Неидентифицированный — страница 31 из 40

Дикий, помогавший Пилюле с ранеными, увидев меня, понимающе хмыкнул и ничего не сказал, за что я ему был благодарен, потому что смотреть на раненых было ещё хуже, чем на трупы. Те хотя бы лежат молча, в лужах черной крови, а раненые орут и стонут, скрючившись от боли и зажимая свои раны руками.

Пока я приходил в себя, борясь с тошнотой, те, кто был на ногах, разобрались с ранеными, и теперь виновато смотрели на тех, кого уже не спасти.

Освобожденные пленники пребывали в радостном возбуждении от полученной свободы и расправы над своими надзирателями. Уровень адреналина в их крови зашкаливал, не позволяя просто стоять на месте. Из-за этого они постоянно ходили и быстро говорили, громко выплёвывая слова, словно стреляя из пулемёта.

Люди благодарили нас за спасение и спрашивали, что мы намерены делать дальше. Я переводил все стрелки на Дикого, отвечая, что он командир и все вопросы к нему, не кривя при этом душой, поскольку не знал, что мы будем делать дальше.

Дикий, нервно поглядывая на часы, обвел взглядом окруживших его спасённых людей, половина из которых были ранены и перебинтованы, тяжело вздохнул и угрюмо произнёс:

– Дайте мне, пожалуйста, пару минут на размышления! Я, честно, планировал, что всё будет по-другому! Меньше охраны, меньше убитых и раненых!

Слова Дикого согнали радостные улыбки с лиц людей в полосатых робах. В ответ они заверили его, что, несмотря на всё, благодарны ему за спасение и, будь у них выбор, без раздумий бы согласились на такую цену за свободу.

После этого Дикого оставили в покое, чтобы он мог продумать план дальнейших действий. Пока командир думал, спасённые из плена люди окружили нас и засыпали вопросами о том, кто мы, откуда, что происходит на свободе.

Отвечал на все вопросы Кряк, ведь я сам не знал ответы на некоторые из них, Владислав Андреевич не отличался общительностью, а Пилюля всё ещё бегала от раненого к раненому, поправляя им повязки, раздавая таблетки и делая уколы прямо через одежду, в бедро или плечо.

Череду вопросов от людей в полосатой одежде прервал подошедший к нам командир. Люди сразу замокли и выжидающе уставились на него. Дикий поправил автоматный ремень, разместив оружие на груди, и, окинув толпу взглядом, сказал:

– У нас времени в обрез, надо быстро сваливать отсюда! К сожалению, мы вынуждены оставить умирать тех, кому невозможно помочь, иначе они будут обузой, которая погубит всех остальных.

В толпе раздался одобрительный ропот. Все понимали, что другого варианта нет, поскольку даже у тех, кто твердо стоял на ногах, шансы скрыться от преследования, которое обязательно будет, были весьма призрачные. Что уж говорить о тех, кто был неподвижным балластом и находился при смерти.

Подождав, пока ропот толпы утихнет, Дикий продолжил говорить:

– Теперь относительно плана отхода. Есть очень хороший бонус, на который я изначально не рассчитывал. – он указал рукой на два неподвижных броневика у ворот. – Эти красавцы облегчат первую часть пути тем, кто ранен. Остальным придётся убегать ножками, причем разделившись на тройки, чтобы максимально запутать врага и затруднить преследование. У вас есть 5 минут, чтобы набрать провизии в дорогу и собраться у ворот, опоздавших ждать не буду!

Едва командир договорил, как толпа в едином порыве ринулась к длинному деревянному зданию, которое использовалось как столовая и хранилище продуктов. Дикий выцепил меня из толпы и сказал:

– Возьми провиант на меня и Владислава Андреевича, мы останемся тут, на случай если враги уже рядом, чтобы нас не перещелкали неожиданно, как до этого поступили мы. – командир кивнул на ближайшее неподвижное тело охранника, лежащее на земле.

Я молча кивнул, подтверждая, что услышал его просьбу, и побежал догонять толпу, которая уже почти полностью ввалилась внутрь столовой.

Бывшие пленники, ворвавшись в складское помещение здания, беспорядочно хватали упаковки с различными продуктами и бутылки с водой. Из-за нервного перевозбуждения, они толкались и мешали друг другу, разрывая упаковки и растаптывая их в большом количестве.

Я поморщился, глядя на людей, которые вели себя, как чайки, толкая друг друга и норовя ухватить побольше.

Решив, что не стоить судить людей, на долю которых выпали тяжелые испытания и сейчас их переполняло нервное возбуждение, я отошел в свободный угол, подальше ото всех, и принялся осматривать склад, пытаясь понять, где что лежит.

Я не спешил, потому что провизии тут было много, и, несмотря на бездумно затаптывающих и уничтожающих её людей, мне всё равно хватит и ещё немало останется. Поэтому я для начала рассмотрел, что где лежит в свете фонарей, лучи которых постоянно двигались, создавая причудливую игру теней, и мысленно составил себе список из продуктов, которые разделил на два типа: первые можно жевать на ходу и не нужно готовить, вторые требовали приготовления на огне, но обладали большим сроком хранения и не боялись жары.

