Пэт явно планировала себя убить. Ведь Сильвия Плат[31] сунула голову в газовую духовку тогда, когда ее дети спали наверху. А Вирджиния Вулф вошла в реку с камнями в карманах пальто. Может быть, Пэт слышала о них? Может быть, измученная депрессией, она сочла эти самоубийства романтичными, не подумав о том, какой непоправимый вред нанесет Кэролайн?
Мэри приезжает, чтобы «дать ей передышку», а Пэт «не может этого вынести». Далее следуют обвинения в адрес Кэролайн: в тайных звонках по телефону, заговорах, злобных планах, и все это, несмотря на протесты Пэт, которая не хочет, чтобы Мэри приезжала. «Кэролайн клянется, что не звала ее, – пишет Пэт в дневнике, – но я по глазам вижу, что она врет».
«Я поняла, что мне делать», – написала она пятого ноября. Кейти представила себе, как вспыхивают на улице фейерверки[32], а Кэролайн, наверное, гуляет с друзьями (гуляй, мамочка, не ходи домой, ведь сейчас Пэт, охваченная депрессией, пишет в дневнике: «Я не хочу смотреть, как Мэри отбирает у меня все, что я люблю. Я должна действовать, пока ее еще нет здесь. Не таблетки. Не духовка. Не машина отца. Море. Я хочу, чтобы вся эта вода смыла меня и унесла…»).
«Весь вечер мыла и сортировала ракушки – те, которые Мэри собирала на берегу много лет назад. Слушала, как шумит море, приложив самую большую к уху. Да, я решилась… Осталось только попрощаться».
А потом – самое грустное и тоскливое: несколько отдельных строчек, некоторые зачеркнуты. Похоже, Пэт твердо решила правильно подобрать слова.
«Говорят, что это не больно…»
«Не плачь обо мне…»
«Позаботься о своем дедушке – это единственное, о чем я тебя прошу…»
«Я знаю, ты видишь в ней эту дикую, необузданную энергию. Что ж, делай то, что должна. Я больше не могу…»
И так еще неделю в ноябре, страница за страницей. Затем последовали пустые вырванные листы, маленькие черные пятнышки, черканье пером… Казалось, от Пэт убегают чернила.
Глава тридцать вторая
– Что это такое? Что ты делаешь?
– Черт!
На пороге стояла мать Кейти, бледная как мел.
– Почему мой ящик вынут из гардероба?
– Я… я просто… кое-что искала.
– В дневнике моей матери?
Обе не спускали глаз с ежедневника в руках Кейти. Отрицать что-либо было бессмысленно.
– Это сугубо личное. – Кэролайн подошла и выхватила у Кейти блокнот. – Ты это читала?
Кейти села на ковер, не в силах сказать ни слова.
Мать нервно посмотрела на нее.
– Я задала тебе вопрос.
Кейти кивнула.
– Прости.
Она всеми силами старалась стать меньше, незаметнее.
– И много ты прочла?
– Все.
Кэролайн набросилась на дочь, ухватила за шиворот и заставила подняться.
– Зачем ты это сделала? Кто дал тебе право?
– Мам, ты делаешь мне больно!
– Это мои личные вещи! – Кэролайн еще крепче сжала ворот джемпера Кейти. Ее пальцы впивались в девочку, словно острые когти. – Как ты посмела в них рыться?
– Прости. Я не хотела.
– Случайно чужие дневники не читают! – Кэролайн грубо толкнула Кейти к кровати. – Сядь и объяснись.
Девушка тяжело дышала, мысли метались в голове. Нет! Ей совсем не хотелось, чтобы ее мать стояла перед ней с таким страшным, перекошенным от гнева лицом.
– Ты сказала, что искала что-то. Ты искала этот дневник?
– Я даже не знала, что он существует.
– Что тогда?
У Кейти защипало в горле. Она с трудом сглотнула слюну.
– Что-нибудь, что помогло бы Мэри.
– Помогло ей в чем?
– Она ужасно расстроилась около дома отца. – Кейти сжала край одеяла и стала накручивать его на палец. – Мне хотелось понять почему. Я у тебя спрашивала, но ты отказалась говорить.
– И поэтому ты пришла сюда и стала рыться в моих вещах?
– Мэри все время плачет по ночам. Ты это знаешь.
– Так ты подорвала мое доверие и проявила вопиющее неуважение к моей частной жизни из-за того, что она плачет?
Теперь голос Кэролайн звучал не только гневно, но и очень огорченно. Так, будто желание Кейти помочь Мэри было из всего случившегося самым ужасным и невероятным.
– Я думала, ты что-то скрываешь.
– Не могу поверить. Не могу поверить, что слышу это!
– И ты действительно кое-что скрывала, – прошептала Кейти. – Пэт утонула не просто так. Она совершила самоубийство. Почему ты мне не сказала?
– Потому что это не твое дело. – Глаза Кэролайн заблестели от слез. – С меня хватит. Я больше не стану с этим мириться.
Кейти в ужасе смотрела на мать, а та развернулась к гардеробу и сняла с верхней полки чемодан. В нем лежали джемперы и зимняя одежда. Она вывалила все это на пол.
– Что ты делаешь?
– Собираю вещи Мэри. Она должна уйти.
– Она не виновата!
– Эта женщина разрушает нашу жизнь! – Кэролайн, обернувшись, остановилась на пороге комнаты. – Ты изменилась, знаешь об этом? Я уже не знаю, кто ты такая.
