Принимаемые лекарства постоянно меняются, так что будет не лишним на каждом приеме сопоставлять текущий список лекарств с тем, который имеется в распоряжении врача. Проще всего это сделать, положив все пузырьки с таблетками в один пакет и взяв его с собой. Я нахожу такой метод самым эффективным, так как другие специалисты могли назначить пациенту дополнительные лекарства, о которых мне никак иначе было бы не узнать. Или же дозировка могла быть изменена, когда больной вызвал врача на дом. Если вы принимаете пищевые, растительные добавки или безрецептурные препараты, также захватите их с собой в отдельном пакете.
Для минимизации количества врачебных ошибок основное внимание должно уделяться общению. Коммуникация пациента с врачами – самый действенный диагностический инструмент, так что лучше бы вам уделить ему побольше внимания. Если весь прием медик не отрывал глаза от экрана компьютера и машинально ставил в соответствующих полях галочки, то вы имеете полное право вежливо на это указать. Можно сказать что-нибудь в духе: «Я понимаю, что вам нужно занести все это в компьютер, но, если бы вы уделили мне минутку своего внимания, я бы как можно короче рассказал вам все самое важное». Врач должен внимательно вас выслушать, чтобы должным образом проанализировать симптомы.
Очень важно, чтобы с пациентом в тяжелом состоянии находился кто-то близкий. Это нужно для понимания происходящего и снятия ответственности за это с самого больного.
А когда медик говорит: «Мне кажется, что у вас Х», вам следует у него спросить: «Почему вы так считаете?» Это поможет вам понять, насколько полученные данные убедили (или не убедили) его. Затем спросите: «А это может быть что-то еще?» Так вы сможете узнать о проведенной дифференциальной диагностике и предлагаемом клиническом обосновании. Если вы захотите пойти дальше, то можете узнать: «Может ли это быть что-то, чего нельзя упустить?» Если ваш врач окажется одним из тех, кто любит ставить поспешные диагнозы, эти простые вопросы заставят его начать рассуждать, что он должен был сделать с самого начала.
Инфекции – это одна из тех областей, для которых существуют практические стратегии предупреждения. Проследите за тем, чтобы каждый медик, прежде чем к вам прикоснуться, вымыл руки. Если понадобится, пошутите, сыронизируйте, будьте настойчивы, даже если вас сочтут каким-то неврастеником, примерьте на себе роль Игнаца Земмельвейса, если получится. Но сделайте все возможное, чтобы не подпускать к себе кишащие микробами руки, пока они не будут вымыты с мылом или тщательно протерты дезинфицирующим средством. (Если врач или медсестра оскорбится, вы можете попробовать спросить у них, в какой из двух акушерских отделений злосчастной венской больницы они хотели бы получать медицинскую помощь.)
Для госпитализированных пациентов (а также для любого, кто проходит интенсивное амбулаторное лечение, такое как химиотерапия), пожалуй, важнейшим фактором обеспечения безопасности является присутствие третьего лица. Не стоит ждать от человека с тяжелой болезнью либо проходящего агрессивное лечение, что он будет следить за всеми тонкостями происходящего. Когда вас выворачивает наизнанку либо от 40-градусного жара ломит кости, то у вас и так достаточно забот. Вы заслужили право сосредоточиться на непосредственном ужасе болезни.
Этот другой человек станет вашими глазами и ушами. Он должен держать у кровати блокнот и записывать все – и спрашивать обо всем, – что происходит. Каков диагноз? Для чего нужно это лекарство (и как произносится его название)? На какие побочные эффекты следует обратить внимание? Какие результаты дали сегодняшние анализы крови? Кто этот 37 за сегодня человек в белом халате? Зачем пациенту назначили компьютерную томографию (и насколько эффективна она для выявления этой проблемы)? Когда лечение должно подействовать?
Заговорить бывает непросто. И даже когда вы подадите голос – как это на своем опыте испытала Тара, – добиться каких-то изменений может оказаться еще труднее. И тем не менее члены семьи и друзья необходимы для того, чтобы контролировать происходящее. Сам факт того, что медики будут разъяснять каждый свой шаг – а также, что особенно важно, стоящий за ним мыслительный процесс, – поможет избежать многих распространенных врачебных ошибок. Врачи могут счесть его самым надоедливым членом семьи во всем отделении, но это нормально (вы всегда можете оставить коробку печенья, чтобы успокоить затронутое эго). Задавая вопросы и подробно все записывая, этот человек будет документировать запутанный путь диагностики и лечения. А если что-то пойдет не так, его записи станут незаменимым инструментом в воссоздании хронологии событий.
Когда эта книга была написана где-то наполовину, из-за разболевшегося живота моей дочери-подростка мы очутились в приемном покое больницы в пятницу вечером. Как правило, я не особо реагирую на повседневные недуги. Жар, простуда и вывихнутые лодыжки не вызывают у меня ни малейшего беспокойства. Моим детям известно, что если они не истекают кровью, а их сердца все еще бьются, то их мать не выпустит из рук «Нью-Йорк Таймс». Разве что с целью рассказать о пациентах, которые болеют по-настоящему, периодически разбавляя истории занимательными фактами, например о том, что у печени два разных источника кровоснабжения – разве это не круто? Если они хотят сочувствия, то знают, что придется обратиться к отцу-программисту.
