Всё больше образ Маши вырисовывался в моей голове, и всё больше я понимала, что она не была ведомой забитой куклой. И всё же понять, почему с ней такое произошло, я не могла.
– На свидания она не соглашалась, мы с Астаховым из кожи вон лезли, чтобы уговорить её. В итоге решила пойти со мной. Я так радовался, дебил. С этого дня и понеслось. Сам не знаю, понимал же, что это Машка из параллельного, помню, она в началке козявки ела. Бр-р-р. И всё равно пялился на неё как под гипнозом.
Он опять усмехнулся и вздохнул. Будто рассказ этот забирал у него все силы:
– Она меня с родителями познакомила. Представила таким хорошим и замечательным, что сам поверил в это. А потом… неизвестно, почему всё началось. Сначала: «Матюш, скажи, пожалуйста, если что, родителям, что я у тебя была. Мне надо отлучиться, потом всё расскажу». Или: «Матюш, я сегодня с Катей хотела встретиться, но родители не разрешают с ней общаться, прикроешь?»
Мысленно я пыталась разгадать, что скрывала эта девочка, и с нетерпением ждала развязки.
– Катя… Потом ещё подружка… Чего только Машка ни выдумывала. Конечно, такое было нечасто, но…
– А Никита? – не удержалась я.
– В том-то всё и дело, оказалось, что его она тоже познакомила со своими родителями. И его тоже просила прикрывать её странные отлучки. И он с радостью помогал ей. А потом…
Пальцы вцепились в подлокотники, и всё тело напряглось, будто давно ожидало этого «а потом».
– А потом я их увидел. Отвратительно и омерзительно. Думал, мне всё это кажется, думал, что просто ошибся. Всё что можно передумал и перебрал в своей башке. Меня даже стошнило от раздирающих сомнений. А может, и от другого.
Мои мысли разбегались, как тараканы, по которым фигачили из баллончика дихлофосом. Я не могла уловить ни одной мысли. А Репин продолжал:
– Не знаю, чего я хотел от неё. Скорее всего, ты слышала, что я набросился на неё при всех в школе. Но я не набросился, я просто хотел удержать это всё, что ли. Не знаю, хотел проверить, что она чувствует. Понять, куда делись все эти «Матюша, ты такой хороший». Я стал её целовать, но она оттолкнула меня, обозвала придурком и убежала. А я со злости обозвал её. Стал распускать слухи о причине, по которой мы расстались. Сказал, что она мне изменила и спала ещё с пятью парнями. Что она нимфоманка и всем даёт. И всё такое… Хотя всё было не так.
Рассказ выглядел спутанным, на сильных эмоциях, и я никак не могла уловить в нём главного. Где-то на задворках крутился скрытый смысл, но не поддавался осознанию.
– Никита? – опять спросила я.
– Он остался с ней. Это он виноват, что всё так получилось. Задурил ей мозги, и вот к чему это привело.
– Не понимаю, – сказала я.
И действительно, я не понимала, почему она пошла на такое.
– Вы травили её? Это были не просто обзывательства, – продолжала говорить я. – Что-то должно было подтолкнуть её. Что случилось?
Матвей молчал.
– Астахов знает подробности, – наконец бросил он. – Просто в тот момент от неё все отвернулись, даже подруга лучшая.
– Но начал ты? – допытывалась я.
– Нет, не я. Если бы не глупые разговоры Никиты с ней, она была бы жива.
В груди всё сжалось. Надежда ускользала, давая понять, что Астахов на самом деле не тот, кем хочет казаться. И что я ошибалась.
– Я любил её, – вдруг вырвалось у Матвея. – И хотел от неё всего лишь того же.
На руках снова поднялись волоски. История с Машей, этот треугольник и то, что никто из парней не остановился, а в этом году продолжил свою глупую жестокую игру, не давали покоя. Внутри всё бурлило. Я не могла оправдать для себя ни Репина, ни Астахова.
– Слышал, ты хотела бы отомстить за девочек…
Слова Матвея заставили повернуться и посмотреть на него. Откуда? Откуда он знал?
– Вы с Кравцовым слишком дотошно всех расспрашиваете об этом. Какой ещё интерес у вас может быть к этой истории?
– Но мы никому…
– Как никому, – снисходительно усмехнулся Матвей, – а с дурами этими разговаривала, которые как бы пострадали от наших игр. Практически каждая из них подошла и рассказала всё. Одной из них ты сказала, что так всё оставлять нельзя, надо что-то предпринять.
Я сложила руки на коленях, не понимая, почему девочки, которых обидели парни, пошли и выдали меня. Ведь я хотела помочь, но получается…
– Если хочешь отомстить, мсти Астахову. Заставь его чувствовать себя так же.
Слова Матвея звучали вместе с музыкой и титрами на экране. Он закончил рассказ, но на самом деле всё только начиналось.
После кинотеатра я чувствовала себя настолько потерянной и запутанной, что попросила Матвея не провожать. Хотелось подышать свежим воздухом и определиться, что я чувствую по отношению к каждому из них. Что я должна сделать, как поступить?
По дороге я надиктовала Дашке голосовое сообщение. И часть рассказа для меня открыла кое-что совершенно иное. Хотелось понять, действительно ли парни делили Машу или тут что-то другое. Может быть, они хотели укрепить свой авторитет? Или решали свои детские обиды? С чего вдруг после смерти девочки ребята перестали общаться, а теперь вновь ввязались в эту игру?
