Верхний трап был вдвое уже того, с которого он поднялся. Курц пополз под сводами цеха, то и дело срываясь локтями с узкой решетки. Хлипкий трап раскачивался под ним, поэтому ему приходилось двигаться как можно более плавно.
Наверху было так темно, что Курц не увидел бы человека, сидящего на этом же трапе в десяти футах. Он взвел курок, держа револьвер в вытянутой руке.
«Не будь ослом, – посетила его снисходительная мысль. – Не найдется второго такого дурака, который залез бы на подобную высоту».
А он действительно залез высоко. Курц старался не глядеть вниз, но было невозможно не смотреть через стальную решетку трапа. Он видел грязные, заваленные мусором крыши подсобных помещений, темные груды шлака, похожие на кучи песка в песочнице, и черную паутину трапов и труб. Курц проникся состраданием к рабочим, которым каждый день приходилось ползать по этим открытым, шатким дорожкам к своим местам в кабинах кранов.
«Черт бы их всех побрал, им, вероятно, платили за вредные условия труда». Где-то на полпути Курц обнаружил, что трап стал совсем ненадежным, в первую очередь потому, что хозяева цеха разобрали кран, продав электромоторы и оборудование. В тридцати футах над центром управления и в двадцати футах от него трапы заканчивались… пустотой.
«Интересно, какую опору обеспечивали кран и фермы?» Остановившись, Курц стал крутить головой, оглядывая как назло редкие и тонкие стальные тросы, закрепленные под потолком всего в десяти футах над ним. Было слишком темно, чтобы разглядеть, не растрескалась ли арматура, все ли крепежные болты на месте; к тому же он понимал, что система тросов явно не предназначалась для того, чтобы удерживать трапы без дополнительной помощи.
Курц упорно полз вперед.
Над самым центром управления Курц, несмотря на темноту, начал сомневаться в том, действительно ли он такой невидимый. Все вокруг выглядело открытым и ненадежным.
Под ним чернела плоская крыша пристанища Дока. Трап второго уровня казался сверху слишком узким и шатким, а до трех трапов внизу было невозможно далеко. В своем теперешнем положении Курц находил лишь одно преимущество: отсюда открывался отличный обзор. Правда, даже если бы у него был пистолет получше или винтовка, почти все, что находилось в поле зрения, тонуло в темноте. К счастью, в холодной пустоте ничто не шевелилось.
Курц улегся на бок, чтобы дать отдохнуть локтям, и обнаружил, как громко колотится его сердце. Вблизи стальные тросы, на которые он уже обращал внимание, казались еще более тонкими и ненадежными. Тоньше мизинца, они наверняка топорщились зазубренными стальными заусенцами и острыми, как иглы, выбившимися волосками. Кроме того, тросы проходили с внешней стороны от трапов второго уровня, так что было непонятно, как он успеет перескочить через поручни, не подставляя себя под смертельный огонь.
«Но я в перчатках», – подумал Курц. Пощупав пальцами тонкую кожу, он едва не рассмеялся вслух при мысли о том, что эти дешевые перчатки могут защитить его от стальных заусенцев.
Что ж, надо или разворачиваться и ползти назад, или на что-то решаться.
Опустив большим пальцем курок, Курц надежно засунул револьвер за пояс, свесился с трапа, схватился за трос, чувствуя, как сердце подпрыгивает до самого горла, и начал как можно быстрее спускаться вниз, раскачиваясь из стороны в сторону, тормозя перчатками и ботинками. Он все же не рискнул скользить по тросу и перебирал руками. Крыша центра управления находилась в тридцати футах внизу и в десяти футах справа. Под ним не было ничего, кроме пустоты и холодного бетонного пола, до которого оставалось не меньше шестидесяти футов.
Курц спустился до трапа второго уровня, раскачался, пытаясь забраться за поручни, промахнулся с первой попытки и стал раскачиваться снова. Наконец он спрыгнул на более широкий трап. Стальная решетка закачалась, но не так сильно, как та, что осталась наверху.
Не медля ни секунды, Курц подбежал к пересечению трех трапов и, не обращая внимания на стальные скобы лестницы, схватился за поручни и скользнул по ним на руках в лучших традициях военно-морского флота.
Он грузно опустился на нижний трап, теперь уже освещенный отблесками света из окна центра управления в пятнадцати футах впереди. Перекатившись, Курц вскочил на ноги и, низко пригибаясь, добежал до стены кабины.
Задыхаясь от быстрого бега, он пнул ногой незапертую дверь и ввалился в комнату.
«Док умрет со смеху», – была его последняя мысль.
Но Доку уже было не до смеха. Старик лежал перед запертой кладовкой. У него на теле были видны по крайней мере четыре раны от пуль крупного калибра: три на груди и одна на шее. Раны кровоточили, и треть пола кабины была залита кровью. Курц дернул свой короткоствольный револьвер влево, вправо, снова влево, но, кроме трупа и его самого, в кабине никого не было.
ГЛАВА 31
Присев на корточки, Курц осторожно приблизился к телу Дока, держась ниже уровня окна, не обращая внимания на кровь, испачкавшую ему брюки и ботинки. Навесной замок на двери кладовки был на месте.
Держа под прицелом входную дверь, Курц ощупал старую кожаную куртку и окровавленные брюки Дока.
