– Буду рада. – Устраиваясь на месте, Лотти крепко сжимает мою ногу, и я точно знаю, что означает этот жест.
Она предпочтет умереть, чем обмениваться рецептами с Элли.
Знаете, в чем заключается худшая часть этого вечера?
Не в необходимости увиливать от вопросов, которыми засыпает нас Элли.
Не в необходимости притворяться, что иногда я трогаю живот Лотти, как Дэйв касается слегка округлившегося живота Элли.
И не в наблюдении за тем, как мужчина, которого я уважал в зале заседаний, превращается в оболочку этого мужчины и соглашается со всем, что говорит Элли.
И не в мысли о том, что у Лотти есть чертов дилдо с присоской, который она использует в душе.
С этим я могу справиться.
Больше всего меня бесит то, что ни на минуту мне не удается остаться с Дэйвом наедине, чтобы поговорить о сделке. Я даже не могу упомянуть о ней, потому что не стану делать это в присутствии Элли и Лотти. Дела и семья несовместимы, но я думал, что в какой-то момент мы с Дэйвом сможем переговорить с глазу на глаз. Но каждый раз, когда задумываюсь об этом, вижу, что Элли вцепилась в Дэйва, и он кажется крайне довольным такой ситуацией.
Элли зевает.
– Какой классный вечер. Я чудесно провела время.
– Я тоже. – Лотти тоже зевает, а затем хлопает меня по груди. – Но нам, наверное, пора. Мы не хотим, чтобы из-за нас вы лишились таких важных для красоты минут сна… верно, Дэйв?
Дэйв смеется и кивает.
– О да, Лотти, ты же знаешь, мне нужно как следует выспаться, иначе утром на меня будет страшно смотреть.
– Я бы сказала, что человеку с таким статусом не помешает устрашение, – говорит Лотти, – но после того, как общалась с тобой весь вечер, рискну предположить, что это не твой стиль.
– Ты права. Очень проницательно, Лотти.
Она делает вид, что кланяется.
– Спасибо. – А потом поворачивается ко мне. – Ты готов, сладенький?
Мне также плевать на это прозвище.
– Я готов. – Встаю со стула и протягиваю руку Лотти, она принимает ее, тоже поднимаясь. Затем поворачиваюсь к Дэйву и протягиваю руку, понимая, что встреча подошла к концу, а мы еще не обсудили сделку. – Дэйв, спасибо, что пригласил. Элли, было приятно пообщаться.
– Очень рада, что вы смогли приехать.
Они ведут нас через дом, и когда мы доходим до двери, Элли обнимает Лотти, а Дэйв еще раз пожимает мне руку. Все это так по-домашнему, так… по-соседски. И из-за этого у меня начинается приступ клаустрофобии. Мое горло сжимается, и пока Лотти еще раз прощается с ними, я просто киваю и иду к своей машине, чтобы открыть дверь для своей фальшивой невесты. Касаюсь ее спины, помогаю сесть, а как только она устраивается на сиденье, закрываю дверь.
Огибаю машину и сажусь внутрь. Дэйв и Элли стоят у двери, прислонившись друг к другу, и улыбаются нам. Если наличие невесты подразумевает это – семейную жизнь, покорность – я очень рад, что между мной и Лотти никогда не будет ничего подобного. Я никогда не стану таким, и точка.
Завожу машину, еще раз машу рукой, а затем мы едем по полукруглой дорожке и дальше по гравию, и я наконец-то могу выдохнуть с облегчением.
Лотти тоже рада, развалившись на своем сиденье, она говорит:
– Кажется, я наконец могу расслабиться. – Я ухмыляюсь. – Это было… нереально, весь этот опыт. Я чувствовала себя так, будто перенеслась в другое тело и это тело контролировало каждое мое слово и действие. Потому что если бы я была в своем собственном теле, я бы выхватила десерт прямо из рук Элли, а потом ударила бы ее по голове, чтобы убедиться, что она не заберет его обратно. Эта ерунда оказалась вкусной. Действительно вкусной. Я как будто одичала, поедая ее. А когда Элли сказала, что поделится со мной рецептом? Нет, мне не нужен рецепт, я хочу, чтобы кто-то приготовил это лакомство для меня.
– Я рад, что ты все-таки не ударила ее.
– Она ела его очень медленно. Клянусь, это была часть какой-то сексуальной прелюдии или игры.
– Они не устраивали перед нами сексуальные игры, – говорю я, тотчас отвергая эту мысль.
– Уверен? Ты вообще обращал внимание на происходящие? Потому что больше напоминал робота, чем человека. Элли сексуально облизывала ложку, а потом смотрела на Дэйва. Я видела, как он несколько раз ерзал на месте. Готова поспорить, они уже разделись и сейчас занимаются сексом у входной двери. Хотя Дэйв не похож на того, кто занимается этим у двери. – Лотти обдумывает сказанное, а потом добавляет: – Но вообще-то обычно молчуны странно ведут себя в постели. – Она поворачивается ко мне. – Ты молчун, ты чудишь в постели?
– Тебе об этом беспокоиться не стоит, – отвечаю я.
– Боже, – разочарованно стонет она. – Спасибо за уклончивый ответ. Тогда я сделаю собственные выводы и предположу, что у тебя там малипуська и ты не знаешь, как ею пользоваться.
Крепче сжимаю руль.
– Как насчет того, чтобы помолчать?
