— Все нормально. Все хорошо. Мы поговорим об этом позже. Пошли, нужно выбираться отсюда.
Глава 38
В объятиях темноты, окутанный запахом духов «Шанель номер пять», под теми самыми одеялами и простынями, что когда-то согревали его мать и которые он так бережно сохранял, Конфетка засыпал и просыпался, словно от толчка, хотя не помнил, чтобы ему снились кошмары.
Между периодами глубокого сна он размышлял о случившемся в каньоне этой ночью, когда он охотился и почувствовал, как кто-то невидимый положил руку ему на голову. Ничего подобного он никогда не испытывал. Его тревожил этот инцидент, пусть Конфетка и не знал, таилась в нем угроза или нет, и ему хотелось понять, что же все-таки произошло.
Поначалу он, конечно, решил, что почувствовал ангельское присутствие матери, парящей над ним. Но быстро отказался от такого объяснения. Если бы его мать прошла сквозь незримую границу, отделяющую этот мир от последующего, он бы обязательно узнал ее душу, особую ауру любви, тепла, сострадания. Он бы упал на колени под тяжестью ее призрачной руки и заплакал от счастья.
Какое-то время он рассматривал другой вариант: одна или обе его загадочные сестры обладали ранее скрываемым талантом, умели устанавливать прямую связь с разумом другого человека, вот и установили с ним по неведомой ему причине. В конце концов, они же могли каким-то образом контролировать кошек и, похоже, с легкостью подчиняли себе мелких зверушек. Может, с той же легкостью им удавалось проникать и в человеческий разум. Он не хотел, чтобы эта парочка, с бледной кожей и холодными глазами, копалась в его мыслях. Временами он смотрел на них и думал о змеях, извивающихся змеях-альбиносах, безмолвных и наблюдательных, чьи желания совершенно чужды человеку. От одного предположения, что они способны залезать к нему в мозг, по коже пробегал холодок, даже если они и не могли контролировать его.
Но, проснувшись в очередной раз, он отбросил эту версию. Если бы Виолет и Вербина обладали такими способностями, они бы давным-давно поработили его, точно так же, как поработили кошек. Толкнули бы на мерзкие, отвратительные деяния. Не было у них свойственного ему самоконтроля в вопросе плоти, и они постоянно нарушали одну из самых фундаментальных заповедей Божьих.
Он не мог понять, почему мать заставила его поклясться, что он будет оберегать и защищать близняшек, не мог понять и другого: как могла она их любить. Разумеется, сострадание к своим неудачным отпрыскам служило еще одним доказательством ее святости. Прощение и понимание струились из нее, как чистая, холодная вода из артезианской скважины.
Он вновь заснул. А когда проснулся, опять будто от толчка, и повернулся на бок, увидел сквозь щель между шторами, что на востоке затеплилась заря.
Мелькнула мысль, что ночью в каньоне он ощутил не сестер, а Френка, своего брата. Но и в это не поверил. Если бы Френк обладал телепатическими способностями, он бы нашел возможность употребить их на то, чтобы уничтожить его, Конфетку, и сделал бы это давным-давно. Френк был менее талантлив, чем их сестры, и значительно менее талантлив, чем он, Конфетка.
Тогда кто же дважды касался его разума? Кто посылал бессвязные слова, которые эхом отражались в его голосе: «Кто?.. Где?.. Что?.. Почему?.. Кто?.. Где?.. Что?.. Почему?..»
Прошлой ночью он попытался набросить ментальную петлю на это таинственное существо. Когда оно торопливо ретировалось, бросился следом, разумеется, в ментальной плоскости, но не смог сохранить контакт с ним. Однако чувствовал, что способен развить в себе эту способность.
И если этот незнакомец вернется, он выпустит из своего разума нить, которая завяжется на незваном госте узелком и, когда тот обратится в бегство, протянется за ним до его головы. Все свои двадцать девять лет он думал, что только его ближайшие родственники обладают так называемыми психическими способностями. И если кто-то еще наделен таким даром, он, Конфетка, должен его найти. Такой человек, рожденный не его святой матерью, был соперником, угрозой, врагом.
И хотя солнце еще не успело подняться, он знал, что больше ему не уснуть. Отбросил одеяло, пересек темную, заставленную мебелью спальню с уверенностью слепого, находящегося в знакомом месте, прошел в примыкающую к спальне ванную. Запер дверь, разделся, ни разу не взглянув в зеркало. Справил малую нужду, не посмотрев на ненавистный орган. Принимая душ, намылил и помыл его рукавицей-мочалкой, которую сам и сшил, с тем чтобы она защищала его невинную руку от разлагающего влияния чудовищного, мерзкого отростка, торчащего под животом.
Глава 39
Из больницы в Орандже они прямиком поехали в свой офис в Ньюпорт-Бич. Им многое предстояло сделать, а тающее на глазах здоровье Френка указывало на то, что нужно спешить. Френк ехал в машине Хола, Джулия следовала за ними, чтобы помочь, если случится что-то непредвиденное. У нее и у Бобби складывалось впечатление, что все это расследование — сплошная череда непредвиденных событий.
