Как-то раз поздним вечером в конце марта Гленн и его соседи готовились к ежегодному поджогу. Большинство делали это вместе вот уже несколько лет, однако в прошлом году был введен запрет на костры из-за сильнейшей засухи, так что в этом году подлесок был вдвое гуще обычного. Ситуация еще больше усугублялась распространением инвазивного[79] сорняка под названием гумай, цепкие стебли которого способны вырастать до двух метров в высоту, а корни образуют коварную подземную сеть ботанической заразы.
Переливная труба в плотине предохраняла озеро от разлива, особенно во время сильных дождей. Вытекающая из нее вода образовала мелкий ручеек на сухой стороне плотины, ближе к западному концу 150-метровой насыпи. Именно возле этого ручья добровольцы ровняли разросшиеся кусты с землей бензокосами. Было очень важно расчистить место вокруг трубы, чтобы огонь не подошел слишком близко и не расплавил ее.
Для 60-летнего мужчины Гленн был в отличной форме. Благодаря страсти к садоводству он всю жизнь много времени проводил на свежем воздухе, занимаясь физической работой, так что без труда мог расправиться с кустами. План заключался в том, что она группа подожжет растительность на восточном крае плотины – огонь должен был двинуться на запад, перейти через сооружение и спуститься к озеру. Затем планировалось избавиться от кустов на западном крае, ближе к тому месту, где выступала переливная труба, чтобы встречный огонь не дал распространиться пожару – пламя должно было пойти на восток и вверх по плотине.
До конца не ясно, что именно случилось потом – Гленн позже сказал Нэнси, что, как ему показалось, встречный огонь зажгли слишком рано, – однако участок возле ручья загорелся, и пламя окружило двоих мужчин. Напарнику Гленна удалось выбраться на дорогу, идущую параллельно плотине. Понимая, что ему не уйти от огня, Гленн бросился в крошечный ручеек из переливной трубы, стараясь как можно глубже погрузиться в мелкую воду.
Это сработало. Когда Гленн поднялся из ручья, он чувствовал, что, хоть левая сторона лица и обгорела, в остальном он был в порядке. Больше всего мужчина расстроился из-за того, что где-то в ручье с него слетели очки. Несколько минут он копался в грязи вокруг, однако так ничего и не нашел. Сдавшись, он поднялся к дороге и забрался в кузов своего грузовика. Один из мужчин отвез его домой.
Гленн стоял в дверях весь мокрый и в саже, и Нэнси он, как она потом вспоминала, напомнил персонажа одного из тех ужастиков про болота 1950-х годов. Первым делом мужчина спросил: «У меня хоть брови остались?» Жена заверила его, что остались, однако, глянув на его обожженное лицо, предложила съездить в больницу.
Супруги согласились, что Гленну перед этим стоит как минимум смыть с себя пару слоев сажи. Нэнси помогла ему стянуть грязные сапоги. Гленн поставил их в гараж, чтобы не пачкать дом, и направился в душ. Сняв свою мокрую почерневшую одежду, он обнаружил, что спина тоже обгорела и была в волдырях. После душа, в халате и тапочках, он забрался на пассажирское сиденье машины, и Нэнси отвезла его в местную больницу, до которой было 10 минут езды. По дороге они лишь дважды нарвались на красный сигнал светофора, однако Гленн велел ей не останавливаться.
«Оставайся здесь», – сказала она мужу, когда они приехали, и поспешила ко входу в приемный покой, чтобы попросить кресло-каталку. Там его не оказалось, однако юноша в приемной предложил помочь. Не успели они, однако, добраться до двери, как увидели Гленна, шагающего по парковке в домашних тапочках и темно-синем халате с серой отделкой. Была почти половина седьмого вечера, однако из-за перехода на летнее время в небе до сих пор ярко светило солнце.
Медсестра приемного покоя быстро приняла мужчину. «Скорее всего, его потребуется направить в ожоговый центр», – сказала она. «Ожоговый центр – это уже серьезно», – подумала, как потом вспоминала, Нэнси. Скорее всего, его придется переправлять по воздуху в Денвер или Даллас.
Когда же врач приемного покоя осмотрел Гленна, ситуация оказалась более обнадеживающей. «Ожоги не настолько сильные, чтобы отправлять Гленна в ожоговый центр, – сказал он Нэнси. – Но мы поместим его в палату интенсивной терапии». Женщина, все еще ошарашенная случившимся, испытала некоторое облегчение: все было не так уж и плохо. Вместе с тем она переживала, не останутся ли у Гленна на лице шрамы от ожогов. В любом случае было здорово, что он будет недалеко от дома, а не в нескольких часах езды в другом штате.
Местная клиника была новой – по крайней мере, здание построили совсем недавно. Основной трудностью сельских больниц всегда было привлечь – и удержать – достаточное количество врачей. Заманить в далекие тихие места врачей, которые обычно концентрируются вокруг медицинских центров в крупных городах, где проходили подготовку, не так-то просто. Вот и начали появляться новые учреждения, оборудованные по высшему разряду – в том числе и с палатами интенсивной терапии – в надежде, что это поможет привлечь медиков из крупных городов.
