– Это несправедливо.
– Еще как несправедливо. – Кэролайн вздыхает и отводит взгляд. – Наверное, это странно – быть тобой. Никогда не думать о других, всегда ставить себя на первое место.
– Я всегда хотела быть твоей матерью, Кэролайн. И бабушкой для твоих детей.
– Я часто думала, – продолжает Кэролайн, – что ты забеременела нарочно. Ты прекрасно знала, что отец вышвырнет тебя из дома, а Пэт вызовется присматривать за мной. Ты знала, что в конце концов обретешь желанную свободу. Порой я думаю, что ты принесла меня в жертву, чтобы жить такой жизнью, о какой мечтала.
– Все было не так.
– Не так? Уверена?
– Давай не будем ворошить прошлое, – просит Мэри. Давай лучше подумаем о том, что будет, когда завтра утром домой возвратится Стив. Как ты ему расскажешь?
– Ты с ума сошла? Я не собираюсь ему ничего рассказывать. – Кэролайн пристально смотрит на Мэри. – И ты не вздумай сказать хоть слово. Клянусь, если ты это сделаешь, я с тобой никогда разговаривать не стану. Стив со мной разведется. И я, наверное, даже не получу опекунства.
– Стив любит тебя, Кэролайн. Он не станет делать тебе больно. Да и детей ему жаль.
– Ты его лучше знаешь, да?
– Я просто предлагаю тебе поверить в мужа, иначе весь этот страх и раскаяние навсегда останутся внутри тебя и пустят корни.
– Ой, перестань, ради бога. Меньше всего мне нужна сейчас эта хипповая чушь.
– В конце концов начнешь обвинять Стива в том, что он тебя не понял, а ведь вы даже не поговорили.
Кэролайн долго смотрит на Мэри.
– То есть твой совет таков – рассказать Стиву о том, что я трахалась с официантом, и попросить простить меня, а иначе все это сожрет нас, как рак?
Мэри пожимает плечами.
– Что-то в этом духе.
– А если эта новость разобьет Стиву сердце, мне надо его бросить и поменять на другого юного красавца? Ты ведь так и сказала Пэт, да? Брось Лайонела, разведись с ним, будь счастлива. Ну, и к чему это ее привело? Она вошла в море с карманами, полными камней. Спасибо за хороший совет.
Это больно. Удар под дых. Мэри делает глубокий вдох.
– Я совершенно не такая, как ты, – заявляет Кэролайн и тычет в Мэри указательным пальцем. – Ты – самая эгоистичная женщина во всей вселенной. Ты бросила меня, где-то шлялась несколько лет, а потом явилась и украла меня. А когда я наконец вернулась домой, моя мать покончила с собой, а дед превратился в развалину. Я отказалась от всего, чтобы приглядывать за ним – за твоим отцом! А это должна была делать ты.
– Нет, не я, – отвечает Мэри, – и не ты. Никто не просил тебя этим заниматься, но ты не желала слушать, когда я тебе об этом говорила. – Она снимает со спинки стула шаль: хочет выйти покурить и немного успокоиться. – Никто не виноват в смерти Пэт, и все же ты осталась там, потому что чувствовала виноватой себя. Болезнь Криса – не твоя вина. Прекрати наказывать себя за все на свете.
– Заткнись, – тихо говорит Кэролайн. – Заткнись и уходи.
– Стив смог бы понять тебя.
– Понять? Я не желаю быть женщиной, которая бросает своих детей, летит в Испанию и трахается с официантом. И я не желаю быть женщиной, которая рассказывает мужу о своей провинности, чтобы от этого ей стало легче. Так что помолчи-ка.
На пороге появляется Кейти. Она в пижамке и дрожит от холода. Полусонная, ничего не понимающая, девочка смотрит на мать, потом на Мэри и опять на мать.
– Вы о чем говорите?
Время замедляет ход.
Кэролайн протягивает руку.
– Детка, зачем ты пришла сюда?
– Я услышала шум.
– Это мы разговаривали. Громко, да? Прости.
– Мне не понравилось.
– Иди ко мне, иди на ручки. Отнести тебя в кроватку?
Кейти сует палец в рот.
– А ты почему тут?
– Я вернулась домой.
Мэри видит, как малышка хмурится. Наверное, думает, что еще спит и видит маму во сне. При этом она не верит, что эта стройная загорелая женщина с косичками и есть ее мама, которую она не видела несколько недель.
«Иди к ней», – мысленно говорит своей дочери Мэри.
Ей нестерпимо смотреть на Кэролайн, сидящую за столом и протягивающую руки к девочке, которая застыла на пороге кухни.
– Мне не понравилось, – повторяет Кейти.
Кэролайн отъезжает на стуле от стола и встает. Слегка пошатываясь, подходит к дочке, берет ее на руки и осыпает поцелуями ее волосы.
– Давай пойдем наверх, в кроватку, – шепчет она.
– Ты странно пахнешь. – Кейти вырывается, отталкивает Кэролайн. – Не хочу в кроватку. Хочу сахарного молока.
– Какого?
– Горячего молока с сахаром, – поясняет Мэри. – Иногда она просыпается ночью, и это ее успокаивает.
– Хочу посидеть в саду, – хнычет Кейти, продолжая вырываться. – Можно? Можно? Вдруг волки придут?
Мэри качает головой.
– Сейчас нельзя, Кейти. Мамочка хочет уложить тебя спать.
– Волки? – хмурится Кэролайн.
– Большие, – говорит Кейти и разводит руки в стороны. – Мы на них верхом ездим.