С этими словами она прошагала по площадке и со стуком распахнула дверь комнаты Мэри.
Кейти бросилась за матерью.
– Ты не можешь просто так выгнать ее.
– Еще как могу.
– Куда она пойдет?
– Обратно в больницу. – Кэролайн рывком открыла один из ящиков тумбочки. – Оставлю ее у стойки администратора, и плевать я хотела, что будет дальше.
– Ты не можешь так с ней поступить!
– Очень даже могу. – Кэролайн принялась вытаскивать трусы, носки и колготки из ящика Мэри и швырять их в чемодан. – Почему бы и нет? Ты делаешь что хочешь, не считаясь ни с кем, а я почему не могу? – Она с победным видом посмотрела на Кейти. – Ты врешь мне, где была и с кем, напиваешься на вечеринках, ходишь на свидания с парнями, про которых я ничего не знаю, а теперь еще и это – роешься в моих личных вещах, словно тебя не касаются никакие запреты!
– Прости. Я же попросила прощения.
– От этого не легче. Ни от чего мне не легче. Ты изменилась, потому что она тебя изменила. Ты больше не моя.
– Я и не была твоя. Что это значит вообще? Я тебе не принадлежу.
Кэролайн открыла следующий ящик и вытащила из него кардиганы, выдернула из-под подушки ночнушку. Деваться было некуда. Если Мэри сейчас поднимется и войдет сюда, душевная травма ей обеспечена.
Кейти стояла, прижавшись спиной к двери.
– Мама, это так несправедливо.
– Не говори со мной о том, что справедливо. Это ты читала дневник моей матери, когда я вошла в комнату.
– Прости. Мне очень жаль, что я узнала о Пэт. Но, пожалуйста, не наказывай Мэри!
– Ты вторглась в мое личное пространство!
– Я знаю, но не делай того же самого с ней. Она к этому никакого отношения не имела.
Кэролайн ничего не ответила, словно бы и не слышала слов Кейти. Женщина молча открыла гардероб и принялась срывать с вешалок платья и юбки и швырять их в чемодан.
– Моя мать умерла, потому что ее сердце было разбито, ты знала? И в этом виновата Мэри. А потом она разбила и мое сердце.
– Пожалуйста мама, перестань, я прошу тебя!
Кэролайн не слушала дочь. Она пинком оттолкнула «Волчью гору», схватила с тумбочки фотографию Джека в рамке и швырнула ее поверх одежды, а затем торопливо взяла с полки косметичку Мэри и средства для снятия косметики.
– Всю свою жизнь она заботилась только о себе. Думаешь, она такая храбрая, что родила внебрачного ребенка и ушла из дому? Куда храбрее было бы вырастить ребенка самой, поступить в университет и получить образование. Но нет, она умчалась в Лондон за своей мечтой…
Мама становилась ужасно некрасивой, когда произносила такие грубые и жестокие слова. Ее губы вытянулись в тонкую линию, глаза превратились в щелочки.
– Ну и что с того, что она моталась сюда и подглядывала за своим ребенком из окна какого-то треклятого кафе? Хоть кому-нибудь это принесло пользу? Она должна была оставить нас в покое. Мы бы прекрасно обошлись без нее и все было бы хорошо!
Кейти не сводила глаз с матери, следила за движениями ее губ, невольно сжимая кулаки. А она все продолжала говорить:
– Несколько недель подряд я смотрела, как ты таскаешься за ней, как… как ученица или подмастерье. Да, я просила тебя присматривать за ней, ведь мне нужно было вернуться на работу. Да, я благодарна тебе, но не ожидала, что из-за этого мы с тобой так разойдемся. Я не думала, что у тебя появятся секреты или что ты начнешь копаться в прошлом так, будто оно принадлежит тебе…
Мама решила высказать ей все – свои обиды, то, о чем молчала раньше.
Кэролайн вытащила вещи Мэри из корзинки с грязным бельем и бросила в чемодан к чистым вещам, продолжая говорить:
– Я ведь прошу тебя только об одном, чтобы ты старалась в школе и держалась подальше от неприятностей. Думаешь, я прошу об этом ради себя? Или, может, считаешь, что я просто так пытаюсь в чем-то тебя ограничить? Я забочусь о собственной дочери, и чем она платит мне за заботу?
У Кейти засосало под ложечкой, совсем как в тот день, когда она отравилась едой. Появилась горячая, жгучая боль, избавиться от которой помогла бы только рвота. Она шагнула вперед.
Может быть, ее мать это почувствовала, потому что тут же обернулась.
– Выйди отсюда, Кейти.
Жгучая боль усилились. Кейти чувствовала, внутри все пульсирует.
– Это моя комната. Я отдала ее Мэри, но на самом деле комната моя. Ты забыла?
– Мне все равно. Просто уйди с глаз долой. Все, что происходит между мной и Мэри, тебя не касается.
От этих слов боль в животе перекрыла ярость.
– Это имеет ко мне отношение! Пэт – моя родственница, так почему то, что с ней случилось, тайна? Что в этом такого постыдного? Ты никогда не говоришь со мной ни о чем важном. Почему? А то, как ты избавляешься от Мэри? Точно так же ты вышвыривала вещи папы!
– Я не шучу. Выйди отсюда.
– Ты наймешь для Мэри сиделку, а нам запретишь с ней видеться?
– Не говори глупостей. Выйди отсюда, я сказала. У меня от тебя голова разболелась.