Сердце замерло, и горло сжалось, но я попробовала отдышаться и не разреветься. Всё ещё можно было спасти. Нас ещё можно было спасти!
Следующие несколько минут мне пришлось держать телефон близко к уху, чтобы прослушать на полной громкости версию Никиты о том, что произошло в кафе. И она разительно отличалась от моей. Если я думала, что он всё это совершил, чтобы насолить мне, то с его стороны это выглядело так, что я хотела сделать ему больно, решив пойти на двойное свидание с его новым другом. И он просто взбесился из-за наших милых сюсюканий.
Мне очень хотелось написать: «Это ты с Полиной сюсюкал! Это ты пригласил её на свидание, чтобы сделать мне больно! Это ты не…»
Но я не написала, потому что пришло сообщение от него.
Я написала это и тут же захотела удалить сообщение, задумалась, опасаясь разрушить то, что и так уже было трудно склеить. Ждала ответа, а сердце бешено колотилось, в висках запульсировала жилка. Я подула на руки, гипнотизируя экран смартфона.
В окошке сообщений светились три точки, но ответа всё не приходило.
Я закусила губу и вышла из чата. Полистала фото в ленте, посмотрела парочку видео с котиками. И только потом открыла чат и прочла, что написал Никита.
Конечно, такое рвение только подтверждало тот факт, что один он не останется точно, пока я буду переживать о том, что написать или сказать. Сколько же девочек реально крутилось возле него? Если бы я не знала, что @vita_karamel – это я, то и к ней бы приревновала.
Но сейчас меня беспокоило другое. Что он скажет, когда увидит, кто такая Вита. Не возненавидит ли он меня?
Написала и задержала дыхание, но ответ пришёл быстро.
Тянуть и мучиться от ожидания не хотелось, поэтому я ответила сразу.
Эту фразу я уже слышала когда-то, но не от Никиты. Эта фраза врезалась в мою память навсегда. Эта фраза напомнила мне многое из прошлого, которое я хотела забыть. Эта фраза вернула меня в последние месяцы последнего учебного года…
Март 2018 г. Вика
– Я всегда прихожу раньше, – передразнила я Репина, рассказывая Андрею о том, что согласилась на свидание. Мне хотелось пересказать всё в красках, в ролях и не за пять минут. Но получилось как получилось.
Кравцов лишь ехидно усмехнулся, вышагивая рядом, даже вопросов не задавал. Я всё рассказала сама на большой перемене во время обеда и потом, когда мы отправились по своим урокам, обсуждая мои попытки вновь отыскать истину. Точнее, болтала, как обычно, я, а Андрей слушал.
– Спроси меня зачем.
– Что «зачем»? – уточнил друг.
– Зачем я согласилась пойти с ним. Спроси меня об этом, – настаивала я, хватая его за руку и утягивая к окну, где был свободный подоконник.
Мы уселись рядом, как только я отпустила руку Андрея. Он закатил глаза, что-то пробубнил себе под нос, но всё же озвучил вопрос.
– Ну и зачем?
Он тяжко вздохнул, будто ему надоел наш разговор, но посмотрел на меня снисходительно, словно на любопытного ребёнка, который всё равно не угомонится, пока не засунет в нос игрушечный шарик от конструктора.
– Да-да, я помню, ты считаешь, что я совершенная глупышка и поступаю нелогично, – пришлось показать ему язык.
– И по-детски.
– Ага.
Взяв Андрея под руку, я положила голову на его плечо и ответила, скорее всего, себе:
– Наверное, достаточно было того, что ты узнал: про записку, про то, что они первыми оказались там, у дома, где Маша это сделала, и про их тесную дружбу.
Я почувствовала, как он приподнял и резко опустил плечи.
– Ты не знаешь. А я знаю? Я просто думаю, что Маше было бы приятно, что хоть кто-то решил рассказать всем правду, а не сплетни, которые разносятся и обрастают неправдоподобными фактами.
– Угу, – вроде бы согласился Андрей.
– Что я сейчас могу написать в «Подслушано»? – продолжала я. – Всё только с чьих-то слов. Говорят то, говорят это. А кто говорит? И почему говорит именно это? Надо проверять источники, как учат журналистов. Знаешь, если у меня есть шанс узнать всё у главных участников, то я хочу попробовать.
– Кто-то хотел держаться подальше, – он взял мою ладонь и переплёл пальцы. – Просто…
Кравцов не договорил: мимо нас проходил Никита со своей свитой, я выдернула руку и спрыгнула с подоконника, когда тот состроил брови домиком, реально изображая побитого щенка.
Они уже прошли, но он обернулся и ещё пытался поймать мой взгляд.
– Знаешь, Гончарова, по-моему, тут и спрашивать не стоит, зачем ты согласилась. И так всё понятно.
Андрей поправил лямки рюкзака, многозначительно закатил глаза, засунул руки в карманы и зашагал на свой урок, а я осталась одна, слушая безумную трель звонка. В класс я вошла с опозданием и под пристальным взглядом всё тех же обиженных глаз.
Но как бы они ни сверлили и умоляли меня, решение отменять я не собиралась. С Матвеем мы встретились в центре города в один из мартовских выходных. Зима никак не собиралась уступать весне, и город засыпало большими ватными снежинками. Конечно, они собирались на асфальте грязной жижей, но это не отменило нашего решения прогуляться по центру.