Мне нужно похандрить, пока я управляю машиной. Потому что вот он я, еду на деловую встречу, думая, что вот-вот заключу сделку, а в итоге мы ни разу не говорим о бизнесе. Вместо этого обсуждаем различные вариации кремового цвета и то, какие последствия могут возникнуть из-за наличия в столовой простого ковра, а также различные способы подачи тостов с авокадо. Господи.
– О, я попала в точку. У тебя и правда малипуська. Возможно, поэтому ты не женат и проводишь так много времени в офисе, поэтому у тебя нет кучи знакомых девушек, которых можно попросить о помощи, и ты вынужден обращаться к первой встречной. Теперь все понятно.
– Лотти, хватит. – Но она не останавливается:
– Ты ведь понимаешь, что с помощью вежливости можно добиться большего, чем с помощью грубости? Ты можешь изменить свой подход. В конце концов, в этом деле мы партнеры. Тебе бы понравилось, если бы я взяла тебя с собой на какое-нибудь мероприятие и разговаривала так же, как ты со мной?
Я не отвечаю. Вместо этого вспоминаю, каким довольным выглядел Дэйв. Таким… словно там ему и место. Не то чтобы казалось, будто во время деловых встреч он испытывал неловкость, но он не чувствовал себя настолько свободно, никогда. Почти беспокойный, недоверчивый. Но, сидя на заднем дворе рядом с Элли, он расслабился.
– Уверена, ты бы не обрадовался такому поведению по отношению к твоей персоне. Тебе правда следует разговаривать с другими так, как ты хочешь, чтобы они разговаривали с тобой. Не думаю, что прошу слишком многого. И заодно, относись к другим так, как хочешь, чтобы они относились к тебе…
– Можешь просто заткнуться хотя бы на секунду? – раздраженно произношу я, пытаясь собраться с мыслями.
– Прости, – сложив руки на груди, просит Лотти. – Не мог бы ты перефразировать просьбу? Или ты хочешь, чтобы я вернулась к Элли с Дэйвом и предъявила им отрицательный тест на беременность?
– Ты подписала контракт.
– И знаешь что? Думаю, моя семья предпочла бы потерять все, что у них есть, лишь бы я не подвергалась нападкам такого придурка. Я человек, Хаксли, и относись ко мне соответствующе! – рявкает она, а затем поворачивается так, чтобы не видеть меня и смотреть в окно.
Черт возьми.
Чувство вины захлестывает меня, потому что Лотти права.
Она – человек и сегодня чертовски хорошо справилась с задачей. Обычно я не веду себя как свинья. Я умею быть вежливым, так почему забываю о правилах приличия, когда дело касается Лотти?
Смотрю на нее. Она закрылась, и ничего из того, что я скажу, не поможет пробить воздвигнутую ею стену. Поэтому вместо того, чтобы попытаться принести неискренние извинения, оставшуюся часть пути я молчу, погрузившись в размышления и вспоминая события вечера.
Дома, в компании Элли, Дэйв кажется наиболее откровенным, но он также явно не хочет говорить о бизнесе. Как же мне объединить одно с другим?
Обычно я не гонюсь за подобными сделками. Я правда отродясь так не делал. На самом деле мне никогда не приходилось врать или превращаться в полного придурка, чтобы достичь своих целей. Но когда я осознаю, что эта сделка принесет десятимиллионную прибыль, понимаю, что останавливаться нельзя. «Кейн Энтерпрайзес» нужны эти объекты. Они наш приоритет.
И в конце они будут моими, гарантирую.
Глава 8
Терпеть его не могу.
Да что там – просто ненавижу.
И все же – вот она я: из кожи вон лезу, пытаясь понять разницу между замороженным и свежим шпинатом, пока Элли рассказывает мне о своих шариках из шпината, которые так нравятся Дэйву. Я слушаю с улыбкой, задаю умные вопросы и даже с удовольствием обмениваюсь электронными адресами, чтобы она могла прислать мне, как она сказала, «все рецепты».
И что я получаю в конце вечера от Хаксли?
Думаете, благодарность?
Возможно, заверение, что я хорошо справилась?
Я не напрашиваюсь на похвалу, но я была бы признательна хоть за толику доброты.
Но похоже, такое понятие, как доброта, чуждо Хаксли Кейну.
И это нормально. Абсолютно нормально. Потому что знаете что? Теперь я знаю, чего ожидать.
Ничего.
От него не стоит ожидать ровным счетом ничего.
В машине царит тишина, пока мы едем по Беверли-Хиллз. Хаксли мчится по улицам, игнорируя все знаки ограничения скорости, установленные на обочине. Когда я смотрю на него, замечаю, как крепко он сжимает руль, как напряжена его челюсть и как нахмурены его брови. Какого черта он так расстроен? Я единственная, из кого сегодня выжали все соки.
А он просто сидел и раздавал приказы.
Продолжая злиться на него, я смотрю вперед, когда машина начинает замедляться. Мы останавливаемся перед большими деревянными воротами. Хаксли нажимает кнопку, и ворота медленно отъезжают вправо, к белой каменной стене, покрытой виноградными лозами. Ну конечно.
Ах, это, должно быть, дом, милый дом. Я представляла себе претенциозный особняк с колоннами, вызывающе большими фонтанами, обильно украшенный золотом и с мрамором везде, даже на стенах, потому что Хаксли может себе это позволить, но когда мы сворачиваем на подъездную дорожку, я удивляюсь, видя строение, которое открывается взору. Белый дом вроде тех, какие обычно можно встретить на побережье, с окнами в черных рамах, с большими фонарями в южном стиле по обе стороны от входа, а также с простой черной металлической крышей.