— Да, — честно ответил он, язык послушно последовал за мыслями. Ее груди были нежными и пышными, более округлыми, чем много лет назад, более зрелыми и тяжелыми. Ложбинка между ними была входом в рай.
«Я держал их в своих руках, в своем рту… Я…»
— Я хотел сказать… нет, — пробормотал он.
— Как обидно слышать, — холодно откликнулась она.
Ее сарказм его не уязвил, потому что главным было то, что она с ним разговаривала. И вообще, ее безграничная ярость была… какой-то успокоительной. Гораздо предпочтительнее постоянных тревожных взглядов и осторожных, умиротворяющих интонаций, с которыми обращались к нему друзья. Они держались с ним как с семейным дурачком. Дурачком, возможно, носящим с собой ножик… или взрывчатые вещества.
Лорел не обращалась с ним так, словно тревожилась, не обдумывает ли он самоубийство. Скорее ее обращение говорило о том, что она ждет решительных действий.
Это бодрило.
— Мне нужно рассказать тебе… кое-что.
Она бросила на него равнодушный взгляд:
— Прямо сейчас? Я, знаешь ли, очень занята.
Если бы она все еще носила косички, а он был бы таким, как раньше, он обязательно как следует, дернул бы за них, чтобы наказать за вредность. Он растерянно моргнул, удивляясь, что вообще помнит, каким был. Это обнадеживало.
А нынешний Джек открыл рот и начал:
— Я никогда не рассказывал тебе о том… что случилось с Блэкли.
Она продолжала старательно разглаживать бумагу.
— Я знаю насчет Блэкли. Он погиб во время битвы.
— Нет, — просто возразил Джек. — Не во время битвы. Ее руки замерли. Он подумал, что она наконец стала внимательно слушать, но она лишь произнесла:
— Вот как? — словно ей было все равно, станет он продолжать или нет.
Как просто было исповедоваться перед такой неприязнью. В конце концов, вряд ли она станет думать о нем хуже, чем сейчас.
Он сел на постель, уронив руки на колени, и рассказал ей все.
Глава 19
Слова и фразы медленно выходили из его уст, словно сначала они складывались в его мозгу, как клочки разорванной записки. Но все-таки они шли, потому что Лорел никак не реагировала, молчала, не задавая вопросов. Ее руки продолжай гладить бумагу, медленно двигаясь снова и снова со звуком, напоминавшим волну, накатывающую на берег, мерно и успокаивающе.
— Мой кузен… не был создан для войны. Все это было не слишком плохо, пока мы были просто пехотинцами. Мы играли в азартные игры, пили, маршировали, проводили время в компании себе подобных. Блэкли нравилось быть обычным человеком. Однако неизбежно слухи о его титуле и богатстве дошли до офицеров. Возможно, проболтался сам Блэкли. Он всегда, выпив, распускал язык. Какой же лучший способ завоевать доброе отношение маркиза Стрикленда? Разумеется, быстро продвинуть его в чинах. Таким образом, по политическим мотивам Блэкли был назначен командовать отрядом, хотя не был к этому готов.
Джек надолго замолчал.
— Блэкли никогда не был бы готов к этому.
В комнате было тихо. Ни звука, за исключением успокаивающего шуршания бумаги. Джеку хотелось улечься на постель и впитывать покой этой комнатки, но он лишь накличет снова свои ночные кошмары.
Он не думал, что Лорел постарается его утешить. Вспомнив, зачем пришел, он продолжал:
— Он не был трусом, мой кузен, но у него был дурацкий характер. Он был склонен… сломя голову кидаться вперед, не думая о последствиях. Такому человеку не место на командной должности.
Джек поднес руки к лицу и сильно надавил на глаза, хотя давно пролил последние слезы. Вот и сейчас глаза его были сухими и горячими. Он отнял руки от лица и посмотрел на них, словно удивляясь, что на них нет крови.
— Его люди были верны ему и присяге. Я знаю это точно. Я был одним из них. Мы шли за ним, верили ему, давали ему советы… в меру нашего разумения. Блэкли не специально завел нас в долину смерти. Он просто не понял, что ведет нас в пасть смерти, хотя многие из нас это ясно видели. — Джек тяжело вздохнул, словно освобождаясь от черного злого духа… и выговорил: — Так что мы взбунтовались.
Он закрыл глаза, и какое-то время прислушивался к скольжению ее ладоней по бумаге. Он следовал за этим звуком, льнул к нему, старался приспособить к этому ритму свое дыхание. Ему показалось, что так может длиться вечно, как накат моря, неизменный и вечный. До конца своей жизни он мог бы приходить сюда, в эту комнату, и слушать мирный ритм, исходящий от рук Лорел.
— Однако из-за его приказов мы оказались отрезаны. Нас окружили французы. Мы прятались в скалах и ждали, что наш командир спасет нас. Он этого не сделал… или не мог сделать. Этого я до сих пор не знаю. Я возглавил отряд. Я надеялся как-то спасти честь Блэкли, объявить, что он болен и не может командовать по не зависящим от него обстоятельствам. Но он с этим категорически не согласился. Он объявил, что я его предал. Я мог бы спасти его, как спас остальных, но Блэкли не желал отступать. Он вбил себе в голову, что это будет трусостью. Лучше погибнуть от своей ошибки, чем выжить, чтобы драться потом.