Когда они прибыли в тихий и пустынный офис (рабочий день начинался только через два часа), солнце уже полностью поднялось над горизонтом, но пряталось в облаках. Тонкая полоска чистого неба, словно щелка под дверью шторма, виднелась лишь над океаном, на западе. Как только все четверо пересекли приемную и вошли в кабинет Бобби и Джулии, божественная рука повернула небесный рычаг: дождь перестал бить в большие окна, оставив на стекле лишь множество маленьких капелек, которые чуть поблескивали в тусклом свете облачного утра.
Бобби указал на туго набитую наволочку, которую нес Хол.
— Отведи Френка в туалет и помоги ему переодеться в одежду, в которой он поступил в больницу. А потом мы внимательно осмотрим одежду, которая сейчас на нем.
Координация движений и силы уже вернулись к Френку. Помощь Хола ему не требовалась. Но Джулия знала, что отныне Бобби будет держать Френка под постоянным наблюдением, ни на секунду не выпуская из виду. Кто-то будет всегда и всюду его сопровождать, чтобы не упустить какую-нибудь мелочь, которая может стать ключом к разгадке его внезапных исчезновений и появлений.
Прежде чем пройти в туалет, Хол вытащил из наволочки измятую одежду. Саму наволочку с оставшимся содержимым положил на стол Джулии.
— Кофе? — спросил Бобби.
— И побыстрее, — ответила Джулия.
Он прошел в кладовую, которая примыкала к приемной, чтобы включить одну из стоявших там кофеварок.
Сидя за столом, Джулия опорожнила наволочку. В ней лежали тридцать пачек с сотенными, туго перехваченные резинками. Наугад Джулия выбрала две пачки и в каждой пересчитала купюры. Сто и сто. По десять тысяч долларов в каждой пачке. К тому времени, когда Бобби принес поднос с кружками, ложками, сливками, сахаром и полным кофейником, Джулия уже знала, что это самый большой из трех денежных уловов Френка.
— Триста «штук», — доложила она Бобби, когда тот поставил поднос на стол.
Бобби присвистнул.
— И сколько же всего?
— С учетом этих денег у нас скопилось шестьсот тысяч долларов.
— Скоро нам придется менять сейф. Наш, пожалуй, будет маловат.
Хол Яматака положил на кофейный столик одежду Френка, в которой тот приехал из больницы.
— Что-то странное с «молнией» его брюк. И я не о том, что она не работает, хотя это так. Речь совсем о другом.
Хол, Френк и Джулия пододвинули стулья к низкому столику со стеклянной поверхностью и пили крепкий кофе, тогда как Бобби сидел на диване и внимательно разглядывал «молнию». Помимо странностей, замеченных им в больнице, он обнаружил, что большинство зубцов «молнии» металлические, как им и положено, но примерно сорок, разбросанных по всей длине, вроде бы из черной жесткой резины. Собственно, застежка и застряла на двух резиновых зубцах.
Бобби с любопытством рассматривал эту необычную «молнию», медленно проводил пальцем по сцепленным зубцам, пока его не осенило. Он поднял один ботинок Френка и взглянул на каблук. Не обнаружил ничего необычного. Зато в каблуке второго ботинка, погруженные в резину, блестели тридцать или сорок металлических точек.
— Есть у кого-нибудь перочинный нож? — спросил Бобби.
Хол вытащил нож из кармана. Острием Бобби выковырял из каблука пару блестящих прямоугольников, которые, похоже, попали в резину, когда ее заливали в форму. Зубцы «молнии». Они со звоном упали на стеклянную поверхность кофейного столика. Бобби нисколько не сомневался, что металлических точек в каблуке ровно столько же, сколько в «молнии» резиновых зубцов.
Сидя в кабинете Джулии и Бобби, украшенном постерами с изображениями героев диснеевских мультфильмов, Френк Поллард испытывал невероятную, ни с чем не сравнимую слабость. Будь на его месте Дональд Дак, так тот сполз бы со стула и распластался на полу с поникшими перышками. Усталость накапливалась с каждым днем, с каждым часом, с того самого момента, как на прошлой неделе он пришел в себя в темном проулке, а теперь вот будто прорвало дамбу, и ее поток захлестнул его. Причем по плотности усталость не уступала жидкому свинцу, так что он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, с трудом удерживал голову, которая так и норовила ткнуться подбородком в грудь. Ныли все суставы, даже локтевые и кистевые, а колени, бедра, плечи просто болели. Он словно подхватил какую-то вирусную инфекцию, которая не вызывала высокой температуры, но напрочь лишала сил. А вот ощущение слабости не притуплялось, скорее, наоборот, обострялось. От громких звуков его корежило, яркий свет вызывал резь в глазах, значительно повысилась чувствительность к горячему и холодному.
И эта усталость только частично объяснялась недосыпанием: ночью ему удалось поспать лишь пару часов. Если Хол Яматака и Дакота говорили правду, а у Френка не было оснований им не верить, за ночь он невероятным образом несколько раз исчезал, а вернувшись и наконец оставшись на кровати, ничего не мог вспомнить. Какой бы ни была причина этих исчезновений, куда бы он ни отправлялся, зачем и почему, само исчезновение, похоже, требовало немалых затрат энергии, точно так же, как ходьба, бег, поднятие тяжестей и любое другое физическое действие. А потому его слабост