инию. Между тем Тара не сдавалась. «Я совершенно не нервничала, – вспоминала она. – Я была уверена, что поступаю правильно, и чувствовала, как меня окружала энергия Джея».
Женщина рассказала собравшимся о том глубоком чувстве вины, которое взвалила на себя: она – опытная медсестра приемного покоя и отделения интенсивной терапии – позволила Джею умереть у себя на глазах. Вдова не могла себя за этой простить. Она описала им, в какой затруднительной ситуации оказалась у его постели, пытаясь выступать в роли заботливой супруги, а не медсестры. В тот момент из ее груди вырвался одинокий всхлип. Он эхом разнесся по комнате, отражаясь от твердых поверхностей и безмолвных тел. Тара быстро взяла себя в руки: она не собиралась раскисать перед этими людьми, чтобы на нее махнули рукой как на слишком эмоциональную жену.
Она умоляла их сделать выводы из случая Джея, упрашивала их тратить больше времени и денег на обучение медсестер. Тара объяснила, что не хотела судиться: это противоречило ее характеру и взглядам. Для нее было совершенно немыслимо подавать иск на представителей собственной профессии. Она в итоге сделала это, лишь осознав, что больницы разбираются с проблемами, лишь когда на кону оказываются крупные суммы.
Но у нее было такое ощущение, словно ее слова пролетают мимо ушей. Все собравшиеся за столом, казалось, следили за секундной стрелкой часов, мечтая поскорее вернуться к электронным таблицам и квартальным отчетам. Тара уже было собиралась закончить встречу, когда Констанс, старшая медсестра ОТКМ, попросила слова.
«Я помню Джея, – тихо сказала женщина, – равно как и все остальные на этаже. Его не забыли». Слезы навернулись у нее на глазах, и Тара почувствовала, как у нее самой защемило сердце. «Может быть, – подумала Тара, – меня не одну терзает чувство вины».
«Случилось ужасное», – сказала Констанс, и больничный адвокат заерзал на стуле. «Тот день стал худшим в моей медицинской практике, – продолжила она, не обращая на него внимания, – и я глубоко сожалею о случившемся».
Затем она посмотрела Таре в глаза и сказала: «Вы больше всех остальных старались спасти Джея».
Было почти слышно, как душащая Тару вина впервые ослабила хватку. Кто-то – кто-то – отметил ее усилия. В словах Констанс забрезжил первый слабый намек на помилование. Может, Тара не была никчемной медсестрой, которой себя ощущала, или никудышной женой, или бесполезным защитником. Может, Джей умер не из-за того, что она оказалась недостаточно умной, настойчивой или недостаточно преданной. Может, смерть мужа и не была ее виной.
Тара дала себе слово не плакать на этой встрече – ничто так эффективно не спишет ее со счетов, как лужа слез, – однако больше просто не могла сдерживаться. Было очевидно, что ей ни к чему не удастся прийти ни с одним из врачей, ни с одной из медсестер Джея. «Спасибо, – выдавила она из себя, глядя на Констанс. – Спасибо, что спасли мне жизнь». Эти несколько слов старшей медсестры стали единственной человеческой реакцией, которую Тара получила от больничной системы.
12Есть ли способ лучше?
Если американская система судебного преследования за врачебную халатность настолько сложная и дорогостоящая, в связи с чем недоступна для большинства пострадавших пациентов, то будет уместно спросить, есть ли способ делать это лучше? Как разбираются с такими проблемами в других странах?
КОММЕНТАРИЙ ЮРИСТА РФ
В России нужно будет заплатить только государственную пошлину. За судебно-медицинскую экспертизу заплатит проигравшая сторона. Поэтому возможность судиться доступна каждому гражданину.
Заходит ли речь о мебели для самостоятельной сборки, обуви с аэродинамической подошвой, тюремных реформах, переработке отходов, саунах или просто о старом добром счастье, многим на ум в качестве образца для подражания сразу же приходят скандинавские страны. Так что, пожалуй, неудивительно, что одни из самых продуманных подходов к врачебным ошибкам берут свое начало в широтах, где не обойтись без качественного термобелья.
Дания является любопытным образцом для изучения: несмотря на прямо противоположную систему медицинского страхования (государственное медицинское страхование в отличие от преимущественно частной системы в США), она на самом деле начала с очень похожей стратегии судебного преследования за врачебную халатность, пускай и в гораздо меньшем масштабе. До 1992 года люди, считавшие себя пострадавшими от рук системы здравоохранения, должны были обращаться в суд. Они сталкивались с теми же препятствиями, что и пациенты в Америке: было непросто добиться судебного разбирательства, если понесенный ущерб выражался в недостаточно крупной сумме, а еще труднее было доказать сам факт халатности. На практике большинство пациентов, столкнувшихся с ошибкой врачей, не имели возможности отстоять свои права.
В 1992 году страна решила последовать примеру северных соседей и принять систему компенсации без определения вины 1. Ее суть заключалась в том, чтобы выплачивать скромную компенсацию любому пациенту, получившему недостаточно качественную медицинскую помощь или столкнувшемуся с редкими или серьезными осложнениями. При этом не имеет значения, стал ли неблагоприятный исход лечения результатом ошибки, халатности или банального невезения.