Ключей не было. Док держал ключ от кладовки на большой связке вместе с другими ключами от ворот и дверей цеха. Связка исчезла.
Курц пробрался к столу и проверил все ящики и даже невысокую тумбочку, но ключей нигде не было.
Курц подумал о том, чтобы сбить навесной замок пулей из револьвера, но, еще когда он взвешивал за и против, снаружи послышались шаги. Один человек. Бегущий.
Проклятие! Протянув руку, Курц погасил настольную лампу, единственный источник освещения в кабине. Его глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре дверной проем и окна превратились в светлые прямоугольники. Снаружи снова воцарилась полная тишина.
Схватив Дока за ворот куртки, Курц протащил его по залитому кровью полу. Старик показался ему очень-очень легким, и у него мелькнула рассеянная мысль, не следствие ли это потери крови.
«Ты уж меня прости, Док», – подумал Курц, приподнимая своего давнишнего приятеля на колени. Обхватив труп за пояс левой рукой, он подтолкнул его к распахнутой двери, а сам осторожно выглянул из кабины, прижимаясь к косяку.
Первая пуля снова ударила Дока в грудь. Вторая срикошетировала, попав старику в череп чуть выше линии волос.
Отпустив труп, Курц вскинул револьвер и быстро выстрелил три раза на вспышки, сверкнувшие у станка футах в пятидесяти. Завыли пули, отскочившие от стали. Курц бросился на пол, и тут же четыре выстрела выбили окно справа от него и расщепили открытую створку двери.
«Огонь ведется из одного оружия, – мысленно отметил Курц. – Скорее всего, из 9-мм полуавтоматического пистолета».
Он понимал, из этого вовсе не следует, что в заброшенном цеху только один стрелок. О таком счастье нечего было и мечтать.
Еще три выстрела, один за другим. Одна пуля влетела в открытую дверь, отразилась от стального потолка, высекла искры из пола и двух стен и в конце концов завязла в деревянной крышке стола.
Две секунды тишины: стрелок вставлял новую обойму. Курц воспользовался передышкой, чтобы перезарядить три патрона. Стреляные гильзы откатились в лужу черной крови и замерли, завязнув в липкой жидкости.
Еще пять выстрелов со стороны станка, почти непрерывно друг за другом. Грохот девятимиллиметровых патронов раскатился по пустому цеху гулким эхом. Одна пуля, срикошетировав, попала в обращенное к потолку лицо Дока, издав шлепок, какой производит удар молотка по дыне. Другая вырвала клок шерсти из плеча пальто Курца.
«Я выбрал отвратительное место», – подумал он. Выстрелы по-прежнему раздавались со стороны горы ферм и разобранного оборудования справа от центра управления. Вполне возможно – даже вероятно, – второй и третий стрелки затаились где-то слева, словно охотники на уток, караулящие вспугнутую дичь. Но у Курца не было выбора.
Выскочив в дверь, Курц выпустил все пять пуль в темноту справа от кабины. Неизвестный стрелок ответил – еще четыре выстрела, последняя пуля разорвала воздух в том месте, где Курц находился какое-то мгновение назад.
Курц побежал по трапу в противоположную сторону, на бегу вытряхнув из барабана револьвера стреляные гильзы и попытавшись перезарядить его. Выронив патрон, он сунул руку в карман, лихорадочно нащупывая новый. Все пять на месте. Не сбавляя скорости, Курц захлопнул барабан.
У него за спиной загрохотали шаги. Стрелок выскочил из укрытия и бежал под кабиной центра управления, стреляя на бегу. По трапам скользнул луч фонарика. Неужели стрелок только один?
«Не могу поверить, что мне так повезло!»
Курц понимал, что не успеет добежать еще футов сто с лишним до стены. Но даже если ему и удастся сделать это, не получив пулю, он станет прекрасной мишенью, когда будет спускаться вниз по лестнице.
Но Курц и не собирался бежать до стены. Схватив левой рукой стальной трос, он правой стиснул крепче револьвер и, перемахнув через поручни, полетел вниз.
До пола цеха было не меньше тридцати футов – достаточно, чтобы переломать все кости. Но Курц спрыгнул с трапа как раз на груду шлака высотой футов пятнадцать. Он упал на противоположный от стрелка склон, больно ударившись об острые камни, и скатился вниз. Крутой скат помог ему загасить скорость падения, не свернув себе шею.
Докатившись до пола, Курц успел вскочить на ноги и побежать до того, как его противник обогнул груду.
У него за спиной прогремели два выстрела, но Курц уже бежал что есть силы к следующей куче. Остановившись, он припал на колено, удерживая короткоствольный револьвер левой рукой, стиснувшей запястье правой руки.
Стрелок не появлялся.
Курц широко раскрыл рот, пытаясь отдышаться, и прислушался.
Сзади и справа от него зашуршал осыпающийся шлак. Сам стрелок, а может быть, его сообщник пытаются зайти сбоку, взобравшись на груду шлака или обогнув ее.
Переложив револьвер в левую руку, Курц перекатился вправо, заваливая себя комками шлака, словно человек, присутствующий на собственных похоронах. Он воткнул ноги в кучу, и маленькие гладкие камешки расступились в стороны. Опустив голову в углубление, Курц оказался до самых глаз завален шлаком. Когда камешки перестали осыпаться, Курц переложил револьвер в правую руку, не вынимая ее из шлака.