Врачи должны открыто признавать свои ошибки и лично приносить извинения пациентам. Подобная искренность покажет, что эти люди находятся по одну сторону баррикады и борются не друг с другом.
Вскоре после смерти отца девушка стала читать материалы, посвященные проблеме врачебных ошибок. Одним из культурных сдвигов за последние 20 лет стало осознание того, что врачи должны открыто признавать ошибки и лично приносить пациентам извинения. В некоторых штатах даже были приняты законы, которые обеспечивали правовую защиту медиков, чтобы их откровенные слова нельзя было использоваться против них. Мелиссе все это показалось унизительным по отношению к пациентам. Складывалось ощущение, будто все только и беспокоились, как бы облегчить ситуацию для врачей. Им была предоставлена возможность извиняться, однако они не были обязаны предоставлять какую-либо информацию. Все вопросы рассматривались с точки зрения работников здравоохранения. А что насчет пациентов и их родных?
Мелисса и Нэнси поняли, что им придется засучить рукава и всерьез заняться этой проблемой, приложив еще больше усилий, чем по делу Гленна. Через несколько месяцев после его смерти они приступили к разработке законопроекта, в основу которого легла работа Тома Галлахера и его коллег 1. Скорбящие были решительно настроены добиться того, чтобы его приняли. Для пациентов и их родных должен существовать легальный способ получать информацию от больниц.
Продвижение этого законопроекта было трудоемким процессом. Мелисса организовала телефонные разговоры с представителями различных медицинских и правовых ассоциаций. Нэнси то и дело моталась в Топику[80] на встречи с представителями штата и чиновниками, снова и снова объясняя им ситуацию. На тот момент организаций по защите прав пациентов в Канзасе не было, так что законодатели всегда ориентировались на медицинские организации. Отстоять интересы пациентов было задачей не из легких.
Политика любого штата – это всегда борьба без правил, в которой зачастую нет места аргументированному анализу, однако Канзас в тот момент переживал особенно тяжелый период напряженных сражений за деньги. Непопулярный губернатор урезал финансирование школ и общественных нужд, чтобы восполнить зияющую дыру в бюджете штата, и практически все были чем-то возмущены. На продвижение законопроекта понадобилось два года, однако в конечном счете удалось добиться слушаний в Судебном комитете канзасской палаты представителей.
На мероприятии присутствовали три крупные медицинские организации, которые продвигали собственный законопроект, направленный на запрет использовать извинения врачей против них в суде. Предложение Нэнси и Мелиссы включало это условие, однако также содержало обязательное требование докладывать пациентам о совершенных врачебных ошибках. Женщины надеялись, что смогут совместно с этими организациями разработать законопроект, который бы учитывал интересы каждого. Однако, когда все три медицинские группы выступили против их предложения, они поняли, что их мечта несбыточна.
В конечном счете ни один из законопроектов не был одобрен комитетом. «Юристы рекомендовали мне не сдаваться, – сказала Нэнси. – Они сказали, что на такие вещи уходят годы». Не упав духом, женщины разработали новый законопроект. В данном случае речь шла исключительно об обязательном раскрытии подробностей врачебных ошибок пациентам и членам их семей. Ушло еще два года, прежде чем состоялись слушания по их второму предложению, на этот раз в Судебном комитете сената. Те медицинские организации, однако, снова выступили против него, подав письменные заявления. Как сказала мне Мелисса: «Думаю, тем самым они как бы говорили нам: „Мы делаем все по-своему. Не нужно нам указывать, как работать”».
Ни один из их законопроектов не попал на голосование в Палату представителей или Сенат. Тем не менее в попытках изменить закон Нэнси и Мелисса обнаружили, что почти все, с кем им доводилось разговаривать – в процессе продвижения законопроекта или просто в повседневной жизни – сами сталкивались с врачебными ошибками. Касалось ли это их самих, кого-то из родственников или друзей, почти у всех наготове была какая-нибудь медицинская страшилка. Казалось, врачебные ошибки и пострадавшие пациенты были повсюду.
Поскольку с законодательством ничего не получалось, пришло время попробовать что-то еще. Нэнси прилетела в Сиэтл навестить Мелиссу и попросила ее устроить встречу с Томом Галлахером. Я брала интервью у него для этой книги задолго до того, как узнала о случае с Гленном и приключениях его жены и дочери, так что весьма удивилась, когда их истории пересеклись.
Том Галлахер по образованию терапевт, однако нашел свою нишу в Программах взаимодействия и разрешения (ПВР). Они были созданы для быстрого и справедливого решения проблем, связанных с врачебными ошибками и неблагоприятными событиями, и стремятся учитывать интересы всех вовлеченных сторон: пациентов, членов их семей, врачей, медсестер, администраторов.
