[17] ли у меня. Это был бы наилучший из возможных вариантов. Врачи не думают, что у меня именно он, но я не перестаю надеяться. Как бы то ни было, скорее всего, уже в следующую среду я начинаю химиотерапию».
Так совпало, что первое июля – также новое начало для интернов и ординаторов в больнице. Это первый день медицинского года, так что все перемещаются на одну ступеньку выше (я еще расскажу о так называемом июльском эффекте – если таковой вообще существует – далее в этой книге). Подобное совпадение в календаре не осталось незамеченным Тарой. Она всегда была бдительной медсестрой, однако в июле – особенно осторожной и внимательной.
Джей позвонил в службу управления персоналом на работе и подтвердил, что восьмого июля получит право на пособие по нетрудоспособности. Семейная медицинская страховка была оформлена на месте службы Тары, так что она должна была продолжать работать медсестрой в приемном покое во время лечения мужа. В ожидании восьмого июля Джею провели повторную биопсию костного мозга для определения подтипа лейкоза. «Денек сегодня выдался веселый, – написал он в блоге. – Мне снова проковыряли бедро, чтобы добраться до костного мозга. Результаты будут во вторник, но это была самая веселая часть».
Он также узнал, какая у него переносимость – а вернее сказать, непереносимость – лекарственных препаратов. Перед процедурой ему дали какое-то обезболивающее умеренного действия, и, когда все закончилось, по дороге домой он потерял сознание в лифте. Дав ему физраствор и измерив показатели, врачи в итоге отпустили его. В блоге Джей пошутил, что наркодилер из него вышел бы никудышный.
Индукционная химиотерапия – это самая мощная разновидность этого типа лечения, предназначенная для уничтожения максимального количества раковых клеток. Вместе с тем, несмотря на все достижения современной медицины, она все еще остается довольно грубым инструментом. Словно наковальня, она обрушивается на быстро делящиеся клетки – что является неотъемлемой чертой всех опухолевых клеток, – однако на своем пути косит и все другие быстро делящиеся клетки в организме, включая клетки костного мозга, волос, а также выстилающие ротовую полость, желудок и весь желудочно-кишечный тракт. Отсюда и столь тяжелые побочные эффекты: тошнота, рвота, язвы во рту, выпадение волос, а также уничтожение большого количества эритроцитов, тромбоцитов и здоровых лейкоцитов. Потеря этих клеток приводит к анемии, кровотечениям и инфекциям.
В связи со всем этим индукционную химиотерапию обычно проводят в стационаре, чтобы постоянно отслеживать состояние пациента на предмет появления этих потенциально смертоносных побочных эффектов (последующие курсы с более щадящей дозировкой зачастую можно проходить уже амбулаторно).
Джей и Тара провели первую неделю июля в нервном ожидании, стараясь при этом не нарушать привычного домашнего уклада. Они рассказали 13-летнему сыну Крису о диагнозе. Родители объяснили ему, что следующие несколько недель папе будет очень плохо, но врачи и медсестры о нем позаботятся. Они пообещали, что расскажут обо всем Саше, когда она вернется из Китая. Они всячески старались не афишировать случившееся и продолжать спокойно жить. Так получилось, что всю следующую неделю Крис должен был провести в летнем лагере. Джей и Тара сошлись нам том, что это только к лучшему: пусть он проведет время с друзьями и не увидит последствий первого агрессивного курса химиотерапии. Они помогли ему собрать вещи и с улыбками на лицах посадили на автобус.
Химиотерапия – радикальная мера. Она убивает раковые клетки, но достается и здоровым.
За день до того, как Джей должен был лечь в больницу для проведения индукционной химиотерапии, вся родня приехала, чтобы помочь ему побрить голову. Пятеро братьев и сестер Тары и их супруги собрались под величественным кленом во дворе дома ее родителей. Эти посиделки были и радостными, и тоскливыми одновременно. Отец Тары напевал что-то на итальянском, под ноль сбривая с головы Джея волосы машинкой. Посреди его арии, однако, машинку заклинило, и пришлось доставать обычные ножницы. Команда цирюльников была до смешного неопытной, и весь процесс занял более часа. Джей, которому за время службы в армии неоднократно брили голову, добродушно терпел неумелых парикмахеров. Между тем в промежутках между всякими глупостями и шутками каждый член семьи в какой-то момент был уже не в состоянии сдерживать слезы и, тихонько извинившись, уходил поплакать в дальней части двора.
Сестра Тары сфотографировала Джея прямо перед началом церемонии бритья. В уголках глаз мужчины появились морщинки, придавая ему чуть ли не озорной вид. В лучезарной улыбке не было и намека на испуг. Тем не менее, когда они уже легли спать, в час ночи Джей уткнулся лицом в грудь Тары и зарыдал. «Мне страшно», – сказал он ей. Его трясло, а женщина только и смогла, что заверить его, что он будет не один. Она гладила гладко выбритую кожу его головы, оставляя собственные страхи при себе, чтобы не усугубить тревогу мужа. Наконец Джей уснул, в то время как Тара и дальше лежала, пытаясь отогнать переживания.
