Наконец рыча от удовлетворения, он сделал последний мощный выпад и резким выстрелом излил в нее свое семя. Его содрогания с трудом затихали в ней, доводя до новой волны наслаждения.
Он отпустил руки и вышел из ее тела. Она упала на постель, усталая дрожащая, и ее прерывистое дыхание сотрясалось в судорогах после соития. Она покрылась испариной, между ног саднило, а голова кружилась от затаенного восторга пережитого… подаренного им наслаждения.
Он перекатился и улегся рядом. Большой теплой ладонью отвел ее темные локоны со лба и поцеловал долгим поцелуем, слившим их сердца воедино.
Она была рада, что все происходит в темноте, потому что не сомневалась, что все ее тело заливалось краской стыда. Она так наслаждалась этими играми подчинения!.. Это удовлетворяло… отвечало чему-то глубинному в ней, эта жажда покорности. Она была гадким бесстыжим существом!..
Однако она была его существом, гадким и бесстыжим, и когда он притянул ее к себе и прихватил за талию своей теплой тяжелой рукой, она добровольно прильнула к нему, не желая отрываться. Ее доверие к нему было абсолютным. Джек принадлежал ей, а она ему.
Навсегда.
И когда она почти погрузилась в грезы сна, его ладонь раскрылась и легла ей на живот, тепло этой большой ладони проникло в нее, и щекочущие волны возбуждения, предвкушения стали расходиться по всему телу.
Он хотел большего.
Задыхающийся смешок сорвался с ее губ. Господи, помоги: ей хотелось того же!
Если кто-нибудь посмотрел бы на старомодное кирпичное здание с улицы, ему никогда и в голову не пришло бы, что под крышей клуба «Браунс», этого скрипучего убежища престарелых чиновников и стареющих лордов, сновидения некоторых его членов были наполнены подобными буйными эротическими фантазиями.
Сент-Джеймс-стрит кардинально изменилась.
Глава 13
Утренний клуб «Браунс» был решительно не похож на рутину окружающих клубов. О, конечно, слуги вставали здесь так же рано, как и повсюду, а члены клуба поднимались поздно.
Уилберфорс инспектировал, слуги работали. Все обстояло так, как и положено в джентльменском заведении.
Но вот когда дело касалось детей, здешняя рутина отличалась от нормы.
Мелоди вскакивала ужасно рано и обычно начинала радостно бродить по коридорам, пока кто-нибудь не догадывался ее покормить. Это немедленно привлекало Эвана, потому что он никогда не мог пропустить трапезу. Или перекус. Или крошку чего-нибудь вкусного.
После завтрака Эван отправлялся на уроки, а Мелоди… Мелоди начинала регулярный обход своих любимых дедушек.
— Погоди, старина, ты ничего не слышишь? — Лорд Бартлз перестал завязывать галстук и замер перед зеркалом.
Сэр Джеймс прекратил поправлять жилет и засовывать в жилетный кармашек часы.
— Ничего. Ну просто ничегошеньки.
Мелоди радостно захихикала, а лорд Бартлз продолжал притворяться, что видит в зеркале только свое отражение… всего в нескольких дюймах от ее личика. Она по-турецки сидела на туалетном столике и играла с серебряными расческами и расставленными там табакерками. Лорд Бартлз выпрямился и пожал плечами:
— Я мог бы поклясться, что слышал какой-то высокий звук, похожий на повизгивание.
Сэр Джеймс задумчиво потер подбородок:
— Высокий, говорите, похожий на повизгивание?
Лорд Бартлз, обдумывая ответ, небрежно поставил локоть на макушку Мелоди.
— Да, несомненно. Высокий и очень похожий на повизгивание.
— Хм-м. Напоминает какое-то существо. Как вы полагаете?
Мелоди зафыркала. Сэр Джеймс приблизился к столику и, глядя в зеркало, взял вместо гребня ее ручонку и стал причесывать ею свои редкие седые волосы, продолжая при этом рассеянным взглядом смотреть на ее личико. Она с восторгом поерзала.
Лорд Бартлз серьезно обдумал вопрос.
— Да, пожалуй, напоминает какое-то существо. По правде говоря, это очень похоже на попискивание…
Сэр Джеймс приостановил расчесывание волос с помощью пальчиков Мелоди.
— Попискивание?..
Лорд Бартлз прищурился и, слегка наклонившись вперед, внимательнее всмотрелся в свой туалетный столик.
— Я думаю, что это… — Он выпрямился, настолько резко, насколько ему позволил артрит, и возмущенно ткнул пальцем в Мелоди: — Так и есть! Смотрите!
Сэр Джеймс тоже прищурился:
— О Боже! Это же…
Лорд Бартлз возмущенно фыркнул:
— Я немедленно переговорю с Уилберфорсом. В наших комнатах появилась мышка!..
Сэр Джеймс вскрикнул и попятился.
— Мышка?! — Он замахал ладонью. — Скорее зовите сюда кошку!
Лорд Бартлз поспешил придвинуться назад, но теперь в его руках был комок дымчато-серого с белым меха.
— Скорее, могучий охотник! Поймай эту мышку! Когда крохотный котенок шлепнулся в подол юбочки Мелоди, она ахнула и прижала ручки к пухлым щечкам.
— Котя!..
Лорд Бартлз и сэр Джеймс отступили на шаг, чтобы полюбоваться плодами своих трудов. Им было очень нелегко на протяжении трех дней хранить этот секрет. Однако нынешний восторг на личике Мелоди, прижимавшей к груди большеглазого и лопоухого лохматого чудища с крысиным хвостиком, стоил и сомнительных радостей кошачьего туалета, и запахов прокисшего молока.
