Он провел рукой по своему пылающему лицу, страстно желая, чтобы простыня поднялась повыше и скрыла из виду этот идеальный розовый сосок. А, черт, теперь он видел их оба!..
— Нет!
Она облизнула губы. Его кальсоны запротестовали, сообщая, что не рассчитаны, так растягиваться.
— Я думала, что ты так держишься, потому что ваш шеф нагнал на тебя страха. Но Сэмюел рассказал мне, что на чердаке есть комнатки, где можешь вопить, как баньши, и никто не услышит…
Чертов Сэмюел! Бейливик мысленно пообещал, что Сэмюелу теперь долго не придется навещать тайные любовные гнездышки на чердаке.
— Говорю тебе — нет!.. Я не хочу, чтобы ты лезла ко мне в постель.
Дуги черных бровей сошлись над ее пылавшими гневом прекрасными глазами.
— Но почему? Ты же сам послал за мной! Значит, ты достаточно сильно хотел, чтобы я оказалась здесь!
— Я хочу, чтобы ты была здесь. — Господи, как все неладно складывалось! Но не мог он так вот просто объявить ей, чего хочет. Она еще не готова это услышать… и потому он не мог попросить ее об этом. Да она просто посмеется над ним. Он был всего-навсего неуклюжим здоровенным помощником швейцара… и не имел хороших мозгов, чтобы подняться по служебной лестнице. Может, он никогда не будет соответствовать такой красавице. — Я всего лишь не хочу, чтобы ты была именно здесь. У меня.
Она вздернула подбородок:
— Я не стану просить еще раз, мистер Высокомерный Могучий Бейливик. Можешь не сомневаться!
Она выскользнула из-под простыней и мгновенно набросила ночную сорочку. Бейливик с тоской наблюдал, как скрылись из виду ее упругие ягодицы. Если он повел себя неправильно, ему больше никогда не доведется увидеть это божественное зрелище.
Бросив через плечо последний презрительный взгляд, Фиона покинула комнату.
— Ты еще пожалеешь об этом, болван неуклюжий!
Он уже пожалел.
Не все сны Джека были кошмарами.
Он распростерся на постели обнаженный, потому что его большому телу было жарко под покрывалами. Дыхание торопливо вырывалось из полуоткрытого рта. Ум его был погружен в дрему, но тело ярко переживало каждый момент сна.
…Джек обвил ее руками и, тесно прижав к себе, перекатился и лег между ее девственными бедрами. Он приник к ее рту и, взяв ее голову в свои большие ладони, стал глубоко целовать.
В ответ она тоже обхватила его руками и страстно поцеловала.
Одним сильным жестким движением Джек вторгся в нее.
Ее удивленный вскрик затерялся в его рту. Он продолжал держать ее, льнущую к нему, дрожащую от потрясения.
До той поры он никогда не овладевал девственницей. Где-то в глубине души кольнуло сожаление… но он прогнал его прочь. Какое это имело значение, раз он все равно собирался, на ней жениться? Какая разница, случится это в брачную ночь или сегодня? Он предпочитал сегодня. Он предпочел этот ослепляющий, нежданный взрыв страсти, этот жаркий, радостный порыв экстаза.
Погрузившись глубоко в нее — она облегала его тесно, до боли, — он осыпал поцелуями ее губы, лицо, пил горячие слезы с ее щек. Ее маленькие цепкие руки не отпускали его. И он был благодарен ей за это. Она ведь могла его оттолкнуть.
Остановил бы он ее, если б так случилось? Его ум был затуманен похотью, отчаянным желанием и мучительными и остатками кошмара. Он закрыл глаза и снова поцеловал ее. Похоть и желание ласки победили, прогнав кошмар прочь, как экзорсист.
Он прильнул к ней. Она обладала даром богини, она могла спасти его от демонов. Внутри ее тела, ее рта, внутри этой жаркой и влажной сути, ощущая ее теплый сладостный вкус, он был целым. Он держал эти ощущения, как шит и меч против подступавшей тьмы.
Хотя бы сейчас. Хотя бы на этот миг вне времени.
Она вновь начала его целовать. Он чувствовал, как уходит из ее тела напряжение. Он сделал осторожный выпад, сначала несильный, потому что хотел доставить ей удовольствие, но она так тесно облегала его, что он не мог остановиться.
Он потерялся в ней, потерялся в мучительной идеальной тесноте ее лона, в благословенных ее объятиях, в ее руках, гладящих его спину, потерялся в сладости ее поцелуя… и оказался на грани экстаза.
Нет! Пусть продлится этот миг! Пусть даст ему досыта насладиться обладанием!..
Он скатился с нее и улегся на спину. Взяв ее пальцы в свои, он стал долго и нежно целовать их и, затаив дыхание, дал своему экстазу не выгореть, а задержаться.
Ее рот был таким сладким, таким чутким в своей головокружительной способности дать ему забвение…
Он жаждал владеть этим ртом, чувствовать его на себе. Но она, конечно, не станет этого делать. Такое делают только опытные любовницы. Но его потребность ощутить ее рот там заставила его отбросить колебания. Он нежно оторвал губы от ее рта и ласково направил ее голову вниз.
И она подчинилась, такая прекрасно послушная в его руках.
Слегка потягивая ее за волосы, чтобы направлять ее, он сильнее пригнул ее голову вниз и, войдя полностью в ее рот, закрыл глаза от наслаждения жаркой влажностью, которая обволокла его.
