— Семьдесят лет прошло с тех пор, как умерла женщина, которую я любил. Умерла, вместе с новорождённым ребёнком. Моей дочкой, — Иннокентий Иоаннович тяжело вздохнул, устремив взгляд невидящих глаз куда-то вдаль.
Мне стало неуютно, от понимания того, что ему до сих пор больно и память не даёт забыться и жить дальше. Но тут мозг обработал полученную информацию и заставил меня нахмуриться. По словам соседей, жена деда Кеши умерла лет десять назад. Тогда о ком он говорит, чёрт возьми?
Чувствуя, что голова идёт кругом от всех возможных вариантов, чтобы не упасть с ненадёжного сооружения, ухватилась за руку старика.
— Дед Кеша, — медленно произнесла, стараясь не думать о том, что мои догадки верны.
— Чегой? — тихо отозвался Иннокентий Иоаннович.
— Но я слышала, что ваша жена умерла десять лет назад. Почему семьдесят? — виски заломило, а к горлу подступила тошнота. Врач предупреждал, что мне нельзя перенапрягаться, но каких-то критериев определения уровня нагрузки дать не смог. Просил только осторожнее быть.
— Доложили, кумушки? — усмехнулся тот и посмотрел на меня. Увидев, в каком я состоянии (сомневаюсь, что лучший, в своё время, врач-акушер мог не правильно истолковать зелёный цвет лица и дёргающиеся колени), дед Кеша тревожно нахмурился и стал медленно подниматься со скамейки. Встав, он протянул мне руку. — Пойдём. доведу тебя. А то ты бледная, дрожишь и потом холодным покрылась. Тебе врач ничего не говорил по поводу нагрузок, ась?
— Говорил, — слабо улыбнувшись, осторожно встала, положив свободную от пакета с едой руку на живот. — Только у меня угадать никак не получается, когда остановиться надо.
— Ох, молодёжь, — покачал головой Иннокентий Иоаннович, подставляя мне свой локоть.
Зайдя в подъезд, аккуратно и не спеша поднялись вдвоём с дедом Кешей на третий этаж, где и находилась моё временное пристанище.
Открыв дверь, пропустила старика вперёд, зайдя следом и сразу же направившись на кухню. Сложив покупки в холодильник, налила себе и деду Кеше сока, после чего вернулась к своему гостю, уже успевшему удобно расположиться в кресле в единственной комнате.
— Спасибо, милочка, — усмехнулся Иннокентий Иоаннович, с благодарностью принимая у меня стакан. Взглядом указав на диван, старик велел, тоном не терпящим возражений. — Садись. А то рухнешь ещё в обморок, что я с тобой делать буду, а?
— Да ладно вам, дед Кеша, — вздохнув, всё же последовала его совету. Отпив сока, зажмурилась от удовольствия. — Ох, хорошо как… И всё же, почему вы сказали, что ваша любимая женщина умерла семьдесят лет назад?
Стари помолчал немного, снова смотря в никуда и вертя в руках свою старую трость. Затем поставил стакан на журнальный столик и заговорил, тихим, усталым голосом:
— Я тогда молодым врачом был. Сосунок ещё, ни войны, ни жизни не видел. Влюбился в неё, когда учёбу заканчивал. Она меня на год младше была. Я ж не знал, как к ней подступиться, пока счастливая случайность не свела нас на одном студенческом празднике. Такого счастья, как в тот момент, когда она согласилась со мной встречаться, я не испытывал ни до этого момента, ни после. Мы начали жить вместе, и это было самым лучшим временем, — дед вздохнул. — Вот только я всё сам и испортил. Теперь-то понимаю, что одного виноватого в том, что случилось, быть не может. В любви всегда два человека участвует. И виноватыми они могут быть только оба. Но тогда… Я её подавлять начал. Диктовать условия свои. Ревностью изводил. Тамара терпела. Долго терпела, за что уважаю её до сих пор. Затем в один далеко не прекрасный день, она собрала вещи и ушла. И даже встречаться со мной не захотела после, — дед Кеша говорил и говорил, а за каждым его словом слышалась глухая тоска и боль потери, отзывающаяся в моей душе грустью и печалью. — Я со злости уехал в другой город. И только там, спустя некоторое время, понял, что люблю-то её одну. И что согласен быть с ней на любых условиях. Пусть даже придётся себе на горло наступить… Я поехал обратно, хотел прощение попросить. Да, хотел, — старик замолчал, нервно теребя край пиджака.
— Она не простила?
— Эх, если бы так, милочка, — печально усмехнулся Иннокентий Иоаннович. — Когда я приехал в свой родной город, её родители рассказали мне, что Тамара поехала за мной. Она стояла на остановке, когда какой-то мужчина, за рулём машины, сбил её. Насмерть. Вместе с нерождённой девочкой. Так я в один день стал сиротой… И не смог больше никого полюбить так же, как мою Тамару. Конечно, после войны, вернувшись домой, женился. Семью завёл… Вот только чувства притупились и любить больше не мог. Радует, что жена попалась мне понимающая… Да и прожили мы с ней, душа в душу. Сына вон, воспитали. Да…
— Сочувствую вам, — вздохнув, допила сок и обеспокоенно посмотрела в строну окна. — Вас не потеряют?
— Детонька, я ж не к тому тебе рассказал, что бы ты меня старика жалела, — дед Кеша покачал головой. — Я тебе хочу сказать, что бы ты из-за обиды своей, жизнь себе не поломала. Про ребёнка молчу уж.