За счет устранения необходимости доказывать вину гораздо больше людей могут рассчитывать на компенсацию. А благодаря избавлению от состязательной составляющей врачам больше не нужно заниматься самообороной. Эта Система компенсации пациентам, как ее назвали в Дании, устранила основные препятствия, с которыми сталкивались больные в рамках прежней стратегии судебного преследования за халатность. Воспользоваться ею гораздо проще, поскольку нет необходимости искать адвоката, готового взяться за дело. Кроме того, она значительно упрощает весь процесс, потому что нужно заполнить один-единственный бланк. К тому же услуга оказывается бесплатно, так что на пути пациентов нет никаких финансовых барьеров. Врачи и больницы могут даже подавать документы от имени пациентов, что зачастую и делают.
Эти дела рассматриваются административной комиссией, аналогичной американскому совету по компенсациям работникам. Она состоит из медицинских и юридических экспертов, которые изучают подробности оказанной пациенту помощи, наряду с комментариями врача или руководства больницы. Больному присуждается компенсация, если уход признается не соответствующим стандартам (медицинской помощи для высококвалифицированного специалиста в этой области) либо если неблагоприятный исход является «более тяжелым, чем пациент должен был перенести с разумной точки зрения» 2. Как правило, порядка одной трети всех случаев признаются заслуживающими компенсации. У больных, получивших отказ, есть возможность подать апелляцию, однако по этому пути идут совсем немногие.
Из-за того что люди избавлены от мучительной необходимости доказывать халатность медперсонала, в Дании гораздо большей части пострадавших присуждают финансовую компенсацию (примерно в четыре раза чаще, чем среди американцев, с поправкой на численность населения). Датские пациенты, как правило, получают выплату в течение семи-восьми месяцев, в то время как в США судебный процесс растягивается в среднем на пять лет.
Выплаты здесь по американским стандартам весьма скромные – в среднем 30 000 долларов – однако в астрономических суммах нет необходимости, ведь государственная система здравоохранения защищает датчан от гор медицинских счетов, с которыми приходится иметь дело американцам. Причем даже пациентам, которым не удалось добиться компенсации или которые вообще не стали подавать на нее заявления, в Дании не грозит банкротство из-за нанесенного здоровью ущерба благодаря куда более развитой системе социального обеспечения. Так, здесь довольно щедрые пособия по безработице и инвалидности. После выхода на пенсию все граждане получают пенсионные выплаты. У них не накапливаются долги за детские сады и колледжи, так как все это бесплатно. И конечно же, датчане, в отличие американцев, никогда не переживают о потере медицинской страховки вместе с работой, так как здравоохранение тут гарантировано для всех.
Вас, наверное, не удивит, что Дания считается одной из самых счастливых стран в мире. Ее жители придумали «Лего», в конце концов, и могут похвастаться старейшим парком развлечений, открытым еще в 1583 году. Но пока вы не успели забронировать билеты до Копенгагена, спешу напомнить, что в разгар зимы солнце садится вскоре после обеда. Кроме того, Кьеркегор[74] или «Гамлет» здесь только и ждут, чтобы нагнать на вас тоску.
Летом 1997 года, через несколько лет после введения Системы компенсации пациентам, доктор Бет Лилья вместе с семьей отправилась в отпуск на Карриаку[75]. Для вечно пропадающего на работе акушера-гинеколога отдаленный остров в Карибском море казался идеальным местом для отдыха: кроме чистейшего пляжа, на его территории площадью 34 квадратных километра ничего не было. В отдаленности, однако, есть и свои минусы. Когда Лилья прочитала все, что взяла с собой, оказалось, что на острове нет книжных магазинов, где она могла бы пополнить книжные запасы. Таким образом, когда из Нью-Йорка прибыл ее коллега, чтобы присоединиться к ней в отпуске, она быстро набросилась на пухлый воскресный номер «Нью-Йорк Таймс», предусмотрительно положенный им в ручную кладь.
Ее внимание тут же привлек заголовок статьи, ставшей темой номера: «Как спасти следующую жертву?» 3. В публикации рассказывалось о двухмесячном Хосе Мартинесе, младенце с врожденным пороком сердца, которому внутривенно ввели дигоксин для лечения симптомов застойной сердечной недостаточности. Дигоксин, изначально получаемый из цветков наперстянки в форме колокольчиков, имеет чрезвычайно маленькую широту терапевтического действия, то есть разница между лечебной и токсичной дозой минимальная. (Одним из побочных эффектов дигоксина – помимо тошноты, рвоты, сердечной аритмии и смерти – являются галлюцинации в виде необычных желто-зеленых ореолов. Ряд историков полагает, что Ван Гог принимал экстракт наперстянки – он нарисовал своего врача с этим цветком в руках – и что именно этот побочный эффект и стал причиной поразительных желтых вихрей в знаменитой «Звездной ночи».)