Она быстро обучалась. Прошло лишь несколько мгновений, и она догадалась посасывать, то есть сделать то, чего он жаждал. Чудесная мука, которую доставлял ему ее рот, заставила его со стоном запрокинуть голову на подушку.
Он хотел, чтобы она сосала сильнее и быстрее, и это продолжалось, пока он не излился в нее, пока она не ощутила его вкус на своем языке, пока его молоко не полилось с ее губ.
Она подчинялась каждому движению его руки. Каждому его предложению. Она склонилась над ним, вбирая его в себя так глубоко, что иногда содрогалась от этого.
Его глаза закрылись. Окружающий мир с его болью и черной ужасающей правдой отступил. Все сжалось вокруг них, и осталась только эта комната… эта постель… эта женщина.
Пока не остался реальным только ее сладостный, податливый, страстный рот.
Никогда никакая женщина не была так щедра с ним. Не было места ни торговле, не было требований подарков, или денег, или даже похвалы. Она просто давала ему то, в чем он нуждался, словно больше всего на свете хотела лишь облегчить его боль.
Его тело напряглось.
Он сжал в кулаке ее локоны и пригнул ее голову к последнему глубокому выпаду…
Это было слишком быстро. Он хотел разделить с этим замечательным изумительным существом нечто большее. Фантазии о том, что он хотел проделать с ней, клубились в его мозгу, прогоняя прочь все иные мысли и порывы.
Когда он перекатил ее под себя и, целуя, ощутил свой, вкус на ее губах, нежных и распухших от сосания, он осознал, что только восход солнца положит конец этой ночи страсти.
Она обвила руками его шею и жарко поцеловала. Ее лежащее под ним тело было теплым и отзывчивым.
А теперь пришел черед еще одной замечательной идее…
А в комнате на чердаке Лорел томно застонала во сне. Покрывала были слишком тяжелы и терли ее чувствительные соски, возбуждая их в твердые бутоны. Она неловко сбросила с себя простыни. Тело стало жарким и влажным. Влажные пряди темных волос прилипли к вискам. Погруженная в сон, она сжала бедра и беспокойно потерла их друг о друга.
Лорел обвила руками шею Джека и жарко поцеловала. Ее лежащее под ним тело было теплым и отзывчивым.
Она почувствовала, как его пальцы скользят по ее телу, и приподняла бедра, чтобы облегчить ему доступ. Она приняла его в свое тело, в свой рот и получила огромное удовольствие от того и от другого. Ей бесконечно понравилось доставлять ему удовольствие, ощущать вес его тяжелой руки на волосах, а то, как он постанывал и трепетал, убеждало ее дать ему все, что он хочет, какими бы странными ни казались его просьбы.
Он положил свои широкие ладони ей на бедра и приподнял так, чтобы она оседлала его. Он поцеловал ее и одновременно стал двигаться вперед и назад. Она ощущала каждый бугорок, каждую жилку на его мужской плоти. Ее наслаждение нарастало, как и влажность лона, позволявшая ему двигаться в ней все легче и быстрее.
Она погрузила пальцы в его волосы, притянула его голову к себе и крепко поцеловала, выдыхая свои стоны в его рот. Она снова шла к экстазу, как он того и хотел. Она начала слегка вздыматься ему навстречу, улавливая ритм его выпадов со все большим удовольствием. И так длилось и длилось, она раскачивалась и колыхалась, снова и снова принимая его в себя.
Но когда она уже почти достигла пика, он вдруг резко вышел из нее. Она удивленно всхлипнула, но он, взяв ее в свои большие ладони, перевернул на живот. Он поставил ее так, что ягодицы оказались высоко, а когда она хотела опереться на руки, он ласково, но решительно прижал ее плечи к постели.
Ее натертые соски больно проехались по покрывалу. Она задергалась, чувствуя себя очень странно: вниз лицом, с высоко поднятыми ягодицами. Она снова попыталась оттолкнуться от матраса, обернуться к нему лицом, чтобы поцеловать, но он с такой легкостью, словно имел дело с куклой, оборвал ее попытку. На этот раз его ладони скользнули по ее предплечьям и сомкнулись на запястьях.
Он бережно завел ее руки за спину, затем перехватил их одной рукой и придержал лицом вниз, совершенно беспомощной.
По ее телу пробежала тревога и щекочущее желание, дополняя еще не остывшее возбуждение. Когда он вдвинулся между ее ног, она тихо ахнула в подушку, уже почти на грани экстаза.
Он собирался взять ее, как жеребец кобылу! А она, пригвожденная к постели его телом, была бессильна ему помешать, бессильна сопротивляться его превосходящей силе.
Как было странно и порочно, что ей нравилось это ощущение! Как стыдно то, что ей хотелось полностью принадлежать ему, быть в его власти. Какой замечательно волнующей была эта его темная, неукротимая власть над ней, то, что он сделал ее сообщницей в своих порочных и стыдных играх!
Она отдалась ему беспредельно. Она все готова была делать для своего Джека. Все, что угодно.
Она вновь и вновь достигала пика, и ее громкие крики экстаза гасли в простынях, а он снова и снова, все глубже и глубже вторгался в ее влажное трепещущее лоно, вызывая оргазм за оргазмом из ее податливого, отзывчивого, зажатого под ним тела.