Томсон7, я и Гарик спрятались в тени кустов за воротами школы и ждали Милку, которая должна была приехать с Жекой, своим однояйцевым братом. В смысле не то, чтобы у него было одно яйцо. Просто они были братом и сестрой, близнецами.
– Слушай, Ник, может, нам сегодня затусить? Последний год в школе, ну типа… – прервал тишину Гарик.
– Можно, – отозвался я. – Томсон, что думаешь?
– Думаю, надо взять текилу у твоего отца в баре. И заморозить льда. Кстати, если будешь замораживать, то лучше горячую воду, она, согласно эффекту Мпембы, замерзает быстрее, хотя это и противоречит первому закону термодинамики, но…
Томсон у нас повёрнут на физике. Скажи ему любое слово, и он всё вывернет так, что ты сам удивишься, потому что всю твою жизнь можно описать с помощью физических законов. Термодинамика, Ньютон, Бойль, Максвелл – вот его лучшие друзья.
На самом деле он неплохой парень, практически всегда молчит, слушает и рассказывает новости о мировых физических явлениях. Как он оказался в нашей дурной компашке? Просто однажды позвали пить пиво, он так и привязался, как бродячий щенок. Может быть, Томсон был аутистом, но учителя и психолог предпочитали об этом молчать, тем более что его отец и мать возглавляли совет школы. Мне он не мешал, а Гарику нравилось над ним подшучивать.
– Отлично, Томсон, спасибо, что подсказал. А то не знаю, что бы делал без этой информации, – посмеивался Гарик. – Слушай, а может, тебе перепихнуться пора, чтобы вся эта дурь наконец перестала разъедать тебе мозги?
Томсон вытаращил свои щенячьи глаза, пару раз моргнул и опустил голову. Кажется, он сильно покраснел.
– Отстань от него, – буркнул я, прикуривая очередную сигарету. Да, курить – это плохо и всё такое, но авторитет в школе – это всё. Так что здесь я именно такой.
– Перепихнись лучше сам, а то у тебя, кроме этого, в голове вообще ничего нет, – осадил я Гарика.
Томсон усмехнулся, ковыряя кроссовкой асфальт.
– Да пошёл ты, – ответил Гарик.
Вообще-то, его звали Григорий Саркисян, и он был помешан на девушках и своей модной причёске. Очень гордился своим отцом – обладателем мягкого парламентского кресла и бизнеса, оформленного на всю его многочисленную родню. Я любил Гарика, с которым можно было забыть обо всём и тусить ночь напролёт, потому что у кого-нибудь из его родни обязательно был входной билетик во все клубы города.
– Слушай, брат, – позвал я Гарика.
Друг уже отвернулся и смотрел на здание школы, поправляя то свою причёску, то новый школьный пиджак.
– Что?
– Где ты хочешь устроить вечеринку?
– Не знаю, – уклончиво ответил он.
Я хотел напомнить, что у всех родители дома, так что ничего безбашенного мы всё равно организовать не сможем, но тут на меня налетел кто-то сзади, и я не успел ничего сказать, пытаясь удержаться на ногах.
Милка запрыгнула мне на спину, оседлав, как осла, и оглушила своим:
– Приве-е-ет!
Я отбросил недокуренную сигарету, и Томсон затушил её кроссовкой, что-то пробурчав про то, что курить – здоровью вредить, а не тушить окурки – вредить окружающей среде. Девушка у меня на спине коснулась щекой моей кожи и поцеловала в шею.
– Изи, изи… – попытался угомонить её я, разворачиваясь в кольце обнимающих меня рук.
В тот момент меня переполняли тёплые чувства к друзьям – такое часто ощущаешь после летних каникул, когда долго никого не видел и хочется обнять всех сразу. Я улыбнулся Милке, и она спрыгнула.
Почему-то я запомнил тот осенний день – солнечный, немного влажный, с запахом осени и чувством чего-то нового впереди. Меня окружали друзья, с которыми мы бок о бок шли почти все одиннадцать лет. Последний год в школе, дальше – взрослая жизнь и никаких запретов. Наверное, так думает каждый типичный школьник, но что поделать: так и есть. Все мы думаем именно об этом, а не о том, что ЕГЭ может испортить все эти «очучения».
– Скучал по мне? – искренне поинтересовалась Милка.
– Конечно, – так же честно ответил я.
– Ой, ладно. Даже и не вспоминал, наверное. Французская Ривьера скучать не давала наверняка.
Единственная девушка в нашей компании шустро хлопнула меня по спине и вытащила из кармана пачку сигарет.
В общем, всё было как обычно. Жека задирал сестру, Гарик – Томсона, я пытался веселить всех, на том и держались. Наверное, именно в этот момент, а может быть, позже (думаю, никто конкретно не может вспомнить эти переломные моменты или ощущение чего-то нового, необычного, того, что вот-вот должно произойти с нами) это и случилось.
– Эй, смотрите, – неожиданно позвал Гарик, когда мы в очередной раз над чем-то глумились.
Выворачиваясь из Милкиного нежного захвата, я успел только обратить внимание на стройные ноги, вышагивающие по асфальту, обновлённому к первому сентября. И портфель нашей англичанки рядом с ними. Точнее, можно было сказать «моей англичанки», потому что весь прошлый год я занимался с ней индивидуально несколько раз в неделю.