– Это просто сказка, – объясняет Мэри, и это звучит глупо, потому что Кэролайн, конечно же, знает, что никаких настоящих волков в ее саду нет.
Кэролайн стоит в дверях и смотрит на мать. У нее самые ужасные мысли – Мэри почти что видит, как они мечутся у дочери в голове. Кэролайн думает, что ее девочка изменилась и в этом виновата Мэри. Еще она думает, что отказалась от слишком многого, что Мэри нельзя доверять детей, мужей и секреты. Но самая страшная мысль вот какая: что, если она такая же, как Мэри? Может, у них в крови бросать детей и кидаться в объятия посторонних мужчин? Так нельзя: ей нужно избавиться от этого.
– Ты должна уехать, – твердо заявляет Кэролайн. – Я вызову тебе такси. Поезда еще ходят.
Говорит она подчеркнуто вежливо – так, будто этот холодный тон не даст понять девочке, что ее мать вне себя от злости. А Кейти отталкивает Кэролайн и тянет ручки к Мэри.
– Перестань, – говорит девочке Кэролайн. – Ты пойдешь спать.
– Вот и нет! Не хочу!
Мэри делает шаг вперед.
– Можно, я ее возьму?
И как только эти слова слетают с ее губ, Мэри понимает, что это ошибка. Разве Кэролайн теперь когда-нибудь оставит их вдвоем? Они же будут вылезать из окон, спускаться во водосточным трубам, ездить верхом на волках…
– Тебе нужно собрать вещи, – шипит Кэролайн, делает шаг назад и облизывает губы с таким видом, словно на них что-то горькое.
Мэри опускает глаза. Кивает. Она надеялась хоть несколько минут побыть с Кейти, сказать, как ей жалко уезжать, и пообещать, что она всегда будет любить ее. Но теперь не получится.
– А поцеловать на ночь? – Мэри улыбается Кейти. – Давай я тебя поцелую, и ты пойдешь спать.
– Зачем тебе ехать на поезде? – спрашивает Кейти тихо. – Куда ты поедешь?
– Я должна вернуться домой. В свой дом.
– И ты вернешься?
– Надеюсь.
– А мне можно к тебе в гости?
Этот вопрос вызывает у Мэри боль.
– Конечно, можно. Когда захочешь.
– Нет, – выдыхает Кэролайн. – Не говори ей этого.
Она ждет, что они обе откажутся друг от друга. Хочет, чтобы Мэри собрала вещички и исчезла, а Кейти стала послушной девочкой и перестала капризничать по пустякам.
А Стиву придется сыграть свою роль. Если ему нужно, чтобы к нему вернулась его дисциплинированная жена, он не должен задавать неприятных вопросов.
А Кэролайн? Вместо того чтобы выяснить отношения с мужем и сказать ему: «Знаешь что? Мне это не по силам, мне нужна твоя помощь, я хочу, чтобы мы стали ближе», она собирается сделать вид, будто все прекрасно, будто ее отсутствие было ошибкой, которая никогда и ни за что не повторится. Ничего плохого не случилось, и говорить не о чем. Кэролайн запрет все свои чувства на замок.
Мэри кажется, будто она вышла из собственного тела и смотрит на себя со стороны: как она наклоняется и целует малышку Кейти, как в последний раз гладит ее чудесные золотые волосы.
– Я люблю тебя, – говорит она, слышит, как тоскливо звучит ее голос, и ненавидит себя за это, потому что из-за этого грустного голоса Кейти смотрит на бабушку удивленно и неуверенно.
Кэролайн хмурит брови. Она словно бы велит Мэри не распускать нюни перед ребенком, а ведь все дело в ней. Это она разлучает их навсегда.
– Я отнесу ее наверх, – говорит Кэролайн.
Мэри провожает их взглядом. Мать и дочь. Около лестницы Кейти оборачивается и машет пухлой ручкой, в темноте похожей на бледную морскую звезду.
– Прощай, – шепчет Мэри. – Прощай, моя красавица.
Глава сороковая
Ну, вот она – самая сердцевина того, по чему тосковала Мэри. Две маленькие девочки – ее дочь и внучка. Обеих у нее отобрали. И по мере того, как ее покидала память, она могла вспомнить только печаль от их отсутствия и никаких подробностей.
Кейти провела черту под записью в «Книге воспоминаний». Пустых страниц не осталось. История фотографии была рассказана – настолько полно, насколько Кэролайн смогла вспомнить ее сегодня.
Кейти была так рада тому, что Мэри наконец испытала явное облегчение.
– Все правильно, – сказала она. – До последнего слова. Теперь я все помню.
– Не могу поверить, что я так поступила, – покачала головой Кэролайн. – Сейчас мне кажется, что я то ли слышала об этом где-то, то ли читала. Как я могла натворить такое? Как могла выгнать тебя ночью после того, как ты несколько недель заботилась о моих детях?
Она озадаченно обвела взглядом комнату, словно ответить ей могли мебель и стены.
Мэри протянула руку и погладила Кэролайн по волосам.
– Тебе требовалось, чтобы я была плохая. Это ничего. Я не против.
Кэролайн повернула голову и посмотрела на Мэри.
– Мама, – прошептала она. – Прости меня. Прости.
Никто не умер тогда из-за того, что Кэролайн выгнала Мэри. Она вернулась домой и стала жить с Джеком. Стив вернулся в семью. С Крисом все было по-прежнему. Кейти пошла в детский сад. Письма больше не приходили: Мэри не писала их, потому что не хотела вмешиваться в жизнь дочери, а Кэролайн просто изо всех сил старалась снова стать хорошей мамой и образцовой женой.