Перед возвращением в Южную Америку у Фрица возникло важное дело; он находился недалеко от Канн, где в скором времени открывался кинофестиваль. Фриц захлопнул папки с бумагами, надел халат и вышел к бассейну с подогревом, где его поджидали две желанные барышни рядом с Орсоном Уэллсом, который продолжал глазеть на него и что-то записывать, словно находился в гипнотическом трансе.
47
Любовь – самая сильная из всех страстей, ибо она поражает одновременно голову, сердце и чувства.
Канны, сентябрь 1947 г.
Во время кинофестиваля толпы людей заполнили улицы французского приморского города. Туристы и зеваки охотились на знаменитостей в надежде заполучить автограф, а если посчастливится – фотографию. Во второй половине дня сотни поклонников толпились у входов в кинотеатры, пытаясь не пропустить шествия своих кумиров по красным ковровым дорожкам на этом параде тщеславия. Франция стремилась восстановить свой шик и собственный подход к культуре и развлечениям, ведь минувшие годы похоронило сотрудничество с нацистами и предательство.
Хеди была почетным гостем на всемирном празднике седьмого вида искусства. Она сомневалась, следует ли принять приглашение, ведь у нее не было ни единой номинации на премию. Хеди хотела сняться в главной роли фильма «Унесенные ветром» с Кларком Гейблом, но Луиса Майера эта идея не привлекла, и он пригласил Вивьен Ли. Тем не менее Хеди по-прежнему была частью этого мира грез, где ее всегда горячо встречали и где ею восхищались.
Она оставила своих детей с няней в зале, где показывали «Дамбо», фильм Уолта Диснея, который получит премию фестиваля как лучшая анимационная полнометражная кинолента.
Вместе со своим новым другом, музыкантом Тедди Стойффером, Хеди направлялась на просмотр фильма «Бумеранг!» Элиа Казана. Эта работа была признана нью-йоркскими кинокритиками лучшей. В зале Хеди ждали журналисты, и ей пришлось позировать им на эспланаде, у перил, выходящих на побережье. Затем ее попросили оставить отпечатки своих рук на бетоне рядом с отпечатками других знаменитостей.
Организаторы фестиваля проводили Хеди к главному входу и вручили контрамарку на просмотр кинофильма «Безумие Зигфельда», поставленного в числе прочих Винсентом Миннелли, с актерами Джуди Гарланд и Фредом Астером, который претендовал на победу в номинации «Лучшая музыкальная комедия».
На стенах театральной галереи висели фотографии признанных и восходящих звезд, рекламирующих новые картины, и Хеди увидела себя в экзотическом одеянии на постере нового фильма «Самсон и Далила». А рядом с ее фото красовался снимок Мэрилин Монро, актрисы, которая только начинала появляться на рекламных щитах; она подписала контракт со студией «Фокс».
Хеди не удивилась звонку Фрица: с момента их последней встречи в Нью-Йорке они общались довольно часто, обмениваясь письмами и беседуя по телефону. Она хранила в особом месте своей памяти и воспоминания о времени, проведенном с этим непрерывно интригующим мужчиной, и ощущения ныне испарившейся страсти.
На свидание Хеди решила отправиться одна, хотя и не собиралась посещать его особняк на мысе Антиб или отель «Дю-Кап» – этих мест она предпочитала теперь избегать. Поездка заняла чуть больше часа; из Ниццы она взглянула на маяк Кап-Ферра и на виллу Эфрусси-де-Ротшильд, которые возвышались над прибрежным пейзажем, и добралась наконец до княжества Монако.
Фриц встретил ее у входа в элегантный отель «Париж» и провел в отдельный зал ресторана, где был зарезервирован столик. С балкона можно было любоваться роскошными зданиями на проспекте Монте-Карло и наблюдать суету, вызванную подготовкой городской автомобильной трассы, на которой вскоре должны были возобновиться автогонки, приостановленные после начала войны. За бульваром открывались панорамные виды яхт-клуба и Средиземного моря, походившие на какую-то воображаемую почтовую открытку. Фриц, вероятно, прочел ее мысли.
– Хеди, здесь сосредоточены старые деньги, это совсем не то, что наши состояния, созданные с нуля.
– Оно и видно, ведь на местных пляжах не заметны следы голода, оставленные войной.
За ужином они беседовали о своих семьях, о кино и политике, а также вспоминали события, имена, места, ссоры, приключения и разногласия. Оба старались оставить позади мрачные моменты, все то, что в прошлом вызывало у них ярость. Хеди видела во Фрице мужчину, который в свои без малого пятьдесят лет был зрелым и привлекательным, сохранившим в неприкосновенности свою способность очаровывать. Он выходил победителем даже в самые трудные времена, и вся его жизнь, как и ее собственная, представляла собой историю преодоления препятствий. За десертом и тостами с шампанским оба были в приподнятом настроении и посмеивались, обмениваясь шутками. Они прекрасно изучили друг друга и понимали друг друга без слов.
– Хеди, еще раз благодарю тебя за то, что ты обратилась к президенту Трумэну. Мне не хотелось сидеть в американской тюрьме.
– Тебе не за что меня благодарить, я сделала то, что считала правильным. К тому же с исчезновением страсти исчезает и обида. – Слова спокойно слетали с ее губ.
