Ярош наконец справился с донельзя узким халатом и примостил на голове крикливого цвета тюрбан.
— Я похож на попугая, на шута, на дурачка деревенского! Если кто из вас хоть словом об этом обмолвится, вызову на дуэль!
— Не огорчайтесь, дорогой барон, — улыбнулся я. — Вся наша компания смотрится ничуть не лучше. Подумайте о другом. Сколько пользы королевству принесут наши находки.
— Только об этом думать и остается, — печально вдохнул Ярош.
Последняя трудность показалась мне просто непреодолимой. Лошади степняков, а именно упряжь, в которой они находились, несколько отличалась от уже привычной вашему покорному слуге. Поводья и седло присутствовали, были по традиции крикливой, веселой расцветки и украшены драгоценными камнями, а вот стремена отсутствовали как факт. Как обычно садишься на коня? Правильно. Если ты правша, то подходишь к левому боку, ставишь ногу в стремя… Опа, а стремени-то и нету. Что, спрашивается, с этим делать? Вот и я не знаю.
Смотря на мои метания, Амир посоветовал самый простой из возможных вариантов, а именно — подвести лошадь к камню или пню, да и залезть с него в седло, чем я тут же и воспользовался.
— Не забывайте, — кивнул Амир, — говорить буду только я. Вы лишь кивайте и не открывайте лиц.
— Попробуй тут забудь, — подал голос Парус. — Что мы там хоть искать-то должны?
Внезапно три пары глаз уставились на меня. Вот значит как?
Я в сомнении закусил губу.
— Импровизировать. В первую очередь надо максимально близко подойти к челноку. Этого разъезда не скоро хватятся, так что время у нас вроде как есть. Ну а потом, потом молиться, чтобы все механизмы самого челнока были в порядке. Возвратиться назад таким же способом будет крайне затруднительно.
— Меньше слов. — Ярош ударил пятками по бокам мохнатой лошадки. — Давайте выдвигаться.
Дабы не выделяться, пришлось придерживаться того неторопливого вялотекущего темпа, с которым передвигался настоящий патруль. Старинное асфальтовое шоссе, невесть откуда появившееся в этом богом забытом месте, прорезало лес напополам и резко уходило в самое сердце чащобы. Лошадки вяло плелись по ровной дороге, я пытался удержаться в незнакомом мне седле, и через полчаса, в течение которых я проявил чудеса ловкости и балансировки, показались первые трехэтажные строения. Да, именно строения. Наш подменный патруль приближался к самому настоящему городу.
На въезде в город появились первые кочевники, везущие на подводах продовольствие и запасы стрел. Лаяли собаки, смеялись дети, слышалась звонкая женская перебранка. Кое-где кудахтали куры и блеяли козы.
Вопреки моим ожиданиям, степняки в домах не селились, предпочитая крепким бетонным стенам свои неизменные юрты из шкур и меха. Жгли костры, варили снадобья и нянчили детей.
— Самое большое поселение кочевников, что я видел, — прошептал в недоумении Амир. — Ходили мы в походы, там до трех сотен воинов зараз наблюдали, а тут семьи, дети, скот. Уж и кочевниками-то их назвать язык не поворачивается.
— Нам к челноку, — тихо прошептал я. — Подъедем поближе и сориентируемся на месте. Соваться сразу резона не вижу. Заметят и вычислят.
На нашу раскрашенную в дикие цвета четверку пока что никто не обратил внимания. Самые обычные сыны степей, разве что ростом побольше. Оружие их, халаты и тюрбаны тоже, а то, что лицо закрыто, так принято почти. Без шейного платка либо лишнего отворота тюрбана в пыли особо не навоюешь. Из всего тела кисти рук да глаза видны.
— Пока нам везет, — тихо прошептал Ярош. — Действуем в том же духе.
Мимо вновь проехало четверо конных, не обративших на нашу группу ни малейшего внимания.
Серая стальная громада спасательного челнока горделиво возвышалась над древним поселком спасшихся в катастрофе землян. Видимо, не одно поколение их жило неподалеку от корабля, раз затеяли строительство и даже проложили асфальтовое шоссе, оставшееся в целости и сохранности до сих пор. Удивительная прочность, на зданиях не трещины. Стекла в окнах — и те целехоньки, не видно выбитых или отсутствующих. Почему тогда степняки не входят внутрь? Ах, точно, кодовые замки. Вон как раз один из таких, светится запыленным табло на двери.
То, что замки на подъездах до сих пор работали, вселяло в меня надежду, что и с кораблем должно быть все в порядке. Поселок почти наверняка был запитан от самого челнока, его центрального реактора, и невидимый механизм прилежно трудился, многие века бесперебойно поставляя энергию. В какой-то момент я испытал чувство полной нереальности. Смешение культур, технологий, запустения и порядка сбивали с толку и не давали ясно мыслить. Вот идет степняк, колченогий смуглый азиат, то и дело припадая на левую ногу и придерживая рукой колчан с черными стрелами, а вот уже светится табло вполне себе обычного домофона. Такие на Земле можно увидеть чуть ли ни на каждом подъезде.