— Это всё сложно, — хмыкнув, покачала головой. — И далеко не так красиво и с таким накалом чувств, как у вас, дед Кеша. Вы на кладбище поедете?
— Да. Положу цветы на могилу. И попробую научиться жить без неё. Снова, — Иннокентий Иоаннович неспешно поднялся с кресла и качнул головой. — Сиди. Сам захлопну за собой. Но над моими словами подумай. Настоящая любовь даётся в жизни всего один раз. Остальное всего лишь её суррогаты.
— Дед Кеша, я подумаю. Честно, — кивнула головой и тепло улыбнулась старику. — Удачи вам.
— Да на кой она мне… Удача ваша, — проворчал Иннокентий Иоаннович и удалился, громко хлопнув дверью.
Устало прикрыв глаза, откинулась на спинку дивана. В чём-то этот добродушный старичок был, несомненно, прав. Но принять, понять, простить…
Разве можно простить то, как предали твоё доверие? Или то, что не пожелали считаться с твоим мнением? А уж про последние дни нашей совместной жизни я вообще предпочитаю не вспоминать. Не было там ничего того, за что стоило бы бороться.
Или всё же было?
Помотав головой, отгоняя ненужные мысли, широко зевнула, потянулась и неспешно поднялась с дивана. Отдых это хорошо, никто не спорит, но нужно приготовить себе чего-нибудь поесть. Да и к вечеру вещи выбрать. Всё-таки впервые за несколько месяцев я согласилась пойти прогуляться с мужчиной.
Не то, что бы Саша мне по-настоящему нравился, нет. Обжёгшись на воде, теперь дую на всё подряд. Но с ним, по крайне мере, я чувствовала себя относительно спокойно и не шугалась уже, как первое время.
Сердце неприятно кольнуло чувство вины. От этого ощущения так и не получилось избавиться, зато удавалось довольно успешно подавлять. В конце концов, как говорила моя мама: «Не оглядывайся назад, иди дальше».
Посмотрев на часы, скорбно вздохнула. Однако, за разговором с дедом Кешей не заметила, как пролетело время и до назначенной встречи осталось всего ничего, каких-то полтора часа. Так что сначала в душ, затем переоденемся и только потом лёгкий обед. Если не уляпаюсь, можно будет поздравить себя с прогрессом. А то эта беременность сделала меня жутко неуклюжей.
Что бы было не так скучно, включила маленький музыкальный центр, предварительно воткнув в него флэшку. Поставив произвольное воспроизведение, прихватила полотенце и скрылась в ванной, мурлыкая себе под нос мелодии в исполнении группы «Bond». Квартет из трёх скрипок и одного контрабаса казался мне бесподобным.
В круговерти забот, мысли о прошлом, как и о Волкове, в голове практически не появлялись. Сначала душ, затем выбор наряда, готовка… Время стремительно летело, даже не думая замедлять свой ход, поэтому я едва не пролила на себя горячий чай, когда раздался стук в дверь. Конечно, я знала, что Александр должен был зайти за мной, но даже не представляла, что до назначенного часа не осталось ни одной минуты.
— Что б тебя, — недовольно поморщилась, но поставила чашку на стол и осторожно выбралась из-за стола. С какого-то момента, я стала излишне раздражительной, когда кто-то прерывал мои занятия. И хотя зачастую вины человека в этом не было, злости у меня не убавлялось.
Перепады настроения помогали довести до истерики даже практически непробиваемую тётку со стороны матери. На их месте, я бы давно уже себя прибила, что бы нервы зря не тратить.
Стук в дверь повторился. Помянув недобрым словом пунктуальность, глубоко вздохнула и поплелась в коридор. Открывать придётся в любом случае, а то Саша ещё и беспокоиться начнёт, не случилось ли со мной чего-нибудь. Что удивительно, парень знает, что я к нему не испытываю ничего, кроме дружеской симпатии. И, тем не менее, с маниакальной настойчивостью приглашает меня на свидания, дарит подарки и делает комплименты. Глубокая беременность при этом этого представителя сильного пола нисколько не пугает.
Щёлкнув выключателем, повернула ключ в замке и открыла дверь. На пороге стояло милое, симпатичное белобрысое чудо, с мягкой улыбкой и счастливым взглядом голубых глаз. Ямочки на щеках, лёгкий, ровный загар, спортивное телосложение. Всё это делало его объектом желаний всей женской части коллектива магазина спортивных товаров, что находился напротив книжного, где мне удалось найти работу. Местные сплетницы выдавали множество теорий на вопрос, почему он заинтересовался именно мной, но когда мы только познакомились, лично я не помышляла ни о каком романе. Парень как парень. Ну красивый, ну привлекательный.
Вот только никаких чувств не вызывает. Разве что лёгкую заинтересованность, не более того.
— Привет, — Саша улыбнулся ещё шире и протянул мне букет ромашек. — Готова к прогулке?
— Хороший вопрос, — задумчиво протянула, постукивая пальцем по подбородку. То ли от жизненной ситуации, то ли от положения, в котором пребывала, но характер, и без того не отличавшийся лёгкостью, стал ещё хуже.
Если такое вообще возможно.
— Мамочка опять не в духах? — рассмеялся Сашка, уже успевший привыкнуть к моим закидонам. Да и злиться на него было невозможно. Во всяком случае, долго.