А ещё я вспомнила безжизненное лицо Астахова и застонала от досады, что забыла на диване телефон, где можно было перечитать все его сообщения, рассмотреть фото, сделанное в больничной палате, и… В груди как будто что-то скреблось и просилось выйти, когда я вспоминала про этого парня. Посмотрев на себя в зеркало, я набрала горсть воды и брызнула в отражение. Надо было забыть и не думать о нём вообще.
Закрыв лицо руками, я разревелась в очередной, но последний раз за этот день. Меня ждали уроки и серпентарий с его учениками. Душ смыл усталость прошлого дня и приободрил, к тому же за это время я смогла подумать и взвесить все за и против, решить, что сестра права, а я просто истеричка. И что она единственный человек, который и так делает всё возможное. Кажется, мне даже в какой-то момент стало стыдно.
Настя постучала в дверь, сообщая, что мы можем опоздать, если я буду там так долго сидеть. А потом она сказала:
– Прости меня.
И я открыла дверь и обняла её:
– Нет, ты меня прости. Я неблагодарная. Не понимаю, как тебе сложно. Я…
– Я поговорю с ними, – выдохнула она мне на ухо. – Обязательно поговорю.
Перед входом в школу меня ждал Кравцов, желающий узнать все подробности случившегося. Но оказалось, что о происшествии знал не только он. Ученики косились в мою сторону чаще, чем обычно, а я пыталась делать вид, что ничего не замечаю. Но ехидная ухмылка Скворцовой, говорившая «видишь, ты ничего о нём не знаешь», и довольная улыбочка Репина, который тоже хотел сказать что-то вроде «и тебе нужен такой урод?», выводили из себя. Я бы с удовольствием крикнула, чтобы все заткнулись и занимались своими скучными делишками, но держала себя в руках.
Школа преображалась к праздникам: всюду висели гирлянды, ёлочные украшения, а в холле, чтобы пройти к раздевалке, надо было обойти огромную искусственную ёлку, которая выглядела лучше, чем настоящая. Огоньки искрились жёлтыми и белыми бликами, отражаясь в стеклянных шарах и мишуре. На макушке сидел ангел, рассмат-ривая меня сверху, как маленького подопытного кролика, которым я себя здесь и чувствовала.
Приближения праздничных дней я не ощущала, думая о том, что все выходные проведу у тётки в другом городе, потому что Настя собиралась с какой-то подружкой отправиться в отпуск в Тайланд. Билеты и путёвку они купили ещё в начале года, когда никто не думал, что мама вот так быстро угаснет.
В глазах образовалась предательская пелена из слёз, готовых хлынуть в любой момент. Я подняла голову и посмотрела на макушку ёлки, совершенно не слушая, что бубнит рядом Кравцов.
– Я ничего не буду рассказывать, – ответила я. – Ты молчишь, и я теперь буду молчать.
– Отличная позиция, Вик, – нахмурился Андрей и потёр свой шрамик на щеке.
Каждый раз, когда я касалась этой темы, он нервничал, и этот жест выдавал парня с потрохами. У всех должны оставаться свои секреты, почему я обязана была рассказывать о тайне Никиты?
– Я всё ещё жду, что ты расскажешь наконец, что происходит у вас дома и у тебя в башке конкретно. И тогда подумаю, посвящать ли тебя в мои мысли и дела.
– Ты снова хочешь поругаться? – не выдержал он.
– Да, потому что у меня чертовски отстойный день. И я не хочу ни о чём говорить.
– Окей, – согласился он и двинулся в раздевалку, а я за ним.
Весь день от Астахова продолжали сыпаться сообщения, некоторые я даже не читала. К концу последнего урока, английского, с которого я просто выползла, хотелось отправить Никиту в блок или удалить мессенджер безвозвратно.
Кто знал, что ему написать? Я – нет. Это чувство, когда ты вроде бы справился с одной трагедией, болезнью, которая незримо присутствовала в твоей жизни, заставляла мысленно возвращаться к ней, переживать, кусать губы, сдерживать слёзы, говорить себе, что всё будет хорошо, когда ничего уже нельзя вернуть. И вот теперь я хотела отстраниться от человека, которому не могла помочь. Конечно, ничего похожего на болезнь матери здесь не просматривалось, но только одна мысль, которая всё повторялась и повторялась, снова пугала так, как не смогла напугать меня ни одна книга Кинга.
Поэтому я молчала.
А после того как ко мне подошёл этот напыщенный самовлюблённый друг Астахова Гарик, смотря на меня, как тот ангел с ёлочки, и как бы между прочим спросил, что у меня с телефоном и почему я не отвечаю на сообщения, осталось только согласиться на свидание с Репиным, чтобы все от меня отстали.
Да, наверное, я совершала ошибку за ошибкой, не задумываясь о том, что кому-то делаю больно, потому что самой хотелось избежать боли. Хотелось веселиться, ведь именно об этом говорят все, когда вспоминают свою школьную жизнь. И именно это делают глупые люди, когда пытаются избежать проблем.
Свидание оказалось бы волшебным, если бы не моё к нему отношение. Матвей пригласил меня на съёмки «Новогоднего огонька», который должен был выйти в эфир в самую главную ночь года. Парень пытался одновременно и поразить меня, и удивить, и создать сказку – такую, чтобы я пала к его ногам.
Мне хотелось весёлой непринуждённой обстановки, где можно болтать о чём угодно, выспросить о Маше, девочках и понять, что делать дальше. Но поговорить совсем не получалось.