Сам «Ястреб» представлял собой неприступную крепость. Сотни тонн бронированного металла, пропахав в земле здоровенную глубокую траншею, возвышались посреди поселка, будто Фудзияма на рекламных открытках всем известной страны. Но если отстроен город, значит, его построили люди из челнока, ну или их дети и внуки, что вероятнее всего. Если же его построили люди, значит, кто-то из них вышел из челнока, а если вышел, значит, и войти несложно. Знать бы только как.
— Надо остановиться, — решил я, — и все обмозговать.
Судя по моим наблюдениям, сами кочевники к челноку близко не подходили, разместив свой лагерь метрах в трехстах от здоровенной стальной туши «четверки». Относились к этому месту с явным почтением. Если же в самом городе мусора, костей и обрывков одежды набралось бы на сотню контейнеров, то узкий участок земли около «Ястреба» представлял собой идеально выметенную и убранную площадку. Может быть, даже траву выщипали, жаль только издалека не разглядеть.
Заехав за угол одного из домов, мы с облегчением принялись слезать с лошадей.
— Вроде бы прокатило, — довольно кивнул Грецки. — Разгильдяи эти кочевники. Ни постов, ни проверок, приходи, кто хочешь и бери, что надо.
— А я думаю, правильно у них все, — пожал я плечами. — Ну кому, скажите, кроме, разумеется, нас четверых, придет в голову переодеться в местное рубище и тайно проникнуть в их священное место? Это же чистой воды самоубийство!
— Предлагаю схорониться до ночи, и когда все успокоится, попытаться подойти поближе, — предложил я.
— До ночи оставаться здесь не можем, — покачал головой Амир. — Это пока на нас не обращают внимания, а потом заметят рост, ширину плеч и родовой перстень на указательном пальце барона.
— Перстень снять не могу, — смутился Ярош. — Не снимается он, только если палец отнять.
— Есть предложение остановиться в одном из домов. — Прислонившись спиной к бетонной стене, я постучал по ней костяшками пальцев. — Кочевники туда по какой-то причине не лезут, а мы вполне можем перекантоваться до вечера. Так сказать, в тишине и безопасности.
— Двери-то вроде закрыты, — напомнил королевский советник. — Открыть сможешь?
— Постараюсь, — кивнул я.
Заглянув за угол дома и убедившись, что в поле зрения нет ни одного степняка, я подошел к железной входной двери и принялся изучать замок. То же примитивное табло, такие же кнопки, почти похожие на те, что мы ежедневно жмем, чтобы попасть в свою парадную. Несколько необычно, конечно, но суть от этого не меняется. Так, что мы знаем об устройствах подобного рода? Открываются либо электронным ключом, либо комбинацией клавиш. Ключа у меня нет и быть не могло, да и места, куда его надо прислонять на замке не оказалось, а вот кнопки для ввода кода были, слава богу, с обычными арабскими цифрами. С минуту я вглядывался в них, пытаясь просчитать варианты. Нереально, просто нереально, даже если сам код является четырехзначным, то на перебор всех возможных комбинаций уйдет немало времени. Проходящие мимо степняки обязательно заинтересуются своим собратом, суетливо скачущим у входной двери, меня рассекретят, и поднимется шум. Оставался еще вариант вырубить электропитание, но где искать силовой щиток, я сказать затруднялся. Скорее всего, он в самой же парадной, а может быть и в подвале, но ни то ни другое для меня недоступно. Да уж, мои далекие потомки, расстарались вы на славу.
Самая удачная мысль, как правило, приходит последней и от этого долгожданна и радостна. Замком пользовались, пользовались неоднократно. Многие таинственные жильцы этого дома день за днем набирали нужную комбинацию, и потому некоторые, особенно используемые кнопки, несколько истерлись и потеряли свой блеск.
Два, семь, четыре, девять. Что-то внутри замка зажужжало, и лампочка над табло приветливо мигнула зеленым огоньком. Не веря в свою удачу, я осторожно потянул за дверную ручку. Дверь поддалась. Счастливчик вы, барон Сбирский, до неприличия везучий сукин сын.
— Господа, — я подскочил к углу здания и замахал рукой пристроившимся там друзьям, — господа, быстрее сюда. Я все-таки открыл дверь.
Ожидаемой сырости и затхлости в подъезде почему-то не оказалось. Видимо, местная электроника, безотказно трудившаяся многие сотни лет, работала на удивление исправно. Пахло фиалками, ванилью, карамелью, но только не запустением и разрухой. Пыли и плесени вокруг тоже не обнаружилось.
Вошедшая следом за мной троица с интересом озиралась, изучая непривычную для них обстановку. Впрочем, интерес проявляли только двое — Грецки и Парус. Банус же взирал на все это скорее с неприкрытым любопытством.
— Три этажа, — пояснил я. — На каждом по две отдельные квартиры. Сейчас мы проникнем в одну из них и засядем до темноты.
— И все дома у вас такие? — поинтересовался барон, поднимаясь вслед за мной по лестнице.
— Нет, конечно, — улыбнулся я. — Земная архитектура за многие века претерпела массу изменений. Впрочем, данная планировка как никогда похожа на типовые постройки двадцать первого века.
Две массивные деревянные двери, запертые на замок, встретили нас на площадке первого этажа.