— Ну, ступай, — севшим голосом произнес лорд Бартлз. — Забирай эту блохастую зверюшку и покажи ее юному Эвану.
Сэр Джеймс снял Мелоди с туалетного столика и поставил на пол, чтобы она скорее смогла убежать со своим лохматым сокровищем.
Лорд Бартлз шмыгнул носом. Сэр Джеймс внимательно посмотрел на него:
— Сентиментальный старый дурень!
— Проклятый зануда. Я не выношу кошек.
Сэр Джеймс с тоской поглядел вслед исчезнувшей парочке.
— Я тоже. Мерзкие существа.
— Очень верно. Шерсть повсюду… — И лорд Бартлз стал рассеянно отряхивать рукава.
Сэр Джеймс смерил друга долгим взглядом, потом ласково похлопал по плечу:
— Бедняга. В следующий раз возьмем черного.
К чести Джека — впрочем, возможно, тут сыграл свою роль и его титул, — знаменитый портной Лементье предстал перед его светлостью в этот безбожно ранний час утра, и, Джек уселся напротив человека, которого знал как Пуговку, пил кофе и предавался болтовне. Встреча выглядела почти как светский визит. Пуговка небрежно задавал вопросы о некоторых любимых обитателях «Браунса», и Джек охотно, хоть и односложно, отвечал ему. Пуговка принес ему соболезнования по поводу смерти дяди. Как и следовало ожидать, новости в Лондоне распространяются быстро. Джек кивнул, мысленно поблагодарив за отсутствие поздравлений в связи со вступлением в новый титул.
Это очень походило на разговор. Джек чувствовал себя с Лементье легко и уютно. Достаточно уютно, чтобы вскоре сообщить цель своего появления у дверей Лементье в самый момент восхода.
— Я не сплю, — сообщил он, не дожидаясь расспросов.
— Неужели? — невозмутимо отозвался Пуговка. — Не которые, находят, что это бодрит.
Джек снова попытался объясниться:
— Мне нужно платье.
Лементье кивнул:
— Этого можно было ожидать, поскольку я есть я.
Джек сунул руку в мешок из-под картошки, который среди ночи позаимствовал на кухне «Браунса», и вытащил оттуда кучку черного габардина. Он ткнул ее в руки Пуговки, который осторожно принял и деликатно стряхнул нитки мешковины, прежде чем развернуть.
— A-а, — протянул он. — Очень стройная. И такой элегантный рост. Но пожалуй… несколько мрачновато..
— Это траур, — пояснил Джек, прихлебывая кофе. — Но с ним покончено.
— Хм-м, — протянул Лементье, постукивая ногтем по фарфоровому блюдцу. Оно отозвалось приятным звоном, разнесшимся по всему тихому заведению. — Значит, леди, о которой идет речь, покончила со своим трауром. Тогда, возможно, стоит выбрать что-нибудь в сиреневых тонах, как бы для полутраура?
— Цветное. — Джек передал Лементье второе платье. — С трауром покончено совсем. Его вообще не нужно было надевать.
Пуговка с трудом удерживал на коленях груду материи.
— Боже! Вы что, оставили эту леди совсем без одежды? Это было сказано с легкой шутливостью, но Джек ошеломленно посмотрел на него с внезапным ужасом.
— Ах! — Пуговка ловко сменил тему: — Возможно, вы намекнете на цвет волос и глаз леди? Она белокурая?
— Темная, — буркнул Джек.
— Темнее, чем, скажем, леди Мэдлин?
Джек кивнул, а Пуговка уже рассматривал более чем скромный вырез платья.
— Возможно, леди будет заинтересована в платье с более смелым декольте?
Джек притих, представляя себе грудь Лорел, высокую и пышную, как она будет вздыматься из модного глубокого выреза…
— Милорд?
Джек очнулся и с трудом сглотнул. Пуговка позволил себе крохотную улыбку.
— Я могу принять это за согласие? — Он ткнул пальцем в непритязательный бантик и неодобрительно покачал головой. — Навестит ли нас леди для примерки?
Джек отрицательно мотнул головой:
— Это сюрприз.
В глазах Пуговки сверкнули лукавые искорки.
— И весьма щедрый, милорд. При одной мысли об этом меня переполняет шутливый восторг. Так вы говорите, четыре платья?
Джек кивнул:
— Три дневных. И одно… — Он махнул рукой в сторону стоявшего рядом примерочного манекена. Тот был задрапирован золотой парчой и переливчатым алым шелком, готовыми превратиться в произведение искусства, достойное королевы. — Одно в таком роде.
Брови Лементье взлетели.
— Еще кофе, милорд? — Он откинулся на стуле с чашкой кофе в руках. Глаза его удовлетворенно блестели. — Итак, три платья на день и одно вечернее. Желает ли ваша светлость какой-то определенный цвет? Может быть, что-то сочетающееся с глазами леди?
— Синий.
Пуговка помешал кофе изящной серебряной ложечкой, хотя не добавлял ни сахара, ни сливок. Ложечка заставляла тонкий фарфор петь, напоминая Джеку звон далеких колокольчиков.
— У синего и голубого много оттенков, — размышлял вслух Пуговка. — Бывают такие серо-голубые глаза, которые просто требуют серебряного наряда. А есть такие сине-фиолетовые, хотя это большая редкость. А еще бывают цвета полуденного неба…