Сначала меня гримировали, как какую-нибудь актриску, потом подбирали платье, причёску, поили лимонадом, чтобы я развеселилась и поддалась всеобщему сумасшествию, словно сегодня точно наступает Новый год. А когда всеобщее веселье и шум вокруг достигли своего пика, нас рассадили за столики и включили фонограммы певцов. Матвей сидел рядом, улыбался и болтал всякие комплименты, я же смотрела и не понимала, зачем такому симпатичному и, в общем-то, умному парню устраивать этот цирк с конями, если он может познакомиться с любой девушкой и быть счастливым.
– Зачем тебе всё это? – вырвалось у меня в итоге в ответ на какое-то его наимилейшее замечание о цвете моих глаз.
– Что? Не понял.
– Зачем тебе я? Ты можешь встречаться с любой девушкой, которая действительно тебе понравится.
– Ты мне нравишься, – обольстительно улыбнулся он, поднося бокал с шампанским к моему.
Я наклонила свой, и они негромко звякнули.
– Это неправда, – изобразила я в ответ его улыбку.
– В смысле?
Он отставил бокал, улыбаясь на публику, и придвинулся ближе, чтобы я смогла его расслышать.
– Если тебе наплёл что-то Астахов, то не стоит слушать. Он постоянно клюёт на тех, кто мне нравится. Знаешь, достал.
Я развернулась и посмотрела в глаза Матвею, он всё так же безмятежно улыбался, будто говорил совершенно очевидные вещи.
В зале включили какую-то попсу, от которой начало шуметь в голове и стучать в висках. С потолка сыпались конфетти и серпантин, за столом все веселились, подмигивали и поднимали бокалы. Я старалась делать вид, что мне хорошо.
– Астахов ничего мне не говорил, – попыталась оправдать парня я.
– Тогда зачем эти дурацкие вопросы? Давай лучше веселиться. Хочешь, потанцуем?
Он не стал дожидаться ответа и потянул меня за собой на танцпол, где кружились парочки. Среди них находились и звёзды шоу-бизнеса, они изо всех сил изображали праздничное настроение, и у них получалось лучше, чем у нас. Мне же казалось, что вот там, в темноте, за этим ярким пятном площадки для съёмок, всё намного честнее и лучше.
Кто-то толкнул меня, и Репин вовремя поймал, притягивая к себе за талию. В этот момент заиграла тихая мелодия и послышался бой курантов. Шум нарастал, люди делали вид, что отсчитывают минуты до наступления Нового года, я же просто прикрыла глаза, но тут же почувствовала губы Матвея на своих. Он целовал нежно и осторожно, будто спрашивая разрешения, и я позволила, надеясь, что пойму, для чего всё это.
– С Новым годом, – сказал он.
– Ага, – смутилась я.
Мне вдруг показалось, что там, за бронёй, за всей этой мишурой и глупыми улыбочками, скрывается другой человек, который сейчас целовал меня и серьёзно говорил о том, что Никита просто завидует, оттого и цепляется ко всем девочкам Репина.
Но тут же Матвей рванул в сторону и появился передо мной с тарелкой ягод.
– Виктория для Виктории, – он расплылся в улыбке.
Оставалось только закатить глаза и отправиться в темноту, подальше от съёмочной площадки. Чувствовала я себя в тот момент отвратительно, срочно захотелось сбросить наряд, умыть лицо и продезинфицировать всё тело.
– Вик, Вика?!
Репин побежал за мной, но мне нечего было ему сказать. Перезагрузки не произошло, всё выглядело противно и лживо.
– Вик, ну что случилось? Что я сделал не так?
– Всё так, Матвей, – виновато ответила я.
– Нет, с самого начала было что-то не так, – стоял на своём парень.
– Просто это всё не моё.
– Что всё? Подожди… – он догнал меня и потянул за локоть.
– Игры, мишура, серпантин, улыбки – всё это картинка из соцсетей, а за ней – пустота.
Мой кавалер нахмурился, внимательно рассматривая меня. Он пытался понять что-то, но не понимал, только поглядывал в сторону съёмочной площадки.
– Может, я ошибся со свиданием?
– Ты ошибся с девушкой, Матвей.
Он как-то странно усмехнулся, развязывая бабочку и расстёгивая пуговку на рубашке.
– Думаешь, он лучше меня? – вдруг вырвалось у него, когда я уже собиралась идти в гримёрку и смыть с себя всё это.
Отвечать не хотелось, мы стояли молча, гипнотизируя пол под нашими ногами.
– Зачем тебе больной урод, который ставит себя выше всех и не считает нужным разговаривать с теми, кто ниже его статуса? Думаешь, он вот так просто на тебя обратил внимание? Ты грязь на его подошве…
Слова звучали зло и неприятно, они проникали внутрь и скапливались огромным комом у меня в горле, не давая высказаться в ответ.
– Я же никогда не разделял людей, а тем более девушек. Ты мне нравишься, серьёзно.
– А Маша? – еле слышно вырвалось у меня, парень даже наклонился, чтобы расслышать.
– Маша…
Кулак из его кармана взметнулся вверх и прижался к губам, Матвей шумно выдохнул. Он собирался что-то рассказать, я видела это по глазам, но внезапно рядом что-то упало. Мы отскочили, уворачиваясь от разбившегося софита. И момент исчез, а парень, схватив меня за локоть, потащился к гримёркам, увлекая за собой.