Открыв глаза, я с недовольством посмотрел на солнечный луч, нахально пробивающийся в комнату сквозь щель в неплотно задернутых портьерах. Мерзкий солнечный хам! Изведу! Прикажу повесить римские шторы, или что там еще из плотного и большого, и все, нет прохода, запретная зона, вход только по пропускам.
— Господин негоциант?
— Что тебе, Ирик?
— Господин негоциант, господин Подольских прибыл.
Упоминание о милом шефе мигом развеяло недовольство солнечным нахалом. Глаза раскрылись, сон улетучился.
— Черт.
Вскочив с кровати, я принялся судорожно одеваться. Ботинки, так, нет, лучше туфли. Черт возьми, сначала брюки, а потом уже обувь. Что, спрашивается, этот старый хрыч здесь делает? Ну, ничего. Мне бояться нечего. Именно благодаря мне его приемная доченька жива осталась, так что все без исключения Подольских в этих стенах мне по гроб жизни обязаны.
Подольских Семен Петрович, в окружении шести бодигардов, одетых не по местной моде в костюмы, плащи и выступающие из-под них рукоятки пистолетов, вольготно расположился в обеденном зале и наслаждался свежезаваренным кофе.
Телохранители хмурились и молчали, главный негоциант улыбался.
— Дмитрий! — Увидев меня, Семен Петрович встал и пошел навстречу. — Рад вас видеть!
— Господин Подольских, взаимно. — Стуча палкой по деревянным ступеням, я похромал вниз и пожал крепкую руку босса. — Какими судьбами?
— По делу, — кивнул старик. — Ради такого дела, мой юный друг, пришлось даже лишний раз запустить реактор, а потом нестись в закрытой карете в ночи, и вот теперь я здесь.
— Дела, — улыбнулся я. — Всегда дела. Должен расстроить вас, босс, сами дела идут не очень-то и хорошо, и только-только начали поправляться.
— Знаю. — Старик нахмурился и, усевшись в кресло, скрестил руки на груди. — Собственно из-за этого я и здесь. Грязно играют, твари. Кто, уже ясно, осталось вывести на чистую воду остальных участников, а затем устроить милые моему сердцу крысиные гонки.
— Не понял, босс. — Усевшись напротив Подольских, я отхлебнул кофе, принесенный Ириком.
— Ты тут случайно, — вдруг выдал старик. — Тебя и твоего друга вообще не должно было быть в этом мире, но, признаюсь, я рад, что так получилось.
— Объяснитесь, — потребовал я.
Старик смерил меня внимательным взглядом и вновь улыбнулся, показав ряд идеально ровных белых зубов.
— Игры, мой друг. Соперничество. Конкуренция. То, что меня хотят вытеснить с рынка этой планеты, я понял еще пять лет назад. Целенаправленные налеты на подводы, бандитские нападения на доверенных лиц, лжесвидетельства. С этим я справился просто, задав корму местным служителям правопорядка. Как только вы дойдете до бухгалтерии, то увидите, что Подольских еще и меценаты. Солидная по нынешним меркам сумма в полновесных золотых ежеквартально переводится на счет городской стражи. С тех пор они к нам лояльны, но и только.
Смерть Андрея, странная и пустая, насторожила еще больше. Не был он таким человеком, чтобы подставлять под удар успех предприятия в целом и голову свою в частности. Умер, казнен, лишен головы.
После кончины старого представителя я затребовал список самых лучших и лояльных работников. Необходимыми критериями были ум, высокие показатели и верность конторе. Тебя включили в список позже и тайно, с тем расчетом, что ты глуп и быстрее всего завалишь все дело. Как же они ошибались!
— И кто же считает, что я глуп? — сморщился я. Неприятно было это слышать. Кому, спрашивается, будет приятно узнать, что тебя считают чуть ли не идиотом?
— Твой бывший босс, — пояснил старик. — Служба безопасности не успела его взять, выпрыгнул из окна, а два миллиона долларов, очевидно, полученных за эту скромную услугу, отследить не получилось. Пришли окольными путями через два офшора. Твои показатели и результаты тестов были намеренно завышены с таким расчетом, чтобы я обратил на тебя внимание, и, как ни стыдно это признавать, но я клюнул, повелся как безмозглый карась, увидевший блестящую блесну, егозящую в мутной воде. Узнав это, я бросил все дела и отправился в королевство, к старине Грецки, который не только развеял мои опасения, а безмерно обрадовал. Как ты думаешь, Дмитрий, зачем мы здесь? Не я конкретно, а негоцианты в целом.
Я допил кофе и поставил пустую чашку на стол.
— Разрешите говорить откровенно?
— Говорите, — хохотнул Подольских, — чего уж там.
— Есть три версии пребывания землян в этом мире, — начал перечислять я. — Первая и основная, являющаяся официальной легендой, это межмирная торговля, приносящая неплохой доход. Вторая, более вероятная. Ресурсы и драгоценные камни, залежи которых имеют недурной потенциал, но и тут немного не в тему. Слишком сложно, затратно, да и на Земле могут неправильно понять. Так?
— Так, — довольно кивнул Петр Семенович. — Просчитались мои враги, ой как просчитались. Думали, подсунут тупого десантника, а ты прямо-таки провидец! Да, кстати, названы всего две причины, а анонсировались три. Что последнее?