В организме человека довольно сложно поддерживать водный баланс, особенно если из-за ожогов отсутствует барьер для испарения жидкости – кожа. Поэтому были созданы специальные ожоговые центры.
В приемном покое этой больнице поочередно дежурили – как это часто бывает в приемных покоях больниц в маленьких городах – врачи разных отделений. На самом деле такая модель была стандартной практикой по всей стране до 1979 года, когда неотложная медицина стала признанной специальностью. В большинстве крупных клиник теперь на полную ставку работают врачи неотложной медицины, однако в сельских больницах приходится обходиться старой системой.
Аналогично, в палате интенсивной терапии соответствующие специалисты не работали круглосуточно – здесь также поочередно дежурили разные врачи. На самом деле им даже пришлось открыть эту палату, чтобы положить в нее Гленна. Был уже поздний вечер, когда его доставили туда из приемного покоя. Медсестра интенсивной терапии, ставившая ему капельницы, повернулась к Нэнси и сказала: «Я постараюсь, чтобы его перевели в ожоговый центр». Тогда-то Нэнси и узнала, что он расположен всего в часе езды в Уичито, а не в другом штате, как думала она.
Кода люди с ожогами обращаются за медицинской помощью, оценка их состояния производится по двум показателям: тяжесть ожогов и их распространенность. Тяжесть определяется по глубине ожога по отношению к коже и нижерасположенным тканям: повреждения бывают первой (поверхностные), второй (глубокие) и третьей степени (полное поражение кожи). Распространенность определяется в процентах от общей поверхности тела. «Правило девяти» позволяет быстро оценить процент обожженной поверхности тела – на руки и голову приходится по 9 %, а на ноги, грудь и спину – по 18 %.
Чем глубже ожоги и чем большая часть поверхности тела поражена, тем серьезнее ситуация. У Гленна были повреждения на лице, груди, спине и животе. Согласно первичной оценке в приемном покое, у него был ожог второй степени (глубокий) 30 % поверхности тела.
Лечение таких травм строится на четырех основных столпах. Первым делом необходимо обеспечить проходимость дыхательных путей, так как вдыхаемый дым представляет огромную опасность для легких. Кроме того, из-за обильного перемещения жидкостей в организме, которое обычно наблюдается после ожогов, может произойти отек дыхательных путей с их последующим перекрытием. Поэтому сильно обгоревших пациентов обычно подключают к аппарату ИВЛ.
Второй столп – это гидратация организма, так как кожа является главным барьером, удерживающим все жидкости внутри нас. Пациентам с ожогами второй и третьей степени всегда требуется физраствор для поддержания достаточного объема жидкости в кровотоке, необходимого для нормальной работы почек и мозга. Все это между тем необходимо осуществлять крайне осторожно, так как из-за запущенного ожогами каскада воспалительных реакций кровеносные сосуды склонны «протекать». Если не подобрать нужную дозировку физраствора, то большая часть введенной жидкости может скопиться в тканях. Это не только бесполезно – с точки зрения обеспечения жизненно важных органов нужным объемом крови, – но и опасно. Отек тканей в области ожога замедляет процесс заживления. Кроме того, это может привести к дальнейшему разрушению кожи, инфекции и нарушению кровообращения.
По этим причинам производятся точные расчеты необходимого количества физраствора с учетом массы тела пациента и площади ожогов, однако со временем дозировка меняется по мере развития воспалительной реакции организма. Тем не менее даже эти точные формулы дают лишь примерное значение, и дозировку приходится корректировать отдельно для каждого пациента. Идея в том, чтобы в организм поступало достаточно физраствора для работы внутренних органов (например, для стабильного диуреза), но чтобы жидкость при этом не скапливалась вокруг ожогов и в легких. Сложность поддержания водного баланса – одна из причин, по которым были созданы ожоговые центры.
Третий столп в лечении ожогов – это профилактика инфекции, так как утрата кожи – это пригласительный билет для живущих по соседству бактерий. Пораженные участки требуют тщательного ухода, чтобы избежать заражения – нельзя отвлекаться ни на секунду (вы вряд ли найдете более педантичного человека, чем медсестра ожогового отделения, отвечающая за перевязки).
Четвертый столп – это обезболивание. Боль от ожогов считается одной из самых сильных когда-либо испытываемых людьми. Глубокие повреждения сами по себе могут и не причинять особого дискомфорта, однако перевязка превращается в настоящую пытку. Некоторые обгоревшие пациенты скажут вам, что в процессе лечения всерьез задумывались о самоубийстве, лишь страдания прекратились.
Та ночь в отделении интенсивной терапии выдалась тяжелой для Гленна. Его без конца мучила жажда, и он все время просил у Нэнси льда. Артериальное давление неумолимо падало, а почки с трудом справлялись. Ему дали целую кучу лекарств, включая антибиотики, стероиды, опиаты от боли и лекарства от тошноты. К тому времени, как ему начали давать вазопрессоры (агрессивные препараты для повышения артериального давления), он уже перестал говорить. Когда местный пастор заглянул к нему в палату вскоре после полуночи, Гленн уже