– Ты же знаешь, что была любовью всей моей жизни. Ни одна женщина не может и никогда сможет быть похожей на тебя.
Хеди опустила глаза, закурила сигарету и медленно выдохнула струю дыма. Ей захотелось быть искренней.
– В какие-то моменты я жалела, что нам не удалось жить вместе. Между нами порой вспыхивала неукротимая страсть, но мы не созданы друг для друга. Я относилась к тебе с чрезмерным восхищением, которого у меня не вызывал ни один другой мужчина. Но я не сумела и совладать со своими желаниями за пределами наших отношений, находясь под гнетом твоего влияния: столь могущественный мужчина почти что уничтожил меня.
– Мы с тобой не созданы для обычной жизни – слишком отличаемся от остальных. Думаю, мы оба заранее знали, что наши отношения вряд ли станут продолжительными. Я очень сильно любил тебя, но моя жизнь с тобой превратилась бы в затянувшуюся пытку.
– Как минимум мы позволили себе чувствовать и жить на всю катушку, вместе и по отдельности. Ведь прозябать без американских горок, которые сотрясают нас каждый день, не имело бы никакого смысла.
Их отношения начались почти пятнадцать лет назад, но впервые в их беседе наедине не вспыхивали гнев, ревность и обиды; они смогли многое поведать о себе и проявить свои слабости. Таких отношений оба не смогли иметь ни с одним другим человеком.
Влюбленность сплела для них сложные сюжетные линии и сети, подарила невероятные истории и неповторимые интимные переживания, которые сохранились в их чувствах и связали навсегда. Их идиллия включала в себя вихрь неуправляемых ощущений, нежности, надежд, разочарований, отдаления, тоски. На этот раз их беседа протекала гладко и непринужденно.
– Фриц, дорогой, мы прячем за непроницаемыми щитами много эмоций и страхов, мы никому не позволяем проникнуть в нашу душу, не снижаем наши барьеры и не показываем себя такими, какие мы есть. Это и было нашим способом защитить себя.
– Вот поэтому мы и решили изолироваться. Нас обоих окружают подхалимы, корыстные прихлебатели и случайные дружки, при этом нам приходилось постоянно двигаться вперед в полном одиночестве.
Фриц взял ее за руку и, осторожно повернув ладонью вверх, вложил в нее конверт. Открыв его, Хеди увидела старую фотографию, разорванную и склеенную прозрачным скотчем: они вместе, верхом на лошадях, в тени леса – Хеди с юным беззаботным лицом, а Фриц с видом степенного мужчины.
– У нас есть фотографии получше, Фриц, на которых мы более элегантны и беззаботны.
– Верно, но эта напоминает мне о том, что я испытал тогда, под этими деревьями.
Закрыв на несколько секунд глаза, Хеди вспомнила этот эпизод. Вскоре после женитьбы они катались верхом на лошадях, без охраны и помощников, в лесах, окружающих зальцбургский замок. Они спешились, чтобы полюбоваться альпийским пейзажем с окраины города; там она соблазнила его, и они занялись любовью под открытым небом, на сухих листьях, устилавших землю. Хеди положила фотографию в сумочку, достала довольно старый на вид конверт из толстой бумаги и протянула Фрицу.
– Это принадлежит тебе, копий ни у кого нет…
– Вижу, он все еще запечатан, ты так и не поинтересовалась содержимым.
Его замечание сопровождалось понимающим взглядом, они осознавали свое сходство и знали, что разногласия ведут к ссорам. Тем не менее всплывали слова, которые никогда не произносились, и уже не было страсти, способной сплотить их души, каждый существовал в своем собственном мире. Им лишь оставалось вспоминать наваждение, побудившее их разделить какую-то часть своих жизней, а потом отдалиться друг от друга, дабы попытаться сохранить здравый рассудок.
Минуя галерею, ведущую к выходу, в полутьме, они ощутили прилив близости, когда их тела сошлись в объятии. Фриц и Хеди попрощались страстным, восторженным, глубоким поцелуем, вызвавшим у них улыбку и горечь душ, которые разлучаются, но не в силах забыть друг друга, так как всегда будут связаны загадочной игрой страсти.
Эпилог
Фриц Мандль жил то в Аргентине, то во Франции до своей кончины в 1977 году. Он был женат пять раз, и у него было пятеро детей.
Оружейный завод ему возвратили в 1955 году, когда войска Советского Союза покинули Австрию. Он подал судебные иски против США и Великобритании по выдвинутым против него обвинениям и получил компенсацию. Последней женой Фрица, которая была на сорок лет моложе его, стала Моника Брюкльмайер (секретарша Мандля и подруга его старшего сына Фрица). Незадолго до смерти Фрица супруги переехали в Австрию, где он изменил свое завещание, поэтому детям пришлось подавать в суд, чтобы получить наследство.
Хеди Ламарр скончалась во Флориде в 2000 году. Она была замужем шесть раз и имела троих детей, одного из которых усыновила. С 1970 года ее редко видели на публике, она пристрастилась к пластической хирургии. Образом Хеди вдохновлены несколько песен и появление таких киноперсонажей, как Белоснежка и Женщина-кошка. В Вене, где покоятся ее останки, в канун столетия со дня рождения Хеди – 7 ноября 2014 года – почтили ее память, отметив достижения в исследовательской и изобретательской работе.