– Ты мне тоже нравишься, – улыбнулась Кейти, отчасти потому что так и было, а отчасти – чтобы его порадовать. Да и что еще отвечать, когда тебя переполняет столько чувств?
Так приятно оказалось снова целоваться с этим парнем. У него были нежная кожа и мягкие губы. Все это казалось какой-то игрой: ласковый поцелуй напоминал нерешительный вопрос, прикосновения губ и языков словно говорили о завязывавшемся разговоре. Каждое касание – новая фраза. Это было сложно, но интересно.
И когда Джейми отстранился, девушка все еще чувствовала себя чудесно. Особенно Кейти понравилось, когда он обвил рукой ее плечи. Она ощутила себя собранной воедино, словно смотанный клубок шерсти. Джейми притянул Кейти к себе, а она положила голову ему на плечо, и они продолжили смотреть фильм.
Довольно странное было ощущение, когда они вышли из кинотеатра на улицу, где ярко светило солнце. Тучи развеялись, кругом толпился народ. Их окружали родители с маленькими детьми – неудивительно, ведь начались каникулы.
– Если хочешь, можем пойти чего-нибудь выпить, – предложил Джейми. – Когда тебе нужно вернуться домой?
Кейти включила телефон, но никаких сообщений ей не пришло.
– Давай попьем где-нибудь кофе.
– А в паб не хочешь?
– А нас обслужат?
– У меня есть документы. А ты такая утонченная, что у тебя их никто и не попросит.
Утонченная? Так ее еще никто не называл.
– Ты знаешь какой-нибудь хороший паб?
Джейми огляделся по сторонам с таким видом, словно заведение могло вырасти рядом с ними из-под земли.
– На Сидмор-стрит есть пивной сад. Хочешь туда?
Они зашагали по улице. Джейми не взял Кейти за руку, но пару раз осторожно к ней прикоснулся, и она поняла – нарочно. Когда они переходили дорогу, парень осмелился наконец взять девушку под руку. Это выглядело старомодно, но она ничего не имела против.
Придя в паб, Джейми и Кейти легко нашли свободный столик. Он спросил, что ей заказать, и она попросила ром и колу, потому что ей хотелось продолжать оставаться утонченной.
– Чипсы? – спросил Джейми.
– Нет, я не голодна. Но позволь, я заплачу.
Она протянула ему купюру в десять фунтов. Парень немного растерялся, но взял.
Вот ведь что удивительно – когда Джейми ушел к стойке, Кейти сразу стало его не хватать. Она застеснялась, ей было неловко сидеть одной в пивном саду среди других людей, без друзей, в одиночку. Она взглянула на свой телефон, чтобы чем-то заняться, но сообщений не нашла. Так странно было вдруг оказаться свободной.
Она послала сообщение Крису: «ВСЕ ОК?». Подумала, не написать ли Эсме «ТРЕТЬЕ СВИДАНИЕ», но это выглядело бы странно.
Кейти достала из сумочки буклет, взятый в кинотеатре, и стала его просматривать. Решила выбрать следующий фильм и пригласить Джейми. Возьмет все на себя. Для этого свидания парень потрудился на славу – столько сообщений прислал, и за руку держал, и целовал. Когда они гуляли по парку, он в основном слушал и наговорил массу приятных слов. А Кейти впитывала это как губка и большую часть времени гадала, нравится ли он ей вообще, так что теперь было бы справедливо ответно пригласить его куда-нибудь.
И вдруг в самой середине буклета Кейти наткнулась на постер еще одного французского фильма. На снимке две девушки стояли так близко друг к другу, что, казалось, они вот-вот сольются в поцелуе. Девушка слева широко раскрыла глаза и приоткрыла рот в ожидании. У той, что справа, глаза были почти закрыты, она тоже слегка разжала губы и выгнула шею. У нее были голубые волосы. Этот трехчасовой фильм по мотивам какого-то иллюстрированного романа, рассказывал о любовных отношениях между двумя молодыми женщинами. Здесь же Кейти увидела предупреждение: «Содержит откровенные сексуальные сцены».
И в этот самый момент вернулся Джейми с напитками в обеих руках и пакетом чипсов в зубах. Девушка захлопнула буклет так, словно разглядывала порно.
И, быть может, Вселенная наказывает людей за то, что они делают одно, а думают о другом, потому как раз в это мгновение зазвонил телефон Кейти. Ее мать была в ярости. Она вернулась домой, дверь оказалась не заперта, а в квартире не было ни души.
– Что происходит, Кейти? Черт побери, куда все подевались?
Глава двадцать восьмая
В автобусе было полным-полно народу, и Мэри потрясло то, какие все молодые. Любой из пассажиров выглядел моложе ее. Она не могла понять, когда такое произошло, но это явно случилось, словно бы в мире что-то изменилось, когда она смотрела в другую сторону.
Рядом с ней сидел мальчик с каким-то электронным устройством. Свет от экрана освещал его лицо, а он то и дело прикасался к нему пальцами.
– Мама то и дело звонит, – сказал он. – А я не отвечаю. Просто посылаю ей сообщения, что с нами все в порядке и мы вернемся попозже.
У него был расстроенный вид. Мэри прикоснулась к его руке, чтобы успокоить, но он отстранился. Порой Мэри казалось, что она высасывает из мира энергию. Иногда она представлялась себе дырой в борту самолета, в которую с огромной скоростью улетали чемоданы, пальто и младенцы, а затем исчезали в пустоте неба.
