— Может, поискать, где открыто? — предложил Амир.
Я только пожал плечами.
— Воля ваша, господа, обойти три этажа плевое дело, но что-то подсказывает, что отпертых дверей вы тут не найдете.
— С чего ты взял? — удивился стоящий позади всех Парус.
— Парадная закрыта, — улыбнулся я. — Понимаешь? Та дверь, куда мы проникли, запиралась на электронный замок. Следовательно, в получившейся культуре оставлять за собой незащищенное жилище, скорее всего, было не принято.
Как ни странно, но я оказался прав. Все шесть дверей в подъезде были плотно закрыты. Ключи же от них, естественно, отсутствовали.
— Будем ломать, — вынес приговор Ярош. — Не хочу я столько времени в этой клетке на ступеньках провести. Мне, как барону, простор нужен, поле для деятельности.
Отойдя в самый дальний край, выставив вперед плечо, Ярош понесся в направлении запертой двери с устрашающей скоростью и на полном ходу врезался в преграду всей своей немалой массой. Дверь самортизировала, спружинила и отбросила неудачливого взломщика в сторону.
— Ничего себе, — присвистнул советник, наблюдая за странной реакцией материала. Подойдя к непреодолимой преграде, он постучал костяшками пальцев по поверхности. — Дерево как дерево. Самое настоящее. Горит, небось, хорошо или рубится.
Взбешенный столь явным неподчинением, выудив из заплечного мешка таящийся до сего момента топор, Грецки ринулся на несчастную заслонку. Страшный удар могучего лезвия буквально сотряс всю конструкцию дверной коробки, но вместо того чтобы пустить трещины во все стороны или разразиться градом щепы, преграда так и осталась непреклонной. Один казус, впрочем, произошел. Боевой топор графа застрял в двери намертво. Сначала один, потом позвав на помощь Амира, Ярош, пыхтя и потея, пытался выдернуть заклинившее оружие, но все усилия сводились к нулю.
В растерянности я почесал затылок.
— Нет, господа. Только грубой силой здесь не обойтись. Давайте выдернем топор и попробуем что-нибудь еще.
Общими усилиями всех четверых родовой знак Грецки наконец оказался у него в руках. Усилий потратили немало, запыхались, вымотались, но несчастное оружие из плена все-таки вызволили.
В общем, вы поняли. Мы уселись на лестнице и принялись ждать заката. Предложение новой карточной партии, поступившее от Паруса, я с негодованием отверг, мотивировав его невнятностью правил и моим невезением в хитрой игре. Тридцать золотых, перекочевавших в кошель Покопа, хоть и расстраивали, но давали мне надежду на удачу в личных делах.
— Если выберусь из этой передряги целым, в одном куске, — я улыбнулся, глядя в потолок, — не поверите, друзья, женюсь.
— Опрометчивый поступок, — покачал головой Ярош. — Я вон тоже женился, и что из этого вышло?
— А я отдам распоряжение об открытии легальных школ с начальным образованием! — поделился своим тайным желанием Амир. — Деток будем принимать, учить грамоте, математике, точным и естественным наукам. Если карта ляжет ровно, более скрывать образовательную деятельность смысла не будет.
Все обернулись в сторону мусолившего в руках невостребованную колоду карт Паруса.
— А мне и так нормально, — смутился он. — Поработаю на господина негоцианта пару лет, найду себе достойного преемника да открою скобяную лавку. Ну, или еще что там, чтобы спокойно и безбедно старость встретить.
— А что вы, барон? — Я покосился на скучающего на ступеньках Грецки.
Тот меланхолично пожал плечами.
— Могу сказать наверняка, авантюры, подобные этой, из своей жизни исключу точно. Думаю открыть школу для юношей, что кулаками горазды махать. Дисциплина, распорядок дня, ежедневные физические упражнения, сопряженные с дракой на топорах, способны сослужить неплохую службу неокрепшим умам. Драчун, он что? Забияка и пустозвон. Только энергию свою попросту растрачивать. Пусть уж будут хорошие воины, добрые подданные Его Величества и верные защитники отечества, а уж как в их головы эту святую мысль вбить, Боевой Топор способ найдет.
Секунду помедлив, я улыбнулся.
— Значит, любезные мои друзья, — решил подытожить я, — один собирается открыть свой бизнес, второй боевую школу, третий же вовсе поднять уровень образования до немыслимых доселе высот? Один я мыслю мелко.
— Согласен, Дмитрий, — рассмеялся Амир, — со своим желанием на будущее вы немного мелко взяли. Нет чтобы жениться, завести детей, отстроить особняк в городе. С разрешением на последнее я вам с удовольствием помогу. Скажите мне лучше, дружище, вы по дому скучаете? Не по этому, что в представительстве, а по настоящему, земному?
Столь неожиданный и интимный вопрос старшего советника застал меня врасплох.
— Не знаю, что и сказать, Амир. С Землей меня практически ничего не связывает, за исключением воспоминаний. Братьев и сестер нет, детьми не обзавелся, да и родители давно умерли. Единственное, что меня гнетет, так только то, что буду лишен возможности навещать их могилу. В остальном же наш мир слишком мерзок и жесток. Полон разврата, пороков и всяческих излишеств. Держаться за него обеими руками способен либо отчаянный оптимист, либо сумасшедший. Ваша же планета юна и прекрасна. Я не утверждаю, что и она не обзавелась подобными паразитами, но с ними можно справиться, сделать жизнь ярче, полнее. Жаль только, что я тут, кроме как торговать, ничего не умею.