— Последнее, но не менее важное. — Я набрал в легкие побольше воздуха. — «Новая Гвинея».
Зрачки старика сузились, он напрягся, но через секунду уже хохотал в горло и стучал сухими ладонями по столу.
— Ай Димка, ай шельмец! Нет, ну как же были неправы те идиоты, решившие, что ты завалишь все дело! Нашел-таки?
— Нашел, — кивнул я. — Поневоле начнешь мозгами шевелить. Прием под угрозой, Клару едва получилось выдернуть из рук заговорщиков, до сих пор в бреду лежит, и лекарства пригоршнями даем.
— Что с Кларой? — Довольная усмешка исчезла с лица Подольских.
— А разве вам барон ничего не сказал?
— Говорил что-то про неприятности, но Кларка всегда была суматошной девицей. Не успел толком выяснить, надо было затемно до посольства добраться, чтобы костюмами от Версаче и пистолетами не светить. Понимаю, глупость, но тут уж как вышло.
На этот раз пришла моя очередь удивляться. Гениальный делец, торговец и мультимиллионер Подольских был не в курсе всех дел, творящихся в его империи.
— Ну, слушайте, — вздохнул я. — Спешу сообщить, что лично я в этом деле пострадал в первую очередь, получив незаслуженный арбалетный болт в ногу.
Чем дальше продвигался мой рассказ, тем более хмурым становилось лицо моего босса. Еще немного — и ведь встанет, отберет у одного из бодигардов огнестрел и пойдет порядки наводить. Подольских мужик крутой, может и такое. Но старик не поднялся и не ушел устраивать кровавую баню. Он слушал внимательно, будто протоколируя все мои слова у себя в мозгу. Многое переспрашивал, уточнял, что-то даже записал на салфетке и тут же убрал её себе в карман. В том, что пронесли «Кипарис» и ноут, пришлось, конечно, повиниться, но Семен Петрович лишь отмахнулся от сказанного, будто отгоняя назойливое насекомое. Тут другое было. Одно дело протащить пистолет, пусть это и трижды запрещено, и совсем другое, когда похищают твою дочь, пусть даже и не родную.
У кровати больной старик пробыл едва ли не час, просто сидя в кресле и молча смотря на лицо спящей девушки. Я уж было испугался, не приключился ли со старшим негоциантом приступ от чрезмерных душевных волнений, но старика приступ не догнал. Блеск только появился нехороший в глазах. Увидишь такой взгляд и понимаешь: ничего хорошего от него не жди.
Выйдя из комнаты, Семен Петрович аккуратно прикрыл дверь.
— Идет на поправку, — уверенно кивнул я. — Вчера уже очнулась и даже немного попила. Самый лучший медик, какого мы смогли найти за наше золото, постоянно наблюдает её, навещая раз в два дня.
— Это радует. — Глаза старика метали молнии. — Где эти твари?
— В подвале.
— Веди.
Спустившись на первый этаж, я отомкнул замок и распахнул дверь, ведущую в каменный мешок, называемый подвалом. Пахнуло сыростью и нечистотами. Брезгливые слуги, очевидно, не потрудились вынести ведро, что использовалось узниками в качестве туалета. Вот разгильдяи, провоняет же.
— Секунду, Семен Петрович. — Я принял из рук Дирека масляную лампу и, запалив фитиль, осветил узкую деревянную лестницу, уходящую во тьму. — Похитители внизу, прикованы. По этому случаю даже кандалами пришлось обзавестись. Надеюсь, вы меня не осуждаете.
— Поддерживаю. — На губах старика заиграла нехорошая ухмылка. — Там внизу пешки, не более. Нужно сильную поддержку за спиной иметь, чтоб столь поганую каверзу учинить, и кому? Мне? Семену Подольских! Они либо отчаянно смелы, либо отчаянно глупы. Третьего не дано.
— Что с ними делать?
— Железом жечь, ногти вырывать, но правду вытянуть. Любые средства одобряю. Специального человека к тебе пришлю. Есть у меня такие люди, что упрямцам языки развязывают. День-два — и запоют как соловьи. Не заткнешь уже.
— Поглядеть на них не желаете?
Старик на секунду замешкался.
— Давай, Дима, показывай мне живого пирата.
Сам подвал, конечно, был больше того помещения, куда мы поместили похитителей Клары. По мере надобности его нутро не раз перестраивалось, становясь то винным погребом, то тиром. Под конец же его разделили на три ровные части, оставив одну, наибольшую, для хранения скоропортящихся продуктов, вторую отдали на откуп запрещенному генератору, а третья же, маленькая клетушка два на четыре, огороженная каменной кладкой в три ряда, оставалась пустой до последнего момента. Зачем было укреплять этот каменный закуток, вешать тяжелую дубовую дверь и заливать щели раствором, сказать было сложно, но тюрьма из него вышла на редкость замечательная.
— Генератор тоже нашел? — хмыкнул Подольских.
— Сначала розетку. Вы санкционировали?
— Я. — Губы Подольских вновь исказились в усмешке. — Иногда нужда заставляет идти против правил. Знал бы ты, сколько пришлось нарушить этих правил, законов, убеждений, и не для того чтобы лишний рубль в карман положить. Выжить хотелось, иметь семью, детей, любимую женщину. Чтобы как у людей. Я и Клару-то удочерил, поняв, наконец, что если что отобьюсь, дам отпор, защитить смогу, уберечь.