– Интересно, кто это с ней? – озвучил мои мысли Жека.
– Вам бы только на новеньких попускать слюни, – фыркнула его сестра.
И теперь все обернулись к ней, ожидая новостей, но она не успела ничего сказать, навстречу к нам шёл ещё один всезнающий чувак из класса.
– Два пальца об асфальт, он уже всё знает, – предположил Гарик, когда мы услышали ещё издалека приветствие одноклассника.
– Привет, Илюх, – хором поздоровались мы, парни, ещё и пожали друг другу руки.
И только Милка сказала:
– Привет, придурок.
– И тебе привет, ненормальная, – в ответ услышала она.
Все помнили, что у этих двоих что-то там когда-то было, только никто точно не знал что. И почему вдруг это что-то развалилось, оставив после себя одного «придурка» и вторую «ненормальную», хранилось в тайне. Никто из нас не лез с задушевными беседами к Жекиной сестре, а она сама не очень-то и хотела делиться секретиками.
Мила считалась симпатичной девушкой, даже очень, со своими светлыми волнистыми волосами, огромными голубыми глазами и фигурой, созревшей для всего сразу, но никому из парней, кроме меня, она не давала шансов. Да и у нас с ней существовали свои правила.
– Видели уже? – тут же, без предисловий, начал Илья.
– Я же говорил, – усмехнулся Гарик.
– Видели, – даже Томсон загорелся, что меня скорее удивило, чем обрадовало. – Вообще, вы знаете, почему волосы, собранные в хвост, у женщины так равномерно раскачиваются при ходьбе? Если взять, например…
– Подожди, Томсон, – перебил его Жека. – Давай об этом потом. Так что там с новенькой?
Илюха подкинул рюкзак плечом, посмотрел себе за спину, словно опасаясь, вдруг кто-то его услышит или увидит. В общем, как обычно, этот перец нагонял таинственности, соответствуя своему имиджу и фамилии, которая была такой же, как у известного телеведущего.
– Даже не знаю, стоит ли вам всё рассказывать, – рисовался он, отставив ногу в белых «конверсах» и рассматривая носок кеда.
– Хорош загоняться, Малахов, – не выдержал Гарик. – Скоро и так всё узнаем.
Подул лёгкий ветерок, рассеивая общее напряжение, со стороны школы послышались звуки детских песен о школе и голос завуча, которая любила, чтобы все ходили строем: пережитки совка всё ещё чувствовались даже в элитных школах, хотя давно уже должны были выветриться. Но до стариков всё доходило на пятые сутки.
– Ладно, а то, я смотрю, вы совсем заскучали в этом болоте знаний. Пора внести некую…
– Без предисловий можно? – нетерпеливо цыкнул Жека.
– Можно. В общем, это сестра англичанки.
– Всякого быдла нам в классе не хватало, – буркнула недовольно Мила.
– Скворцова, может, сама расскажешь? – опять сцепились они.
– Нет уж, это не моё. Сплетни и всякий тухляк.
– Ладно, короче, Малахов, давай по теме, потом будете влюбляться с Милкой, – опять возмутился Гарик.
Один я молчал. Не то чтобы меня совершенно не интересовало, кто эта новенькая и почему все вдруг так переполошились, но и не особо волновало, кто будет грызть гранит науки со мной вместе в этом году. Школа настолько достала, что хотелось быстрее разделаться с этими экзаменами и двинуть дальше.
– Никто здесь не… Хотя ладно, что я с вами церемонюсь. У вас тут более надёжные источники есть, вот и выспрашивайте у неё все подробности.
Малахов эффектно развернулся на пятках и почти лунной походкой побрёл в противоположную от нас сторону.
– Твою же… – выругался Гарик, всплеснув руками.
– Да ладно, что вы так расстроились, – фыркнула Мила. – Я вам и так всё расскажу.
– А ты откуда знаешь? – хмыкнул Жека, как будто не жил с ней в одном доме.
Даже я догадался, что об этой ситуации знала её мать, которая входила в попечительский совет, и уже наверняка она успела всё обсудить с мамашей Томсона.
– Знаю, – кривлялась подруга. – Мама рассказала.
– Понятно, – сказал её брат. – Давай тогда рассказывай, любите вы с Малаховым интриги крутить.
Она ничего на это не ответила, а просто смахнула небрежно с моего плеча невидимую пылинку и, словно говорила о каких-то пустяках, начала издалека:
– В общем, мама разговаривала с матерью Томсона, и они обсуждали, что незачем всякую шваль принимать в нашу школу, что кто-то за всё платит, а кто-то просто так пользуется общими благами.
Я даже зевнул от увлекательного рассказа.
– А можно короче, Мил? – попросил я.
– Короче. У этих, – и она, по-моему, изобразила училку английского в очках и с портфелем, – умерла мать.
Мила бросила короткий взгляд в мою сторону, хотела, чтобы я не заметил, ну и я сделал вид, что не заметил.
– Рак, в общем, то да сё. И Гончаруха, англичанка, взяла несовершеннолетнюю сестру под опеку.
Гарик почесал затылок. Мы все ждали продолжения, подёргивая за ремни свои рюкзаки.
– Опека – это типа усыновления, Гарик, если ты не понял. Ну и денег не очень много, поэтому она её к себе забрала, в свою квартиру, и в школу, естественно, её возить в нашу будет. Вот и всё.