— Не прибедняйтесь, господин негоциант. — Банус переменил позу, устраиваясь на жестких холодных ступенях поудобнее. — Ваш острый ум, неприятие предательства и верность делу делают вам честь, а авантюрная жилка в наших краях незаменима. Да и потом, хороший руководитель и организатор, качествами которых вы, на мой взгляд, безусловно обладаете, ценился везде и всегда. Вы неправы, мой друг. Будущее в нашем мире у вас имеется, и видится мне исключительно в радужных тонах. Не сдавайте позиции, держите ум и тело в тонусе, и удача сама, как верная собачонка, будет плестись в хвосте.
— Вы думаете, советник? — хмыкнул я.
— Уверен, — легко согласился Амир. — Перспективные кадры я вижу издалека. Должность, которую я занимаю, отнюдь не наследственная, как вы могли бы подумать. То, что ранее её занимал мой покойный батюшка, вовсе не свидетельствует о преемственности и волосатой лапе. Его Величество назначал меня собственноручно, отметив организаторский и политический талант. Советник я по праву, а не по рождению.
За разговором настал вечер, за которым последовала столь долгожданная ночь, вот только мельтешение около брюха «Ястреба», вместо того чтобы успокоиться, только усилилось. Сидя у окна, я наблюдал, как группы кочевников в парадных нарядах стаскивали к обложенным камнями кострищам вязанки хвороста и ставили огромные тяжелые барабаны.
— Вот уж везет так везет, — покачал головой Ярош, наблюдая за приготовлениями к неведомому действу. — Обряд у них там, что ли, какой-то? Чего всполошились?
— И именно сегодня, — печально заметил сидящий позади Амир.
Тем временем ночь окончательно вступила в свои права и, подготовленные усердными сынами степей, вспыхнули костры, ярко осветив подход к основному шлюзу. То, что это был именно он, я уже не сомневался. Прижатые к брюху стальные стойки, высокий прямоугольный стальной лист, отличавшийся цветом от всей остальной обшивки, да, этот был именно он, вход в недра «Ястреба-четыре».
В конце улицы послышалось заунывное монотонное пение, и вперед, по направлению к ярко освещенной поляне, выдвинулась колонна. Каждый участник действия был обряжен в маску и нес перед собой факел. Кто-то начал трясти бубном, кто-то подвывать в рожок, и, как пульс гигантского человека, послышались первые удары ритуальных барабанов. В середине этой процессии шла группа юношей, без масок и нарядных одежд. Все без исключения были голыми по пояс, и тело каждого блестело в отблесках факелов, тщательно натертое маслом.
— Жертвоприношение? — предположил я первое, что пришло в голову.
— Отнюдь, — хмыкнул Амир. — Кочевники хоть и суеверный народ, но в столь варварских обычаях не замечены. В этот самый момент, господа, мы становимся свидетелями великого таинства степей. Ритуал, который происходит в данную минуту, не что иное, как признания мальчиков мужами и воинами. Посторонние сюда не допускаются, а узнать о нем мне довелось от пленных степняков.
Барабанный бой все набирал темп. Пение становилось активнее, увлекая за собой толпу, пьяня разум, застилая глаза и действуя поистине гипнотически. Некоторые, самые впечатлительные, принялись вскидывать вверх руки и приплясывать на месте. В какой-то миг в руках у старшего шамана появилась чаша, и он принялся черпать из большой деревянной бочки какую-то отраву и предавать по рядам. Каждый кочевник, получив в руки напиток, снимал маску или открывал лицо и делал несколько глотков, а затем передавал следующему. Отбоя от желающих не было.
— А это совсем интересно. — Советник почти прилип к окну, наблюдая, как заветная чаша, круг за кругом, обходит всех собравшихся на поляне. — Я думал, что удача покинула нас, но снова приятно удивлен. Сейчас у них всех поедет крыша, и мы без труда сможем подойти к челноку.
— Что они пьют? — поинтересовался я.
— Некий «НУХ», — хитро улыбнулся Банус. — Напиток степняков, настоянный на травах и корешках. Играя с концентрацией того или иного ингредиента, он способен как давать бодрость духа, так и вводить в состояние, близкое к буйному помешательству. Очевидно, они сейчас будут вводить себя в транс, чтобы напрямую поговорить со своими несуществующими богами. Коллективная беседа с создателем тут нормальное явление. Нет, право слово, дикари.
Толпа под окнами медленно, но верно входила в транс. Все, без исключения, воины с огромными луками, отбивающие бешеный ритм барабанщики, досужие зрители и сам шаман переходили в гипнотический транс, дергая руками и приплясывая. Наконец строй, окружающий посвященных, разомкнулся, и все юноши, оказавшись лицом к входу в корабль, рухнули на колени, а затем и распростерлись ниц, не переставая танцевать. Сначала мне будто бы показалось, что у юных кочевников приключился групповой эпилептический припадок, но чем дольше продолжалось действо, тем более все вставало на свои места.