– Люба-эква, – бабушке поклонились старики, – начинай праздник.
Бабушка властно взяла меня за руку, и потащила за собой. У чахлой северной берёзы, на взгорке, нас ждали молодые женщины. Увидев бабушку, они заулыбались и стали посыпать пригорок опилками. Рядом стояли две взрослые женщины с большими бубнами с металлическими подвесками. Посмотрев на бабушку, они стали ритмично бить в бубны, кивая в такт головами, в меховых расшитых шапках. Бабушка приосанилась, подхватила концы платка и развела руки. Платок развевался за спиной бабушки, будто крылья большой и нарядной вороны. Бабушка остановилась, притопнула ногой и запела:
– С моим появлением маленькие девочки, маленькие мальчики пусть родятся! На ямку с таловыми гнилушками я присяду. Замёрзшие руки свои отогрею, замёрзшие ноги свои отогрею. Долгоживущие девочки пусть родятся, долгоживущие мальчики пусть родятся!
У бабушки на удивление был сильный и высокий голос. Она ходила вокруг пригорка, подражая движениям птицы. Размахивала платком, приседала и наклоняла голову, как делают птицы, рассматривая что-нибудь. Бубны звучали всё громче, дополняя низкий звук туго натянутой кожи, нежно тренькали металлические подвески. Молодые женщины сыпали на пригорок опилки и подпевали бабушке. Ко мне подошла девушка и обняла за плечи. Маленькая и смешливая, луноликая, вспомнилось мне. Красивая. Точёные скулы и нос, раскосые, чёрные глаза. В таком же, как я меховом малахае, расшитом яркими бусинами и тесьмой.
– Я Эви-нэ, правнучка Любы-эква, можно просто Эви. Нэ – это значит девушка, а эква – старая женщина, – она взяла меня за руку и легонько пожала. – Я тебе объясню. Бабушка изображает Ворону, она прилетела к нам, на север и своей песней прогнала зиму. С пения Вороны наступил новый год. И на север пришла новая жизнь.
Я кивнула, рассматривая танец бабушки.
– Молодухи, – Эви-нэ кивнула в сторону женщин, сыпавших опилки на пригорок, – это матери. Они меняют мокрый цап – опилки, – поправилась Эви-нэ, – из люлек младенцев. Но сейчас, все пользуются памерсами, и вместо цапа насыпают просто опилки. На пригорок с цапом прилетит Ворона и будет греть свои лапки. А нам на хвосте принесёт весну и новых младенцев. Ворона покровительница матерей и младенцев.
– Кар! Кар! – звонко прокричала бабушка остановившись. Топнула ногой. – От крика Вороны проснулась Земля, – бабушка махнула одним крылом. – Кар! Кар! – она махнула другой рукой. – От крика Вороны проснулся человек и начался род людей! Люди были очень признательны вороне. И был тот день седьмым от начала месяца твёрдого наста.
Бабушка сложила свои руки-крылья, чуть наклонила голову.
– Кар! – опять вскрикнула она и взмахнула руками-крыльями.
Её окружили молодые женщины и стали пронзительно каркать.
– Песней Вороны нас приглашают к трапезе, – Эви-нэ потянула меня к накрытому столу. Там суетились пожилые женщины. Наливали в тарелки дымящийся суп и раздавали пришедшим на праздник. – Угощение – это уха из трёх рыб и суп из тетерева. Вкусно! – Эви-нэ подала мне тарелку с ухой. – Ешь!
Эви-нэ стала помогать женщинам, я слонялась с тарелкой ухи. Пар, поднимающийся от тарелки, щекотал ноздри, и пробуждал аппетит. И я решительно взялась за ложку. В прозрачном бульоне плавала морковка, лук и три больших куска рыбы. Густой, как желе бульон, тяжело скатывался в желудок и растворялся, оставляя сонную сытость и блаженство.
Я бродила среди жителей, нарядных, смеющихся и мешающих русские слова с мансийскими. Они улыбались мне и старались угостить пирогами, супом и конфетами.
– Туруму! – прорезал общий гомон мужской голос.
Все заволновались, повернулись к большому кедру. Эви-не подбежала ко мне:
– Пойдём! – она потянула меня. – Жертвоприношение! Сейчас это редко делают.
– Нет, – я испуганно затрясла головой.
– Пойдём, – она серьёзно посмотрела на меня. – Люба-эква сказала и для тебя тоже будет убито жертвенное животное. Духи спасли тебя. Это благодарность духам.
Она взяла меня за руку, и провела к дереву.
У кедра был привязан олень, он косил испуганно на толпу и хрипел. Два молодых мансийца держали его, не давая брыкаться. Подошли женщины с бубнами, резко ударили и задали жёсткий, рваный темп. К оленю подошёл старый, весь изрезанный морщинами мужчина, в меховом малахае.
– Это найт-хум, наш шаман, – Эви тихонько прошептала мне на ухо. – Он был призван духами, совсем маленьким мальчиком.
Бубны звучали всё громче и темп нарастал. Шаман, раскидывая руки, и выкрикивая непонятные мне слова, танцевал какой-то дикий танец. Олень хрипел всё больше. Собаки в предвкушении крови, бегали вокруг. Я старалась не смотреть, или, точнее, пыталась уловить тот момент, когда надо будет закрыть глаза, чтобы не увидеть убийства.
–Туруму! Туруму! Туруму! – от громких хриплых выкриков шамана я дёрнулась и увидела, как на снег струёй полилась кровь.