Мэри снова прикоснулась к руке мальчика. Ей хотелось сказать ему: «Когда-то и я была в твоем возрасте. Просыпалась по утрам, шла в ванную, смотрела в зеркало и удивлялась, видя не лицо, а помятый персик».
Но когда мальчик посмотрел на Мэри, она смогла сказать только одно:
– Как быстро он едет.
А когда-то каждая ее треклятая мысль была богаче. Теперь все стало так, словно ты запускаешь руку в жутко холодную горную речку, а там плавают разноцветные рыбки, и ты хочешь поймать одну из них. Хочешь схватить ее, такую блестящую, сверкающую, и прокричать: «Смотрите, смотрите!».
Мальчик сказал:
– А теперь Кейти звонит. Поставлю на беззвучку. Так мы их не услышим.
Кто же он такой? Мэри пристально смотрела на ребенка, всеми силами желая, чтобы в сознании всплыло его имя. Ничего. Она легонько толкнула его локтем.
– Я тебя знаю?
Мальчик вздохнул:
– Я Крис.
– Сколько тебе лет?
– Ты все время про это спрашиваешь. Четырнадцать.
– Хороший возраст.
– И это ты всегда говоришь.
Может быть, Мэри стоило бы снабжать все вещи ярлычками – сливочное масло, холодильник, столы, стулья. Это могло бы помочь. Интересно, этот ребенок не стал бы возражать против бирочки с его именем?
Мальчик снова принялся тыкать пальцами в свое устройство.
– Кейти говорит: если я тебя потеряю, она мне ни за что этого не простит, а я послал ее подальше.
Кто, с кем? Кто за кем присматривает?
– Ты не мог бы оказать мне услугу? – проговорила Мэри. – Скажи мне, чтобы я шла домой, если я потеряюсь.
Мальчик нахмурил брови:
– Ты в порядке? Ты не заболела?
Заболела? Может быть. Потому что каждая мысль ускользала от нее. А голова была битком набита воспоминаниями без всякого порядка. Вот почему, к примеру, прямо сейчас ей вспомнилась Пэт? Сестра наклонилась к ней и сказала: «Люди постоянно здесь тонут. Не знаю, сколько раз тебе повторять, что можно только шлепать ногами по воде вот тут, у самого берега».
А потом – Мэри-ребенок. В красном купальнике и панамке.
А потом тот день на пляже, когда Пэт на миг отвернулась. На берегу, известном своими внезапными приливами и коварным зыбучим песком.
А было так тихо, так мирно. Мэри лежала на спине в воде и смотрела, как плывут в небе облака. Ей казалось, что она сто лет вот так плывет. Она была русалкой, дельфином, тонущей принцессой. И испугалась (но совсем немного) только тогда, когда на скалу села стая чаек, чтобы смотреть на нее. В этот момент она поняла, что ее лицо – под водой.
А потом Пэт завернула ее в одеяло и держала на руках. Мэри была так потрясена тем, что она жива, что не могла вымолвить ни слова. Она нашла уютное местечко на сгибе локтя старшей сестры и уткнулась туда лицом.
«Ты чуть не погибла, – прошептала Пэт. – Больше я не буду так беспечна».
Но нет, она не исполнила этого обещания.
1968 год. Какой смысл в тебе
Говорят, если пролежишь пять дней в воде, начнешь таять, растворяться. Если кто-нибудь схватит тебя за мертвую руку и попытается вытащить, то рука оторвется. Глаза раздуются, как у рыбы, а волосы превратятся в водоросли. Ты соленый и разбухший, и воды в тебе больше, чем земли и воздуха. Ты намокаешь, как губка. Становишься тяжелее, чем был при жизни. Водой пропитаны твои кости, твоя голова наполнена морским рассолом, как маринованный огурец. Тебя волокут по берегу, и вода вытекает из всех отверстий твоего тела.
Мэри и еще несколько человек сидят в гостиной. Пэт лежит в гробу. Соседка Джин говорит:
– Он без нее пропадет.
И все смотрят на отца Мэри. Он до сих пор не сказал Мэри ни слова. Он так крепко держит за руку Кэролайн, словно она – спасательный круг.
Пэт умела готовить десерт из кукурузной муки и маргарина и заварной крем из концентрата «Creamola»[26]. Она могла разводить костер и поддерживать порядок в кладовке, знала, как испечь булочку из пинты прокисшего молока.
Как же все они справятся без нее?
Ночью Мэри лежит в постели и слушает дыхание Кэролайн. Потом садится на кровати и смотрит на нее. «Ты – мой ребенок, – думает она. – У тебя милое, печальное лицо, а я – твоя мама. Мы скоро вернемся в Лондон, и все будет хорошо».
После похорон, у церкви, Джин утирает платочком слезы.
– Она была чудесной соседкой. Всегда такая аккуратная и домовитая.
– Она вправду была достойна восхищения, – соглашается викарий. – Женщина, прожившая жертвенную жизнь, ставившая нужды других выше собственных. А эта молодая дама особенно в большом долгу перед ней.
Мэри перед ней в долгу? Неужели?
О да! Во всем виновата младшая сестра. Непосильная ноша легла на плечи Пэт, когда умерла их мать. Неужели она не заслужила того, чтобы хоть немного пожить для себя? Нервы не выдержали, это все понимали. Во всем виновата Мэри – эгоистка и к тому же полная противоположность Пэт. Мэри, которую Пэт так сильно любила.