Протянув руку, он похлопал обитателя ниши по запястью. Оно оказалось более холодным и безжизненным, чем некоторые трупы, с которыми приходилось иметь дело Курцу. – Это я, Джо Курц.
– Джозеф? – недоверчиво спросила трясущаяся фигура. – Это правда ты, Джозеф?
– Да.
– Когда тебя выпустили?
– Совсем недавно.
Чернослив выполз из своего угла и попытался расправить разломанную картонную коробку и вонючее одеяло, на которых сидел. Остальная часть ниши была завалена бутылками и газетами, используемыми, судя по всему, в качестве утеплителя.
– Черт возьми, Чернослив, где твой спальный мешок?
– Его украли, Джозеф. Всего пару ночей назад. По-моему… Совсем недавно. Когда только начало холодать.
– Дружище, тебе следует переселиться в приют.
Подняв с пола бутылку вина, Чернослив предложил ее своему гостю. Курц покачал головой.
– Приюты с каждым годом становятся все противнее, – произнес старый алкоголик и наркоман. – Теперь их девиз: «Работа за кров над головой».
– Работать все же лучше, чем замерзнуть до смерти, – заметил Курц.
Чернослив пожал плечами:
– Когда умрет один из стариков – уличных бродяг, – я раздобуду себе одеяло получше. Думаю, надо будет подождать до первого снега. Ну а как ребята в блоке Ц, Джозеф?
– В прошлом году меня перевели в блок Д, – сказал Курц. – Но, насколько мне известно, Билли из блока Ц перебрался в Лос-Анджелес и устроился работать в кино.
– Снимается в фильмах?
– Обеспечивает безопасность на съемках.
Чернослив издал звук, начавшийся как смех, но быстро перешедший в кашель.
– Обычное вымогательство. Но киношников провести нетрудно. Ну а ты как, Джозеф? Я слышал, братья «Мечети смерти» объявили тебе фетву, как будто они знают, что это такое.
Курц пожал плечами:
– Всем известно, что у М-братьев все равно нет денег. Так что меня это не беспокоит. Слушай, Чернослив, ты ничего не знаешь о разграбленных грузовиках Фарино?
Изможденный, осунувшийся человечек оторвался от бутылки.
– Сейчас ты работаешь на Фарино, Джозеф?
– Не совсем. Просто занимаюсь тем, чем занимался всегда.
– Что ты хочешь узнать про эти машины?
– Кто на них нападает? Когда намечено следующее дело?
Чернослив закрыл глаза. Серый свет, проникавший в узкое отверстие, озарял грязное, осунувшееся лицо, напоминавшее Курцу деревянные изваяния Иисуса, которые он видел в Мексике.
– Кажется, я слышал кое-что про то, как после последнего нападения на грузовик один тип по прозвищу Бандан и его дружки сбывали краденые сигареты и видеомагнитофоны, – сказал Чернослив. – Ну а на этапе планирования мне о таких вещах не сообщают.
– Бандан из «кровопийц»? – спросил Курц.
– Да. Ты его знаешь?
Курц покачал головой:
– Одного козла из блока Д прикончили в сортире, якобы из-за того, что он был должен молодому бойцу из банды «кровопийц» по прозвищу Бандан. Говорят, этот Бандан провел один сезон в команде национальной баскетбольной ассоциации.