Тем не менее в этот раз я забеспокоилась из-за того, что дочь никак не могла найти позу, в которой ей было бы комфортно, так что я достала стетоскоп. Услышав полную тишину вместо типичного кишечного бульканья, я схватила наши пальто и поехала прямиком в приемный покой больницы. Верно диагностированный мной аппендицит явно реабилитировал меня как врача в глазах дочери, хотя она и сгорала от стыда из-за того, что я обсуждала это со всеми попадавшимися нам на пути коллегами (болезнь не отменяет элементарных норм вежливости).
Операция была назначена на следующее утро, и всю ночь дочь провела в палате, где ей поставили капельницу с физраствором и обезболивающими. Несмотря на сильнейшую усталость, я никак не могла уснуть. Наверное, этому также способствовало то, что я просматривала журнальные статьи на тему врачебных ошибок для этой книги, пока дочь урывками спала. Каждый раз, когда кто-то заходил в палату, я приставала с расспросами о том, кто он такой и зачем пришел.
Когда в три часа ночи заглянула ординатор педиатрии, чтобы задать вопросы о медицинском анамнезе – после того, как дочь уже подробно все рассказала медсестре, ординатору и лечащему врачу приемного покоя, ординатору-хирургу, заведующему хирургии, а также старшему хирургу (и была осмотрена ими), – я решила вмешаться и запретила ординатору будить ее, казалось, уже 17 раз за ночь.
– Но мы должны это сделать, – возразила ординатор.
Будучи врачом, я знала, что это было стандартным протоколом действий. Тем не менее как родитель я была в ярости, хотя и понимала, что гнев никак делу не поможет. Гораздо лучше было превратить это в воспитательный момент.
– Что такого, по-вашему, вы могли бы обнаружить, – поинтересовалась я с максимально философским, насколько это было возможно в столь поздний час, настроем, – из-за чего поменяли бы свой диагноз или план лечения?
Ординатор замялась. Я решила воспользоваться случаем и преподать урок клинического мышления. В конце концов, я была сотрудником кафедры в ее институте.
– Она сейчас на обезболивающих, так что физический осмотр не поможет обнаружить никаких болезненных участков. УЗИ уже показало воспаленный аппендикс, а уровень лейкоцитов повышенный. Если в анамнезе или при осмотре может обнаружиться что-то такое, из-за чего операция может быть не показана, то, пожалуйста, продолжайте.
Ординатор настороженно смотрела на меня, теребя стетоскоп, а я чувствовала, как из врача-наставника превращаюсь в разъяренного родителя:
– Но если вы собираетесь разбудить ее, пощупать живот и прийти к грандиозному выводу, что у нее аппендицит и ей нужна операция, то можете об этом забыть, – отрезала я. – Дайте бедняжке поспать.
Еще одна долгая пауза. Я почувствовала, как ординатор прикидывает соотношение риска и пользы от спора с раздраженной и невыспавшейся матерью.
– Вы можете записать в ее медкарте, что родитель отказывается от проведения осмотра, – услужливо предложила я. В итоге ординатор отступил, а я плюхнулась обратно на стул, чтобы прочитать очередную статью о медицинских катастрофах.
В какой-то момент хирург предложил ограничиться антибиотиками внутривенно без проведения операции. Идея в том, что так некоторых пациентов можно избавить от необходимости ее проведения. По его словам, после курса антибиотиков вероятность повторного аппендицита в будущем составляла примерно 50 %. А это означало, что где-то половина пациентов и вовсе могла избежать операции. Звучало многообещающе – кто бы не захотел обойтись без операции, если была такая возможность. Однако мне сказали, что решение необходимо принять сразу же, чтобы врачи знали, нужно ли зарезервировать на утро операционную.
Я не хирург и не педиатр, так что это было вне моей компетенции. Пришлось поинтересоваться у ординатора-хирурга, основаны ли были эти рекомендации на каком-то предварительном исследовании с участием 15 пациентов или же было проведено серьезное испытание с сотнями участников, за которыми наблюдали в течение 10 лет. Ординатор тяжело вздохнул, и я поняла, что он не в восторге от идеи копаться в данных вместе с раздраженным родителем / старшим врачом, когда у него наверняка была куча работы.
Тем не менее нам нужно было не только знать о существовании двух альтернативных вариантов, но и иметь возможность сравнить их между собой. Я не собиралась принимать необдуманное решение только потому, что врачам нужно было поскорее составить график проведения операций.
Порывшись в интернете, мы нашли некоторые из проведенных на эту тему исследований. Данные по антибиотикам действительно оказались скорее предварительными, однако выглядели обнадеживающе, особенно для человека, которого может испугать одна только мысль об операции. Дело в том, что моя дочь страшно боится игл. Чтобы сделать прививку от гриппа, ее приходится сажать, рыдающую, ко мне на колени, хотя она на голову выше и на пять килограммов тяжелее меня. Я была уверена, что она ухватится за возможность избежать операции со всеми сопутствующими скальпелями и другими острыми предметами.