Этот клан был заинтересован в создании мощного промышленного потенциала страны, поэтому присутствие Фрица было для его представителей чрезвычайно важным. Планы казались амбициозными, но реальными, поскольку мировой конфликт предоставил аргентинцам неожиданные финансовые возможности.
Ум Фрица работал быстро, он раздавал советы и идеи, а также высказал предложения по производству оружия, по военно-морским компаниям, инфраструктурным работам, сельскому хозяйству и деятельности банков. Перон отметил его как деятеля, способного внести наибольший вклад в промышленное развитие Аргентины.
Поздно вечером Фриц вернулся в свою квартиру. Он устал, суета последних дней утомила его. Когда экономка открыла дверь, он увидел на обеденном столе непрочитанные газеты: «Вашингтон пост», «Коррьере делла Сера» и «Пренса». Устроившись в кресле, он включил торшер и начал их перелистывать, покуривая сигару и попивая «Джонни Уокер».
На странице, посвященной досугу, он наткнулся на довольно крупную фотографию: Хеди была запечатлена во всем своем великолепии, в блестящем вечернем платье и норковом палантине. Заголовок гласил: «Хеди Ламарр, чувственная богиня Голливуда, представляет новый фильм». Она в упор смотрела на него.
Фриц все еще испытывал боль, он любил эту женщину, скучал по ее телу, по ее присутствию, по ее свободному и бодрому духу, хотя именно эти качества подтолкнули его к предосудительному поведению. Он не брал вину на себя, это ни к чему не привело бы, а делал то, что подсказывал ему инстинкт – вопреки самому себе. Фриц знал, что действует под влиянием эмоций, а затем включает разум, чтобы найти для себя оправдание, – так поступают все смертные.
32
Не бывает великого таланта без великой воли.
Лос-Анджелес, март 1942 г.
Вход в студию «Метро» на Вашингтон-бульваре напоминал декорации к какому-нибудь фильму. Арка пыталась изобразить значимость и гламур продюсерской компании, но, вступив на территорию, можно было видеть только огромные корабли, выстроенные в линию. На киноиндустрию слаженно работали столярные и малярные цехи, съемочные площадки, швейные мастерские, склады и кухни. В то время «Метро-Голдвин-Майер» была, несомненно, самой мощной кинокомпанией Голливуда.
Хеди вошла в студию номер 28, чтобы начать съемки фильма «Белый груз», в котором она играла вместе с Уолтером Пиджоном. Это была ее третья по счету картина в текущем году. Режиссер Ричард Торп снял крупным планом каждую часть ее тела, заявив Хеди, что эротизм, который источает ее кожа, необходимо воспроизвести на экране именно через такую близость объектива.
Джон Уэйн и Джон Кэрродин, облаченные в фальшивую военную униформу, глазели на нее в перерыве между съемками киноленты «Снова вместе в Париже». Они тихо обсуждали влияние, которое Хеди оказывает на окружающих. Если с экрана ее привлекательность была очевидна, то вживую Хеди просто завораживала. А она старалась получать удовольствие от того, чем занималась, и иногда начинала говорить на французском, немецком или испанском языках, вызывая недовольство коллег и продюсеров. В ответ Хеди лишь улыбалась, и ее красота покоряла съемочную площадку, заставляя всех присутствующих избавиться от плохого настроения, которое могли вызвать ее шутки.
По окончании съемочного дня она отправилась в отведенный ей трейлер. Заглянула, чтобы не забыть там свои тетради. Во время каждого перерыва Хеди пользовалась возможностью продвинуться в занятиях математикой, и ей стоило усилий, чтобы желание вернуться к формулам не отвлекало от участия в съемках. Затем автомобиль отвез ее в фотоателье, где нужно было позировать для нескольких рекламных снимков, а также для портретов, предназначенных поклонникам.
Слава в Голливуде – мекке кинематографа – обеспечивала множество привилегий и возвышала самолюбие актеров, вознесенных обожанием публики на недосягаемый пьедестал. Однако это влекло за собой и некоторые неудобства: Хеди больше не могла свободно передвигаться, не подвергаясь преследованиям своих фанатов, а чтобы посетить шоу или ресторан, следовало соблюдать некоторые меры предосторожности.
Ей приходилось также заботиться о взаимоотношениях с публикой, контролировать свои слова и поступки. Репортеры постоянно были начеку, дежурили у мест, посещаемых актерами, чтобы сфотографировать знаменитость или добиться краткого заявления. Это было частью игры на принадлежность к элите кино, магия которого превращала его главных героев в полубогов. Хеди старалась вести себя разумно, оказавшись в месте для избранных, и хотела развлекаться, не привлекая внимания, поэтому наркотики, алкоголь и безумные выходки были очень далеки от ее интересов.