На следующее утро, восьмого июля, Тара и Джей прибыли на индукционную химиотерапию в онкологический центр, до которого нужно ехать час на машине. «На следующие два года это место станет моим вторым домом», – подумала Тара. Для заведения со столь громкой репутацией оно выглядело куда более обшарпанным, чем она ожидала. Грязная плитка на потолке, вмятины в стенах и пол, напоминающий о 1950-х годах. Вместе с тем женщина проработала в разных больницах и прекрасно знала, что качество оказываемых услуг в конечном счете никак не зависит от внешнего вида здания. Ей доводилось работать с фантастическими врачами и медсестрами в самых стесненных условиях. Тем не менее, когда приходишь в больницу в качестве пациента, начинаешь смотреть на все немного иначе. Немного блеска не помешало бы.
«Приступаем!» – написал Джей в блоге накануне вечером. И они действительно приступили. Мужчину доставили прямиком в отделение интервенционной радиологии, где ему в грудь имплантировали катетер. Он должен был оставаться там на протяжении всей химиотерапии, упрощая тем самым процесс введения лекарств. Теперь не нужно было каждый раз перед установкой капельницы прокалывать ему вены. Тара почувствовала облегчение, увидев, как оттуда обратно везут на каталке Джея, который увлечен разговором с дородным санитаром, спокойно спрашивая его, сколько у него детей и сколько каждому из них лет.
Место установки катетера болело, и в течение дня дискомфорт только усиливался. «Они дали мне обезболивающее, – написал позже в тот день Джей, – и угадайте, кто снова потерял сознание! Теперь самое сильное, что они мне предложат, – это парацетамол!»
С установленным катетером Джей был готов к началу химиотерапии, но вскоре пришел доктор Эверетт, и новости у него были не из лучших. Биопсия костного мозга выявила у Джея генетическую мутацию – трисомию 11-й хромосомы и связанную с ней более редкую и агрессивную форму ОМЛ. Врач, казавшийся таким веселым и полным оптимизма во время первой встречи, теперь был совершенно серьезным, сообщая эти мрачные новости. Это не отменяло начала химиотерапии в тот день, однако нужно было скорректировать перечень используемых препаратов, чтобы учесть эту новую информацию. Кроме того, это означало, что Джей не сможет использовать для пересадки собственный костный мозг – им придется искать донора среди родных.
Неделя индукционной химиотерапии выдалась не из легких. Все хрестоматийные побочные эффекты были тут как тут: тошнота, рвота, язвы во рту, резкое сокращение количества кровяных телец. Тара носилась туда-сюда между онкоцентром и своей больницей, стараясь брать как можно больше смен в приемном покое. Ее родители, пять братьев и сестер, их супруги и другие родственники объединились с коллегами Джея по работе, поочередно дежуря в больнице, чтобы Джей во время этой тяжелой недели никогда не оставался один.
«Спасибо за то, что навещаете меня и пишете воодушевляющие письма, – написал Джей в блоге. – Приятно, когда люди приходят, чтобы просто посмотреть со мной вместе фильм. К тому же в нынешнем состоянии я стал задавать гораздо больше личных вопросов – а что мне терять? У меня рак – придется уж отвечать!:-)».
Больше всего на свете Джей боялся стать беспомощным. Он был полон решимости не превратиться в одного из тех пациентов с пустым взглядом, которых видел в фильмах: им едва хватало сил, чтобы потягивать через соломинку имбирный лимонад. Так что, как бы плохо ему ни было, каждые несколько часов он вставал с кровати и отправлялся бродить по этажу, волоча за собой стойку с капельницей. Тара шутила, что муж словно баллотировался в президенты: с таким рвением он каждый раз здоровался с каждым встречным человеком.
«Пока что чувствую себя очень хорошо, – написал Джей через несколько дней после начала химиотерапии. – Думаю, противорвотные помогают сгладить последствия химии. Скоро пойдем с Тарой на вечернюю прогулку. Собираюсь пройти где-то 400 метров».
Джея положили в ОТКМ – отделение трансплантации костного мозга, – хотя пока речи о пересадке не шло. Там размещали всех пациентов отделения гематологии с лейкемией. Доктор Чаудри, старший ординатор-гематолог и онколог, отвечала за повседневный медицинский уход за Джеем в ОТКМ. По воспоминаниям Тары, она проводила в его палате больше времени, чем кто-либо другой, даже больше, чем младший медперсонал (что из уст медсестры является очень высокой похвалой). Своим присутствием доктор Чаудри мгновенно успокаивала супругов, вселяя в них надежду. Она делала все не спеша, была готова ответить на любой вопрос и искренне заботилась о Джее, став для супругов настоящим спасательным кругом в эти тяжелые дни. Доктор Эверетт был лечащим врачом, отвечавшим за все лечение в целом, однако именно доктор Чаудри каждый день проводила в ОТКМ.
«Надеюсь, что у вас всех все так же хорошо, как и у меня, LOL, – написал Джей, когда половина курса химиотерапии была уже позади. – Я не падаю духом. Грядут трудные дни, и я готов к самой веселухе. Губы будут все в язвах, и пятой точке тоже не поздоровится, но я знаю, что справлюсь…»