Для людей это был праздник. Хоть они и жили в мире, где есть телевизоры и компьютеры, и человек давным-давно летает в космос , но добрые и злые духи, боги, шаманы и жертвоприношения были также реальны в их мире, как в моём самолёты. Я закрыла глаза, чтобы не видеть умирающего оленя. Даже принесённого в жертву, для меня. Я стояла с закрытыми глазами, и слышала только радостные восклицания, бубны и резкие выкрики шамана.
– Выпей, – Эви ткнула мне кружку в губы, – будет легче.
Я инстинктивно глотнула тёплую густую, солоноватую жидкость.
– Пей, пей, – поторапливала меня Эви. – Духи милостливы к нам! Сейчас шаман разделает оленя и всех угостит свежим мясом. А шкуру и череп подарит духам, а кости закопает под деревом. Тогда олень сможет возродиться, и не будет злиться на нас.
Я поперхнулась и отвела руку Эви с кружкой.
– Что это? – пробормотала я, тяжело сглатывая.
– Кровь! – радостно ответила мне Эви. – Это кровь жертвенного оленя. Все должны её выпить. Тогда духи наградят тебя здоровьем и удачей.
– Кровь! Ты напоила меня кровью! – я схватила пригоршню снега и стала вытирать губы и язык. – Зачем? Какой кошмар! Режут оленя и все радуются, потом пьют кровь!
– Я не знаю, откуда ты, – спокойно сказала мне Эви, – но ты попала в наш мир. Духи привели тебя к нам. Ты пришла к нам, поэтому живи законами нашего мира.
– Да, – я взяла себя в руки, – ты права. Но можно я больше не буду пить кровь?
– Конечно! – обрадовалась Эви. – Сейчас наши парни покажут кто из них сильнее.
Шаман, читая благодарности богам и духам, сноровисто разделывал тушу оленя. Снял шкуру, и развесил её на ветках кедра, кости и череп, аккуратно закопал под корнями дерева. Мясо, нарезая на тонкие полоски, раздавал жителям. Жертвенное мясо не готовили в котле, его ели сырым. Я на такое не решилась, как не уговаривала меня Эви. Хватит экстрима на сегодня – кружка тёплой свежей крови, всё ещё вызывала лёгкую тошноту при воспоминании.
До вечера горели костры. Целый день танцы, угощения, песни. Праздник Вороны – и новый год и встреча весны. Я так устала – от солнца, праздника, еды и новых ощущения, что к вечеру просто валилась с ног. И пыталась где-нибудь просто посидеть. Чтобы унять дрожь слабости в ногах. Переварить все угощения и впечатления долгого дня. Но Эви, вытаскивала меня из всех укрытий танцевать, смотреть на состязания парней, петь. И всё время обзывала меня эквой – старухой.
Когда, наконец, праздник стал подходить к концу, я постаралась тихо улизнуть в чум бабушки, но Эви, снова остановила меня.
– Пойдём, сейчас останется только молодёжь. Будет весело! – она хитро посмотрела на меня. – Ты понравилась. И тебя ждут.
– Эви, я как старая эква, – со стоном произнесла я, – у меня больше нет сил. Я хочу спать. Только спать!
– Ты слабая, потому что не пьёшь кровь и не ешь свежее мясо, – качая головой, сказала Эви. – Иди. Бабушка придёт ещё не скоро. У стариков свои забавы.
Я нашла чум, скинула тяжёлый малахай и упала в свою меховую постель. Сон, только сон волновал меня сейчас. Ни развлечения, ни танцы, и не тем более тот, кому я понравилась.
– Гав! – пришёл Пёс и лёг рядом.
– Что «гав»? – пробурчала я, проваливаясь в сон. – Ты пришёл меня охранять?
Пёс, вместо ответа лизнул меня в нос тёплым языком. Я обняла его и заснула.
Ложись, ты умерла
Утром меня словно кто-то толкнул в бок. Я от неожиданности дёрнулась и проснулась. В чуме никого не было. Но над огнём висел котёл, и в нём что-то варилось. Пёс гавкал на улице, рядом с чумом. Люба-эква, разговаривала с ним, как с человеком.
– Ты молодец, – тихонько говорила она, – охранял её всё ночь. Хороший Пёс.
Я села, потянулась, и поняла, что я забыла, зачем я здесь. И правда, я шла, долго шла по подземельям, с каким-то важным делом, но зачем? Зачем?
Я вспоминала, подземелья, а что я там делала? И как меня зовут? Было странное ощущение, что ещё вчера я это помнила, но не хотела об этом думать, что-то я очень хотела забыть и забыла. И забыла, видимо, всё.
Над огнём тихо кипел котёл, по чуму распространялся запах варёного мяса. Я сидела, подперев щёки ладонями, и пыталась расшевелить свою память.
– Вот и славненько! – сообщила самой себе я. – Что я делала в подземельях? И самое главное, кто я такая?
В ответ на мой вопрос огонь в очаге затрещал, вспыхнул высоким столбом, выплеснувшись в дыру в самом верху чума.
– Фу, – вздохнула я, – чуть всё не спалил!
– Глупый агирись! – в чум вбежала испуганная бабушка. – Что ты сделала Духу огня?
– Ничего, – испугалась я.
– Ничего! – рассердилась Люба-эква. – На "ничего" Дух огня так не сердится.
– Ничего! Правда! Я проснулась, от толчка в бок. Но в чуме никого не было, – я оправдывалась, как маленькая девочка. – Проснулась и поняла, что я ничего не помню. Зачем я шла, куда, и, главное, как меня зовут. Ничего. Я помню только, что пришла из-под земли. Всё. Вчера я помнила, а сегодня – нет. Я хотела что-то забыть, и пожалуйста – забыла! – вытирая слёзы, закончила я.