Подруга удивила ответом: она рекомендовала держаться подальше. Написала, что её смущают признания Матвея и явное смещение фокуса вины в сторону Астахова. Обычно так поступают люди, которые не хотят признавать свою причастность. А ещё она написала, что беспокоится за меня, чтобы я думала об экзаменах, а разборки оставила ребятам. И конечно, Дашка тоже отметила, что Маша была не обыкновенной серой мышкой, что наверняка у девочки имелись свои тайны.
Кравцов придерживался такого же мнения, хотя и не знал её лично, но советовал никому не доверять, кроме своей интуиции. Но та в самый ответственный момент заснула. А те, кто пытался манипулировать моим мнением, наоборот, активизировались.
Пока мы с Никитой пытались избегать друг друга, все вокруг давали советы.
Матвей писал о том, что может помочь соблазнить и бросить Астахова, чтобы тот тоже почувствовал себя отвратительно и понял, что натворил.
А на телефон приходили сообщения от Милы, которая становилась с каждым разом всё разговорчивей. Она вдруг сообщила, что Маша разрушила дружбу парней, которая зародилась ещё в первом классе. Писала, что Никита очень скрытный и мало кто знает, что на самом деле творится в его голове, что он посещал психолога и пил лекарства после смерти матери. Что и сейчас он продолжает встречаться с мозгоправом, потому что его мучает чувство вины из-за смерти Соловьёвой. Что правду о том, что случилось, знает только Маша, и она с радостью покажет, где найти её холмик с крестом.
– Не верь ей, – бросил Андрей, когда мы встретились после выходных в «аквариуме».
– Я не знаю, кому верить. Но странно, да? И Репин, и Скворцова катят на Никиту. Репин ещё готов и помогать во всём.
Андрей только усмехнулся.
– Что? – спросила я.
– Вик, ты хочешь его оправдать или правду узнать? – Он повернулся ко мне, чтобы встретиться взглядом.
– Правду, конечно.
И тут я не врала, потому что правда могла и оправдать Никиту, и успокоить меня.
– Тогда ты знаешь, что делать.
– Нет. Он ничего мне не расскажет. Да и запретили ему со мной общаться.
– Перестань его избегать, – заметил Кравцов. – Доверься сама в чём-то, чтобы вызвать ответное доверие.
– Как у тебя всё просто, смотрю.
– Это ты всё усложняешь. Невооружённым глазом видно, что он запал. Репин тебе сам сказал.
– Да, и Репин, и Мила активизировались не просто так. И Гарик там что-то говорил. Не знаю!
– Вик?
– А?
– Я пойду, хотел пораньше вернуться в класс.
Он встал с диванчика, задев пальму позади, когда набросил на плечо рюкзак. До своего шрамика он не дотрагивался, и я осознала, что всё, что Андрей произнёс, он давно обдумал и взвесил.
– Если хочешь узнать правду, сама знаешь, что делать. Все эти ваши женские штучки. Посмотри «Отчаянных домохозяек»30.
Он закатил глаза, поигрывая бровями.
– Откуда ты…
– Мама смотрела, – оправдался он. – Ответь ему взаимностью.
Я же расплылась в наигранной улыбке в ответ:
– Ты считаешь, что я должна соблазнить его?
Я дёрнула Андрея за рукав рубашки, чтобы он вернулся на диванчик, и прошептала в ухо:
– Мне с ним переспать, влюбить его в себя?
Андрей посмотрел на меня снисходительно, но глаза у него были серьёзными.
– Да. Только не попадись сама.
– Может, ты тоже с ними заодно?
Он не ответил, только нашёл мою ладонь, сжал её и встал, чтобы разорвать рукопожатие и покинуть «аквариум».
Я не успела прийти в себя и оценить идею, подкинутую Кравцовым, как прозвенел звонок. Затолкав в рюкзак учебник по физике (этот предмет мне хотелось повторить на перемене), я вскочила и собралась рвануть со всех ног, чтобы не злить препода, но передо мной появилась незнакомая девочка. Я никогда не замечала её в школе, поэтому насторожилась.
Она появилась будто из ниоткуда: только что никого из старшаков здесь не было, кроме нас с Андреем, и вот стоит она. Серьёзные глаза смотрят упрямо, тёмные волосы аккуратно убраны с лица ободком в цвет школьного костюма. Каре открывает милое лицо без косметики, но бледная кожа щёк окрашена лихорадочным румянцем, будто сейчас девочка упадёт в обморок от волнения.
– Можно с тобой поговорить? – хрипло произнесла она в подтверждение моих догадок.
– Я…
На минуту я остановилась, понимая, что физик будет в бешенстве. Мне хотелось придумать тысячу причин, чтобы убежать отсюда, но девчонка, не теряя времени, заговорила вновь:
– Мне надо сказать тебе о Маше.
Её взгляд и слова пригвоздили меня к месту, и я решила остаться. Ощущения, посетившие меня в тёмном кинозале, напомнили о себе. Казалось, что Маша рядом. Мне стало зябко, руки похолодели, померещилось лёгкое прикосновение к плечу, и я обернулась. Но никого не было.