Волны продолжали набегать на берег. Джеку хотелось закрыть глаза и отдаться на волю этих волн, заснуть на этой прекрасной груди.
Потом проснуться рядом с чудной женщиной, подкатить ее под себя, сонную, нежную, податливую и влажную…
Насчет податливости есть серьезные сомнения: будет ли она такой, когда узнает всю правду.
— В конце концов, я оставил Блэкли, чтобы вывести остальной отряд сквозь кровавое поле битвы на соединение с главными силами британской армии. Мы прокрались в темноте, как крысы, без всякой гордости и отваги. Это был единственный способ выбраться оттуда живыми.
В комнате по-прежнему стояла тишина. И потолок не обрушился на его злосчастную голову. Самая большая тайна его жизни вышла на свет, и мир не только уцелел, но и Лорел не прекратила свое занятие.
Возможно, все останется таким же, будет идти, как шло. Возможно, если он расскажет всю правду, хоть один раз, сумбур в его мыслях ослабеет, слова в голове выстроятся в разумном порядке и послушно потекут с губ.
— Я оставил его. — Он сделал глубокий вдох, а потом с силой выдохнул: — Я его убил.
Шорох бумажных волн стих. Он открыл глаза и увидел, что Лорел смотрит на него.
— Его убили французы, — тихо проговорила она. — Он пошел на войну. Не ты стал причиной его смерти.
Он посмотрел в ее ясные синие глаза. Если над морем стоит такое небо, человек может плыть по нему бесконечно.
— Я когда-то читал, что отчаяние… это когда ты больше не можешь выдержать, даже на мгновение, мысль о том, что в конечном итоге все будет хорошо.
Она уронила руки на колени и торжественно кивнула:
— Да, это точное определение.
Милая, серьезная Лорел, вечно подыскивающая точные слова. Как бы он хотел, чтобы она подобрала верные слова для него.
— Причина, по которой я отчаялся, тайна, которая превратила меня в… — он махнул рукой, — заключается в том… что я своими собственными руками убил кузена.
Он прочел в ее глазах отрицание и продолжил, прежде чем она успела заговорить:
Видишь ли, это случилось после отступления. После того как я благополучно вывел людей, по крайней мере, большую их часть, к основной армии, прямо на следующее утро я сбежал и отправился на поле боя, чтобы отыскать Блэкли и убедить его отступить.
Следующая часть истории будет самой тяжкой. Настанет момент, когда ее ясный синий взгляд дрогнет и отвернется от него. Она отвернется и никогда больше не станет ни слушать его, ни говорить с ним.
Она отвернется навсегда. Весь мир отвернулся бы от него, если б узнал…
Так почему же он ей это рассказывает? Почему раскалывает себя, как орех, чтобы она увидела его мерзкую, гнилую сердцевину?
Возможно, потому, что, если она узнает, в каких и во скольких переделках он побывал… она поймет, что он не так уж и виновен в своих действиях против нее. Трус.
Он не должен был принимать то, что она так невинно, так наивно ему предложила. Он не должен был заключать ее в объятия, не должен был искать убежища в ее объятиях, в ее теле. Он был негодяем, вовлекшим ее в свои неурядицы, он был безответственным дураком.
А она… она была ангелом.
Теперь наконец этот ангел увидит, какой демон в нем скрывается.
Он заглянул ей в глаза. Он должен увидеть ее отклик. Он был в долгу перед Блэкли и должен был заплатить за свое преступление ее отвращением.
— Я нашел Блэкли. А потом я его убил.
Лорел сидела неподвижно, уронив руки на колени, ничем не выдавая тревогу, которая пронзила ее. Ну не в самом же деле убил… Скорее, не спас. Наверное.
Он смотрел на нее с безучастным лицом, с которого сошло всякое выражение.
— Ты думаешь, что я виню себя за то, в чем нет моей вины? Ты думаешь, что Блэкли умер от французской пули или упал с коня… но я говорю тебе, что это было не так.
Он вытянул вперед свои руки, словно стремясь показать их ей. Это были большие руки, красивой формы, слегка мозолистые из-за жизни на корабле.
— Я не вижу на твоих руках крови, — спокойно произнесла она, хотя страх ледяным комком свернулся в желудке. Джек, кажется, верил в это всерьёз.
Он сжал пальцы в кулак, потом разжал их и уронил на колени.
— Крови нет, когда вы сжимаете руки вокруг чьего-то горла и выдавливаете из него жизнь.
Потрясение прокатилось по ней, сотрясло, как пустую оболочку. Этого не могло быть! Он бы никогда-никогда…
— Задушил? — Она чуть не подавилась этим словом. Оно, как камень, застряло у нее в горле.
— Это было на удивление легко. — Взгляд Джека на мгновение переместился куда-то вдаль. — У него не было ног. Спасать там было нечего, потому что их раздробило пушечным ядром. Он провел бы остальную жизнь беспомощным, безногим инвалидом, которого слуги носили бы из комнаты в комнату, как ребенка. Он никогда больше не смог бы ни ездить верхом, ни охотиться, ни даже просто гулять по своему поместью.
Лорел отпрянула.