го не узнавать, никого не расспрашивать и спать спокойно.
Кравцов отвернулся и надулся, как рыба-ёж, ну, такая, знаете, с иголками, выпученными глазами и ртом, то открывающимся, то закрывающимся в поисках еды.
– Хорошо, что там ещё такого страшного? Ну ладно, Андрей, не дуйся.
– Как думаешь, почему тебя пригласили на тусыч?
– Ясное дело, что не за симпатичную мордашку. Я поэтому и не собиралась идти, знала, что не просто так. И Репин не просто так названивал и писал. Где только номер узнал…
Я посмотрела на свои руки, которые лежали теперь на коленях. Вообще, я думала, что буду тут держаться незаметно, протусуюсь хоть как-то последний год, никто не будет доставать новенькую, стану серой мышью; но я ей не была, и притвориться не получилось.
– Я узнал про игру, – сказал Андрей.
– Что? – я подняла на него непонимающий взгляд.
– Точно не знаю, какие условия и как ставки делают. Я здесь только с одним поциком общаюсь и с Ирой. Вот она и рассказала, но просила молчать.
– И почему же ты проговорился?
– Потому что мы с тобой простые ребята, а вокруг полно избалованных мажорских детишек.
– А может…
– Нет, Вик, я вроде понял тебя. Прошлые отношения и всё такое, тебе не до меня. И мне, в принципе, тоже не до тебя. Мне вообще ни до чего, хватает новой семьи за глаза. Больше головняков не надо.
– Значит, друзья? – неуверенно спросила я.
На самом деле у меня как будто тяжёлый груз с плеч свалился. В прошлой школе я встречалась с парнем, хотя об этом сейчас вспоминать не хотелось. В общем, моя первая любовь превратилась в драму, и теперь я никогда больше не собиралась ни в кого влюбляться. Пусть лучше парни держатся на расстоянии вытянутой руки, так с ними проще общаться.
Всё это мы с Кравцовым выяснили ещё на прошлой неделе, сразу после репетиции, потому что ему показалось, что я как-то странно на него смотрела со сцены, и он решил проверить, не запала ли я на него. Пришлось сказать, что не запала и западать ни на кого не собиралась вовсе.
– Друзья. И вот на этих основаниях я тебе говорю, что есть чат какой-то, где они всё это обсуждают. Типа закрытого клуба для избранных, – он сделал акцент на слове «избранных» и наигранно откашлялся.
– И что им надо?
– Веселятся. Ира говорит, выбирают девочку новенькую, к ним каждый год кто-нибудь приходит. И потом не знаю что. Издеваются… Может, весной девочка та как раз и пострадала от чего-то такого.
– А я в этом году новенькая…
Я нахмурилась, почувствовав, как брови сами собой сдвинулись к переносице.
– И что они собираются делать?
– Я пока не знаю.
– А мне кажется, я знаю. Здесь все помешаны на американских сериалах. Смотрел «13 причин почему»? Что-то не улыбается закончить так же.
– Нет, тут что-то другое, – задумчиво сказал он. – Вик, ты пока не выдавай себя. Давай посмотрим что и как.
Я открыла рот и вытаращилась на Кравцова:
– Хочешь, чтобы я червяком была? Вроде приманки? Красавчик, чё!
– Да тише ты, – зашипел Андрей, поглаживая свой шрам. – Это и нужно для того, чтобы ничего более серьёзного не произошло. Узнаем, что и как, а потом пошлём их всех. Или проучим. Мы же команда.
– Команда? Робин Гуд, блин…
Я вскочила с диванчика, всплеснув руками, потому что не знала, что ещё сказать. Всё это меня как минимум разволновало не на шутку. Одно дело узнать о какой-то мистической школьнице, которая рассталась с жизнью, но совсем другое – когда всё это касается лично тебя.
Книгу пришлось вернуть на полку, потому что прозвенел звонок. Мы схватили рюкзаки и, переглядываясь, как заговорщики, вышли из «аквариума».
– Я не смогу, – пробормотала я, когда мы с Кравцовым расходились по разным аудиториям.
– Поговорим потом, – бросил он.
– Хорошо, – согласилась я, хотя ничего хорошего в этом не видела.
Я и до этого не видела ничего хорошего в том, что перешла в школу, где учились детишки олигархов, а теперь тем более. Вот, значит, какие у богатых развлечения. Конечно, с возрастом игрушки становятся серьёзнее и реалистичнее. И ничего, если одна может сломаться или перестать функционировать, её всегда можно заменить новой.
Теперь каждый раз, когда ко мне подходил Репин со своими подкатами о том, что зря я отказалась от подтанцовки, мне тут же хотелось просто сбежать, чувствуя в его болтовне какой-то умысел. Но что я могла сделать? Спросить напрямую? Сказать, что всё знаю? Но мы же ничего конкретного с Кравцовым не знали, и никто не собирался нам ничего рассказывать.
При слове «игра» на ум приходил только спор, ну или как это назвать, когда мальчики выясняют, с кем будет новенькая. Сто раз выслушивала рассказы от Дашки про книги, в которых так всё и начиналось, поэтому всё это меня пугало до чёртиков.
Конечно, я доверяла Кравцову, потому что он рос в моей среде и парнем был вроде нормальным, который, если что, мог бы и накостылять Астахову и Репину, причём сразу двоим одновременно. Но ждать и молчать – это не про меня, поэтому я пристала к Семёну, с которым мы вроде бы тоже подружились. По крайней мере, иногда он давал посмотреть домашку и подсказывал на самостоятельных.
«Ты должен мне рассказать про чат игры», – написала я ему на последнем листке в тетради по алгебре.
По тому, как Семён заёрзал на стуле, я поняла, что парень определённо что-то знает. Но на листе вдруг появилось: «Я ничего не знаю. Что за чат?»
Конечно, Левшин боялся. Рыжий ботан в очках, который, кажется, давал списывать домашку ещё и некоторым слишком борзым типам в классе.
«Ты должен мне сказать. Я не проболтаюсь», – написала я в ответ.
Он опять заёрзал под пристальным взглядом учителя. Я видела боковым зрением, как Семён пытается посмотреть куда-то мне за спину, поэтому не удержалась и пихнула одноклассника под столом.
«Я не знаю», – выпучив глаза под очками, написал опять Сёма.
«Ты козёл, Левшин, – написала я. – Всё ты знаешь».
Пришлось отвернуться от него, желания общаться с этим трусом не было. Тут и по лицу всё можно было определить: парень знает и про игру, и про чат, только сказать не может. А возможно, ещё и сведения какие-нибудь передаёт им, потому что сидит со мной за одной партой. Так что оставался только Кравцов, которому тоже неохотно кто-то что-то рассказывал.
По-хорошему стоило выкинуть всё это из головы и зубрить алгебру, потому что главным в этом году были экзамены и поступление, а не выяснение отношений с избалованными мажорами.
Так что, проснувшись на следующий день после разговора с Кравцовым, я поняла, что не хочу никуда идти. Просто из постели не могу вылезти, пусть Настя хоть за руки вытягивает, но в школу я не пойду.
– Вика, ты чего? Вставай, быстро! – тут же нарисовалась сестра в проёме двери. – Опаздываем уже.
Я как-то вяло поморщилась, рассматривая идеальный макияж сестры, заглядывающей в гостиную, где я всё ещё валялась под одеялом на диване.
– Ты иди, я сегодня дома останусь.
– Что значит «дома останусь»? – Она деловито сложила руки на груди. Училка.
Но сестра тут же подскочила и присела на край дивана, приложив руку к моему лбу.
– Голова не горячая… – рассуждала она вслух.
– Дело не в голове, – пробурчала я в одеяло.
– Что-то случилось? Это одноклассники? Кто-то достаёт?
Настя – моя сводная сестра, у нас одна мама, но отцы разные, и раньше за ней не водилось такой заботы и трепетного отношения. А может быть, это я считала её всегда расчётливой стервой. Хотя чего она особенно рассчитывала… Подумаешь, квартиру какой-то папик помог купить, и теперь Настя пыталась оправдаться, что не продалась за жильё, выплачивая ежемесячно ипотеку, проявляя заботу обо мне и оформив опеку. Сестра будто старательно доказывала всем, что она хорошая, что не было никаких папиков, роли любовницы и по совместительству помощницы какого-то бизнесмена.
Но Дашка, подруга из старой школы, оказалась права: лучше жить с ней, чем отправиться в приют. А препираясь с Настей по любому поводу, выставляя напоказ свой подростковый максимализм, просто с жиру бешусь. Надо жить с сестрой в ладу. Ну хотя бы не спорить. Поэтому я просто сказала то, что думала:
– Насть, столько всего навалилось. Новая школа, ученики, нет друзей. Можно мне денёк побыть в тёплой норке? М?
Знала, что кошачьи глаза давно не прокатывали с ней, но по привычке состроила просительную моську. Сестра серьёзно посмотрела на меня, вздохнула и махнула рукой:
– Оставайся. Только напиши мне в середине дня, как у тебя дела.
– Ага, – улыбнулась я в ответ. – Не волнуйся.
Через несколько минут дверь за ней закрылась, а я так и не смогла уснуть, размышляла о Маше Соловьёвой, девочке, которая покончила собой, о Репине, Астахове и тех, кто тщательно скрывал причины её смерти. Наверное, близкие друзья парней что-то знали, только вот желания с ними общаться и что-то выспрашивать не было, вряд ли кто-нибудь что-то решится рассказать.
Ещё я думала о маме, которая оставила меня одну так не вовремя: последний год в школе, выпускной и мои проблемы с бывшим. Столько всего, а поговорить, прижаться к тёплому плечу и почувствовать, как тебя целуют в лоб, теперь можно было только во сне, да и то не часто.
А потом думала о том, что, может быть, всё, наоборот, сложилось лучше, чем могло бы. Там, в классе, остался Руслан, которого тяжело было видеть каждый день, а здесь пока никого не было, даже подруга у меня существовала теперь только в социальных сетях. Нет, конечно, Дашка жила всё там же и вполне сносно, просто виделись мы теперь реже. С начала учебного года – всего один раз. Поэтому я решила ей написать. Уж кто-кто, а Рогова, моя подружка из прошлой школы, точно могла бы разрулить всё и дать дельный совет.
Схватив телефон, я написала ей.
А потом надолго зависли три точки.
Прошло долгих пять минут, за которые я решила, что написать, потом передумала писать вообще, а потом всё же уговорила себя спросить совета у подруги. И только я собралась это сделать, как от неё пришло сообщение.