В это время кто-то из толпы уронил с полки открытый мешок с мукой, который, упав на пол, вызвал мучное облако, которое испачкало ближайших людей и заставило их громко материться и чихать.

Посмеявшись над бесплатным шоу с оголтелыми чайками и мукой, я принялся методично закидывать продукты и воду в рюкзак, не забыв при этом о просьбе Дикого.

Склад начал пустеть, люди в полосатых робах, нахапав провизию, стали покидать его, оставляя после себя беспорядок на полках и полу, который был усыпан различными разорванными и раздавленными упаковками.

С одной стороны, такое зрелище вызывало у меня неодобрение – к еде нужно относиться бережно, этому меня учил отец, которого в своё время учил его отец, получивший этот завет ещё от своего деда. Дед на своём веку пережил одну из самых страшных войн человечества, а где война, там, как правило, и голод, и после пережитого считал преступлением выкинутые продукты. По рассказам отца, недоеденный хлеб дед сушил на печке, после перемалывал его в ручной мясорубке и кормил зимой птиц. А тут на моих глазах варварски растоптали еду, которой хватило бы, чтобы накормить немало людей. Но с другой стороны, каких людей? Одичалых? «Да лучше пусть те мрази сдохнут с голоду или сожрут друг друга!» – разозлившись подумал я, вспомнив встречу с одичалыми и её последствия.

Склад я покинул практически к тому моменту, как время, отведенное командиром на сборы, истекло. Я бегом направился к бронированным машинам, вокруг которых толпились уцелевшие после сражения пленники и партизаны. Успел я как раз вовремя, буквально через минуту командир начал распределять людей на небольшие группы.

Отход Дикий распланировал следующим образом: раненых, насколько позволяло место в броневиках, утрамбовали по машинам, выдав им координаты, до которых нужно добраться, и дальнейший маршрут уже пешим ходом, остальных разбили на тройки, каждой тройке выдали свой подробный маршрут с конечной точкой сбора.

По замыслу Дикого, из лагеря мы должны были разбрестись врассыпную, во все четыре стороны света, озадачив тем самым противника и сбив его с толку, но конечная точка сбора была у всех в одном месте, и некоторым придётся сделать большой крюк, чтобы попасть на неё.

Я был в числе тех «счастливчиков», которым предстояло пройти немало километров, сначала удаляясь от конечной точки маршрута, а потом по большой дуге вернуться на место встречи.

Нервно поглядывая на часы, командир провел быстрый инструктаж. Люди в полосатых робах стояли и слушали его с сосредоточенными серьезными лицами, сжимая в руках трофейное оружие убитых охранников лагеря. Их не смутило, что такое оружие имело повышенный износ, а патроны, изъятые у врага, могли быть с сюрпризом. Это мы, имея своё оружие, могли себе позволить отказаться от трофеев, а у них не было выбора. Я бы на месте любого из них тоже предпочел иметь хотя бы такое оружие, чем быть вовсе безоружным и лишить себя шанса на спасение, если столкнусь с кем-нибудь враждебно настроенным и вооружённым. А судя по тому, что я успел увидеть в новом мире, в реальной жизни все люди стали именно такими: вооружёнными и враждебно настроенными к любому чужаку не из их общины, банды или военного отряда.

Дикий распределил людей таким образом, что в его отряде оказалась Пилюля, которую он, видимо, побоялся отпускать от себя, а все остальные партизаны стали командирами мини-взводов из двух бывших пленников.

Такими образом, я тоже возглавил тройку, в которой были два спасённых пленника: угрюмого вида небольшой мужичок неопределенного возраста, чем-то похожий на гнома с большими ладонями, и длинный, как пожарная каланча, слегка сутулый парень, которому на вид было чуть больше 20 лет.

Я сразу обратил внимание, что молодой, как я про себя прозвал парня, не умеет обращаться с оружием, в отличие от коренастого гнома, который сразу правильно повесил трофейный автомат и явно умел им пользоваться.

«Ну, что же, выбирать не приходится, будем работать с тем, что имеем» – мысленно подумал я, рассматривая своих подопечных, а в слух спросил:

– Вы набрали провизию и воду в дорогу?

– Да. – вразнобой ответили оба.

Я одобрительно кивнул и на этом наше знакомство закончилось. Дикий дал команду выдвигаться.

Бронированные автомобили, сделав пару оборотов стартером, ожили, басовито урча двигателями, и практически сразу тронулись с места, легко снося сетчатые ворота запретной зоны и с громким металлическим лязгом и искрами вырываясь наружу, на свободу, оставляя за собой облако пыли. Люди сразу же последовали за ними, покидая лагерь, шагая по оторванным створкам ворот на свободу.

Даже в темноте, с отключённым прибором ночного видения, я заметил, как мои подопечные, перешагнув сорванные воротины, на секунду замерли и на их лицах заиграли улыбки. Они наконец оказались на свободе, о которой, наверное, мечтали много дней подряд, но до конца не верили, что обретут её.

Мне были понятны их чувства, но время поджимало, свободу мало было получить, её ещё нужно было сберечь вместе с жизнью, поэтому, повернувшись к ним, я произнёс: