Почерневший от солнечных ожогов, в короткой тунике чужак наверняка представлялся им каким-то демоном. А его молчаливость пугала больше. Рыбаки кричали на своем языке, стараясь запугать разбойника. Добежав до чужака, они попытались напасть на него. Только помешали друг другу.
Виал топором подсек ногу одному, а второму разбил челюсть топорищем. Простой и любимый прием. Упавшего на землю, Виал добил, раздробив череп обухом. А даная с разбитой челюстью так и оставил. Раненный свалился на землю, закатил глаза от боли и шока. Нижняя часть лица у него превратилась в месиво, бородатый подбородок был вдавлен внутрь, туника быстро пропиталась красным, словно ценная тиринская ткань.
В доме оставались только женщины и дети. Виал не стал задерживаться, пошел к следующему дому. Знал, что там люди будут уже наготове.
Так и оказалось. Из дому вышли двое молодых мужчин. В руках у них были копья, а защищались плетенными щитами. Увидев, что чужак сотворил с их товарищами, мужчины начали отступать к лодкам. На ходу они кричали женщинам, чтобы те покидали дома.
Виал не дурак был нападать на копья, потому продвигался медленно, позволяя данаям собраться у лодок.
Копейщики сдерживали разбойника, в их действиях не было заметно особого навыка. Возможно, они прошли обучение в войске, даже воевали во вспомогательных частях, но с гоплитами им не сравниться.
И все же, они были угрозой. Более реальной, чем другие.
Пяток женщин похватали пожитки и детей, отступили за спину мужам. Данаи еще не поняли, что чужак только один. Хотя, даже поняв это, вряд ли изменили бы поведение. Рисковать жизнью никто не стремился.
Один из копейщиков крикнул разбойнику, чтобы тот брал все, что пожелает.
– Здесь все мое и так, – ответил им Виал на гирцийском.
Пусть эти ублюдки его не поймут, но звук родной речи был приятен. Словно водрузить знамя на парапете захваченной крепости.
– Я пришел за вами! – Виал наставил топор на даная.
С лезвия стекала кровь, обух был покрыт обрывками волос, кожи. К топорищу прилипли какие-то белые камешки. Виал ухмыльнулся, понимая, что это зубы.
На лице данаев виден был страх. Только сейчас Виал испытал удовлетворение. Убийства сами по себе его не особенно радовали. Это просто необходимость. Когда это эффективно, Виал всегда готов прикончить врага.
Вот страх, который он внушал, именно это требовалось ему, чтобы удовлетвориться. Эта месть за его товарищей, за их унижения, за него самого. С презрением данаев можно мириться, но раз они перешли черту, пришла пора возмездия.
Больше не думая об опасности, Виал занес топор и криком оглушил рыбаков. Жала их копий его больше не беспокоили. Виал кинулся к данаям, запястьем левой руки отталкивая копье, топором уцепился за край щита и оттянул его на себя. Данай не захотел выпускать щита из рук, потянулся следом за ним и оказался в объятиях Виала.
Разбойник схватил даная за шею левой рукой и сдавил ее. Руки гребца, разбойника чуть не переломили шею данаю. Пальцы соскользнули, оказались влажными от крови. Виал успел ухватить даная за бороду и вырвать клок волос.
Его товарищ попытался ударить чужака в бок, но Виал ожидал этого. Отклонившись, подставил под копье свою жертву. Жало угодило в бедро, легко рассекло мышцы, артерию. Кровь полилась из раны, заливая землю вокруг.
Мгновение Виал любовался зрелищем. Все-таки копья бьют иначе, чем топоры или короткие клинки гирцийцев. Раны от копий красивее: небольшой разрез, который будет незаметен на убитом.
Зато топор или гладий оставляют глубокие, рваные раны. Они долго заживают, приносят много страданий. После копейного удара враг еще может некоторое время сражаться, пока не истечет кровью. Оружие гирцийцев заставит врага скрутиться от боли.
Для данаев это оружие варваров, что вполне устраивает Виала.
Он понял, что его запястье разрезано копейным жалом. Рана пока не остановила его.
Ошеломленный данай, выпустил из рук копье. Глаза его от ужаса расширились. Он забыл, что перед ним разбойник. Видел только раненного его же рукой родича: брата или кузена.
Виал не стал убивать этого дурака. Оглушил его обухом по голове, а потом раздробил запястья. Отдышавшись, Виал оглядел руку. Рана была неглубокой, но длинной. Из нее текла кровь, без толчков, без пульсации, ровного красного цвета. Значит, ничего серьезного.
Содрав с убитого тунику, Виал обмотал запястье. Прежде чем найдет вино, надо разобраться с уцелевшими данаями.
Выжившие убедились, что лодок не осталось, бросились в море, пытаясь вплавь достигнуть соседнего острова. Виал покачал головой, удивляясь их сноровке. Люди провели всю жизнь на этих островах, немудрено, что они отменно плавали.
Женщины похватали своих детей. Плачущих грудничков привязали скатками за спину, надеясь, что волны не утопят их самую большую ценность.
– Быть бы вам дельфинами, – фыркнул Виал.
Взяв копье, он взвесил его в руке. Брошенное копье упало в воду, никого не задев. Виал на это особенно и не рассчитывал. Нет, была бы у него возможность, он бы безжалостно расправился с каждым в этой деревне.
Мысль могла бы показаться дикой, но для разбойника это обыденность. После месяцев бегства, рабства, с Виала облетела шелуха вольного торговца. Под маской купца обнажились острые волчьи зубы.
Своей природы Виал не смущался. Это так же естественно для него, как для данаев ненавидеть чужаков. Просто ненависть этих людей слаба, в отличие от холодной жестокости гирцийца.
Наблюдая за уходящими на восток людьми, Виал пытался ощутить к ним ненависть. Не получилось. Скорее скука, усталость от необходимости воспитывать рабов, поднявших на господина руку.
К этим рабам он будет безжалостен. Для их же блага.
В домах не сыскалось ничего существенного. Соорудив волокуши, Виал погрузил в них собранные припасы. Два десятка монет едва ли можно назвать добычей. Старые луки и кривые стрелы пригодятся, а так же копья и щиты. Туники, ткани, а главное – еда и вино, порадовали Виала больше.
Теперь припасов хватит дней на пятнадцать. Если море будет щедро к людям.
Перед уходом, Виал разбил кувшины с зерном и вином, запалил оставленные дома. Его учили, что врагу ничего нельзя оставлять. Грядущий год ожидается тяжелым, так что любая, даже мелкая беда врага только на руку гирцийцам. А уж после войны они благосклонно помогут тем, кто склонит голову.
Только сломив сопротивление, можно научить этих людей уму. Они должны понять, что это гирцийцы рождены править. Пусть данаи оставят себе свою культуру, искусство, ремесла, в этом они мастера. Старшие товарищи с запада будут заботиться о них.
Оставив горящее поселение, Виал добрался до противоположного берега. Лодка его никуда не делась. Лишь Мустиф нервно озирался по сторонам. Он наверняка заметил дым на восточной стороне.
Увидев навклера, Мустиф толи улыбнулся, толи скривился. Он не знал, бояться ему или радоваться.
– Я жив и с припасами! – крикнул ему Виал.
Обвязав горшки и бурдюки, он принялся спускать их вниз. Мустиф принимал груз, раскладывая его по судну. Старался равномерно разложить найденное, но едва ли у него это вышло хорошо.
Когда дошла очередь оружия, Мустиф не удержался:
– А люди?
– Данаи разбежались. Кто смог.
Мустиф отвернулся, чтобы не видеть жестокой ухмылки Виала.
Спустив припасы, Виал сполз по склону. В воде он сбросил окровавленные тряпки, омылся соленой водой, вознося благодарность Мефону. Только после этого забрался в лодку.
Рана на запястье кровила и щипала. Виал махнул кемильцу рукой, чтобы он помог. Вино из бурдюка пригодилось: на возлияние Мефону, на глоток себе и для обработки раны. Кислое вино, но сейчас оно лучше всего подходит.
Среди вещей данаев Виал прихватил набор игл. Не те ужасные шипы, которыми шьют паруса, а их младшие родственники. Мустифу пришлось прихватить края раны тонкой нитью на запястье навклера, а после наложить тугую повязку.
– У Хенельги шов получился лучше, – заметил Виал.
Его обрубки давно зажили, не было даже нагноений. А после штопки Мустифа наверняка рана будет затягиваться дней десять.
– Как сумел.
– Ничего, все равно благодарю, парень.
Больше Мустиф ничего не спрашивал. Не радовался добыче, что принес Виал. О еде речь не заходила. Если Мустиф ранее испытывал голод, то теперь не мог помышлять о еде. Виал же утолил жажду и голод, уговорив половину бурдюка с вином. В голове зашумело, но зато притупилась боль в пульсирующем запястье.
Повеселев, навклер вытянул якоря и на веслах вывел судно из залива.
Поймав ветер, Виал зафиксировал кормило. Идти дальше на веслах он не хотел, чтобы не беспокоить руку.
Навклер знал, что вскоре кемилец забудет о случившемся, захочет есть. Так и произошло. Еда, добытая пиратством, для Виала всегда обладала особенным вкусом.
Отдавшись на волю ветров и течений, чужаки продолжили путь через Сиканию.
Эпилог.
Пересечь Сиканию с севера на юг удалось за несколько дней. К тому времени припасы, добытые в деревне на развалинах, подошли к концу. Оставалось зерно, вяленое мясо и рыба. Кончилось вино – основа рациона.
Море обеспечивало путешественников, ведь Виал обладал нужными навыками. Виноград не растет в море, зато продукты из него можно отыскать в прибрежных поселениях. Виал выбирал такие, где сможет поживиться.
Для огня он оставлял больше пищи, чем забирал себе. Десяток островов в Сикании были отданы пламени. Если Виал не мог войти в деревню, то просто запалял сухую траву, что окружала селения. Гибли стада, посевы, огонь перекидывался на дома данаев. Блеяние овец, крики людей тонули в гуле пламени.
Одиночка в чужом краю стал настоящим бедствием. Вести об этом только дошли до крупных городов, но флоты данаев не успели выйти в море для преследования врага. Кого бы они там стали искать? По мнению подвергшихся разбою рыбаков и крестьян на них напали десятки варваров. Сотни судов отчаливали от разграбленных деревень, унося пленных и ценности.