К тому же ее уважали окружающие, и не только за красоту. В отличие от некоторых капризных звезд, она весьма профессионально выполняла свою работу, изучала метод Станиславского и читала целые тома по актерскому мастерству, которые открывали ей способы его совершенствования. Хеди скрупулезно соблюдала расписание и студийный график, не позволяя своей личной жизни сказываться на повседневной работе, и четко выполняла указания Луиса Майера.
Она вернулась домой поздно вечером. Ее брак с Джином Марки потерпел крах. Они не смогли сосуществовать, согласовывать совместное времяпрепровождение из-за напряженных расписаний каждого. Отсюда – измены и ревность, разрушившие их отношения. Хеди снова стала одинокой. Но сейчас ей было приятно находиться одной. Она приняла душ, переоделась. Когда она собиралась поужинать, зазвонил телефон.
– Это Майкл Кертис.
Знаменитый режиссер готовился приступить к съемкам кинофильма под названием «Касабланка» для студии «Уорнер».
– Рада слышать тебя, Мих [6], но мой ответ, к сожалению, по-прежнему отрицательный.
– Известно ли тебе, что, по слухам, этот фильм может принести тебе «Оскара»? Сам Хамфри Богарт хочет сняться с тобой.
Киноленты на военную тематику приносили хорошие доходы и в то же время помогали поднять дух американского народа. Однако Луис Майер был непреклонен и не позволил бы Хеди подписать контракт с чужой студией.
– Что ж, придется отдать роль Ингрид Бергман.
– Я знаю, что теряю свой шанс, Мих, но считаю невозможным предать «Метро», это слишком рискованно.
Хеди снималась в заметных фильмах, но МГМ отдавала предпочтение количеству, а не качеству продукции, поэтому было маловероятно, что она когда-нибудь получит награду Киноакадемии.
Луис Майер управлял студией твердой рукой, он был перфекционистом и по возможности следил за тем, чтобы у его сотрудников была минимальная стабильность в личной жизни, ведь это шло на пользу его компании. Однажды Луис познакомил Хеди с бывшим военнослужащим британской короны, превратившимся сначала в бизнесмена, а потом в актера, – с Джоном Лодером. Она сразу же почувствовала влечение к Джону, который показался ей очень красивым. Но еще больше Хеди привлекал его характер: он вел вполне упорядоченный образ жизни и, казалось, был равнодушен к роскошной среде постоянных развлечений и блуда, в которую ежедневно погружались другие известные актеры. Хеди становилось трудно жить одной; Джон тоже завершал свой второй брак, и они нашли утешение в объятиях друг друга.
В те дни повсюду довлела военная атмосфера. После нападения Японии на Пёрл-Харбор в сентябре 1941 года в войну вступили Соединенные Штаты – оказалась задета американская гордыня, и правительство президента Рузвельта призвало все слои общества присоединиться к военным усилиям. Киноиндустрии отводилась символическая и видная роль: актеры выступали на различных сценах перед войсками, вдохновлять тех, кто теперь видел наяву экранных героев, значило повышать их боевой дух.
Еще одной целью был сбор средств. Несомненно, кинозвезды обладали такой притягательной силой, что могли побуждать как предпринимателей, так и обычных рабочих делать пожертвования в фонды. Хеди с удовольствием участвовала в таких акциях вместе с Джоном Лодером – всегда, когда их просили. Одно только присутствие знаменитостей вызывало в массах ажиотаж – так проявлялось волшебство большого экрана. Сознавая, что она – одна из самых востребованных и почитаемых звезд, Хеди также понимала, что может внести больший вклад в общее дело.
Воспользовавшись контактами студии, она установила прямую связь с рядом сотрудников Управления стратегических служб (УСС), затем с некоторыми представителями Вооруженных сил и ФБР, но ей не удавалось добиться приема у них. Видимо, их не интересовало, что такого может поведать им актриса из Беверли-Хиллз. А Хеди срочно требовалось передать им свои разработки, ибо она искала способ применить их на практике, что соответствовало историческому моменту. Она была уверена, что ее идеи могут быть реализованы, пусть ей и не хватало необходимых знаний в области механики.
Имена голливудских знаменитостей по-прежнему появлялись в газетах и журналах, кочуя из описания одной вечеринки в освещение другой; папарацци фотографировали их в казино, ночных клубах, отелях и на частных торжествах. Актеры вели образ жизни, полный похоти и порока, но только не Хеди – ее вряд ли можно было отыскать в увеселительных заведениях. Она прилагала все усилия к созданию семьи и посвящала себя изучению сценического мастерства или любой другой специальности, способной помочь карьере, а свободное время уделяла развитию собственных математических идей. Война и разговоры, подслушанные в зальцбургском замке, еще сильнее подтолкнули ее к изучению новых систем, которые она пыталась разработать. Хеди не смущала очевидность того, что власти не обращали внимания на ее расчеты и чертежи, она продолжала настаивать на своем. Некоторое время назад она снова разыскала полковника Кромвеля, того самого, с которым познакомилась в Зальцбурге и потом встретила в особняке Луиса Майера. Возможно, теперь английский шпион поможет ей выйти на нужных людей.