Разговор особо не клеился, но мы продолжали идти куда-то вперёд, обсуждая погоду, преподов, предстоящие экзамены, поступление и премьеры фильмов. Именно разговор о старых чёрно-белых картинах привёл нас в один из винтажных кинотеатров, о котором я даже не знала. Мы перешли Яузу и оказались на Котельнической набережной. В кинотеатре было тепло и пахло кофе, так что мы двинулись на запах оптимизма.
Но и здесь, устроившись за столиком с чашкой горячего напитка, мы с Матвеем болтали обо всём и ни о чём. Хотя я думала, что парень будет таким же напористым, как и в прошлый раз, но он сохранял относительное спокойствие и не клоунадничал. И говорили мы на отвлечённые темы: о Мэрилин Монро28, на фильм с которой собирались пойти; о серьёзных антиутопиях, Оруэлле и Бёрджессе29; о влиянии социальных сетей на жизнь подростков.
Оказалось, что Репин не такой тупой, каким всё время хотел казаться, может быть, поэтому разговор о том самом он завёл только в темноте зала, когда на экране появились первые кадры.
Я почувствовала, как он придвинулся ближе и нагнулся ко мне. Поток воздуха, когда он начал говорить, коснулся волос и уха.
– Машка была особенной. Ты же про неё хотела узнать?
– Да, но…
Но он не слушал меня, продолжая рассказывать. Краем глаза я видела, что Матвей смотрит на экран, но взгляд его не следил за картинкой, а смотрел сквозь, казалось, что он ушёл в себя, вспоминая прошлый год.
– Знаешь, я не очень понимаю всю эту сентиментальность. Просто если люди нравятся друг другу и им весело проводить время вместе, это… ок.
Он потёр лоб и посмотрел на меня. В темноте зала наши взгляды встретились, и в его глазах я заметила боль и отчаяние.
– Смотри фильм, он хорош, – ухмыльнулся Матвей.
Я отвернулась, понимая, что вот так он чувствует себя в безопасности больше, чем когда я могу рассмотреть эмоции, предназначенные не всем.
– В её взгляде я видел себя другим, даже нравился себе таким… каким она меня видела. Смешно, но я чувствовал себя нормальным, хорошим парнем. Не подонком и клоуном местным. Она говорила то, что я хотел услышать, смотрела так, как хотелось, чтобы на меня смотрели. Мне кажется, я даже полюбил себя такого, каким был в её глазах.
Я глубоко вдохнула и выдохнула, по спине пробежал холодок. Может, я совсем не этого ожидала? Или я ожидала такого рассказа от Никиты?
– И влюбился в неё.
Его голос надломился, он шмыгнул носом, но тут же закашлялся. Я сделала вид, что ничего не заметила, и постаралась сфокусироваться на картинке на экране. Но не могла. Рядом сидел человек, который выворачивал душу, а я вдруг подумала, что не хочу этого.
И ещё вдруг Маша стала не какой-то эфемерной девочкой, которая присутствовала в наших разговорах и моих мыслях. Я вдруг сейчас очень остро ощутила, что она была реальным человеком.
Мне стало жутко, будто я почувствовала её взгляд и руку на своей руке. И я посмотрела на свою руку на подлокотнике, а потом на место рядом. Но слева от меня никто не сидел, хотя ощущения оставались реальными.
– Мне всё это не стоит поднимать. Но я хочу рассказать, потому что…
Он выругался, пока я всё ещё смотрела на пустующее кресло слева.
– Надоело всё скрывать. Конечно, скрывать тут нечего. Но… знаешь… Не всем можно доверять. Некоторые люди – неплохие актёры.
Я повернулась к нему, пытаясь понять, о чём говорит Матвей.
– Да-да, – усмехнулся Репин. – Никитос отлично играет, когда это надо. И не только на гитаре.
Пришлось промолчать в ответ, хотя возразить очень хотелось.
– Хочешь пруфы? Я знаю, что он говорит. «Это не моя тайна. Не могу рассказать».
Матвей усмехнулся, потирая ладонью колено.
– Это так, но это и его тайна тоже. Он помогал всё скрывать.
– Что? – хрипло вырвалось у меня, словно я не владела голосом.
– С Машей всё было непросто. Ты, наверное, уже слышала про игру «завлеки и переспи». Развлекуха классная у нас была на протяжении пары лет. Где-то в начале десятого класса старшаки нас позвали присоединиться. Все не против были.
Он немного помолчал.
– Ну как «не против». Первые девочки слёзы лили, писали записочки, думали, что у нас любовь до гроба. А потом уже многие с начала года просили, чтобы выбрали их. Мы чувствовали себя королями, хотя ещё не учились в одиннадцатом.
Я скривилась, неприятно было слушать о том, что девушки для этих парней были всего лишь игрушками, средством развлечения от скуки.
– Машка подошла к нам сама. Сказала, что ей птичка принесла слухи о том, что она следующая. Что выбрали её, потому что она не хочет привлекать к себе внимания и никогда не была замечена с мальчиками. Она ведь сама согласилась, практически как ты. Сказала, по приколу ей.