КОММЕНТАРИЙ ЮРИСТА РФ
К сожалению, в России нет таких программ. Разбирательство на досудебном этапе ложится на плечи медицинской организации. После регистрации претензии пациента проводится служебное расследование, собираются объяснительные с медицинских работников, участвовавших в конфликте. Далее руководитель принимает решение об удовлетворении требований пациента. Если же причинен тяжкий вред здоровью, разбирательство начинает следственный комитет.
Так, например, многим медицинским работникам неловко обсуждать с больными ошибки и, наоборот, большому количеству пациентов неудобно разбираться с врачами. ПВР помогают наладить контакт, а также проводят оперативное расследование происшествия. Своевременное предоставление пациентам информации является очень важной задачей, поскольку помогает всем сторонам справиться с эмоциональными последствиями. Кроме того, ПВР придерживаются конструктивных действий, помогая учреждениям разрабатывать план предотвращения подобных ошибок в будущем. Эти программы даже могут помочь договориться о компенсации, тем самым избавляя пациентов и их родных от болезненной волокиты судебных процессов, одновременно помогая совершенствовать систему. Подобно существовавшим лишь в теории судам здравоохранения, ПВР способны помочь существенно большему количеству людей, чем судебная система, за счет гораздо более низкого порога вхождения.
Галлахер отметил, что программы нужны не для того, чтобы помочь медикам избежать наказания, что является распространенным заблуждением. «Врачи должны нести ответственность, – сказал он мне, – однако не за системные проблемы». По его словам, недочеты системы здравоохранения подобны ловушкам, в которые рано или поздно попадаются в остальном добросовестные сотрудники (и их пациенты). Вполне подходящее описание случившегося с доктором Бава-Гарба и Джеком Эдкоком.
Галлахер рассказал об идее «справедливой культуры», в которой реакция на ошибку зависела бы от конкретных обстоятельств. Если медбрат потянулся за пакетом с Рингера лактатом, однако вместо него по ошибке схватил пакет с физраствором, то больница не должна его увольнять. Подобные случайные, непреднамеренные ошибки свойственны всем людям. Правильной реакцией в данном случае – после того, как будет исправлен причиненный пациенту вред, – будет усовершенствование системы хранения таким образом, чтобы было невозможно перепутать два пакета с разными типами раствора для внутривенного введения. Кроме того, очень важно уделить внимание эмоциональной реакции медбрата, который может сокрушаться по поводу того, что его глупая оплошность могла сильно навредить пациенту.
Другие ошибки, однако, становятся следствием рискованного поведения. Так, например, многие врачи экономят время при заполнении электронных медкарт, просто копируя предыдущую запись. Поступая подобным образом, можно упустить развившуюся у пациента почечную недостаточность и не понизить соответствующим образом дозировку принимаемого препарата. Правильной реакцией в данном случае – после решения проблемы с пациентом – будет проведение обучающих семинаров для сотрудников на тему того, почему копировать старые записи – плохая идея. В 99 % случаев это, может, и прокатит, однако подобное поведение подвергает вас риску совершить ошибку каждый раз. Кроме того, чрезвычайно важно объективно взглянуть на систему, которая так сильно перегружает сотрудников, что они вынуждены срезать углы. Руководству больниц было бы полезно активно узнавать у врачей и медсестер, какие обходные пути вынуждает их использовать система – наверняка будет выявлено множество действий, подвергающих пациентов ненужному риску.
Бывают и ошибки, ставшие следствием вопиющей безалаберности, например когда хирург заявляется в операционную пьяным или когда врач осознанно нарушает стандарты оказания медицинской помощи. Даже если пациенту в итоге и не наносится вред – как в случае с доктором Саймоном Брэмхоллом, который выжигал свои инициалы лазером на печени пациентов, – истинная халатность требует дисциплинарных взысканий. Частью этих мер может стать и судебный иск. (И даже если за халатность несет полную ответственность отдельный человек, все равно следует проанализировать систему на предмет усугубляющих факторов. Так, например, из-за чувства безнаказанности и жесткой иерархии в больнице человек вроде доктора Брэмхолла может счесть свои действия безобидными. Высокий уровень эмоционального выгорания и злоупотребления алкоголем и наркотикам среди сотрудников, например, могут быть отражением тяжелых условий труда или низкого морального духа. Подобные ситуации вредят как персоналу, так и пациентам.)
Врачи должны нести ответственность за свои ошибки. Но не за те, которые стали возможны лишь благодаря проблемам в системе здравоохранения.
В основе ПВР лежит справедливость. Пациенты заслуживают гуманного отношения, равно как и медицинский персонал. Подобно Системе компенсаций пациентам в Дании, эти программы позволили бы добиться рассмотрения случаев большего числа пострадавших. Между тем, в отличие от датской ситуации (или гипотетических судов здравоохранения), ПВР обещают добиваться компенсации, сравнимой по размеру с той, которую пациент мог бы получить в рамках мирового соглашения