— Спасибо. Но где лежит видимая разница? — спросил кролик.
— Любые различия чисто концептуальны, это продукт расщеплённого ума, — объяснила сова. — Их источник не может содержать в себе никакой «разницы»!
— Тогда что такое их источник? — спросил кролик.
— Я есть их источник, — мягко ответила сова, — но позволь мне предложить тебе защиту моих крыльев: Я неуязвима в отличие от тебя, а объекты летят во все стороны. Все объекты потенциально опасны для тех, кто не постиг, что они есть Я.
21. Кто это сделал?
— Ты забываешь кто-ты-есть и помнишь что-не-есть-ты! — сказала белка.
— Вместо того чтобы?.. — пробормотал кролик, задумчиво почёсывая ухо правой лапкой.
— Вместо того чтобы забыть что-не-есть-ты и помнить кто-ты-есть.
— Не слишком понятно, — ответил кролик, почёсывая другое ухо левой лапкой.
— Это входит в привычку, — констатировала белка, — но прости меня, сова приближается, а у меня от неё мороз по коже. Мне пора.
— Доброе утро! — сказала сова, усаживаясь на свой сук.
— Добрый вечер! — ответил кролик. — Это луна на небе, а не солнце.
— Совершенно верно, — ответила сова. — Для меня это утро. Взаимозависимые противоположности характерны для относительности.
— Да, да, конечно! — согласился кролик сконфуженно.
— Что ты замышляешь? — спросила сова после небольшой паузы.
— Ничего! — ответил кролик с невинным видом.
— Нет, замышляешь! — проворчала сова. — Ты думаешь! Я же говорила тебе не делать этого! О какой чепухе ты думал?
— Я только забывал что-не-есть-я и вспоминал кто-я-есть, — ответил кролик, помахивая одуванчиком с притворным безразличием.
— Наоборот было бы не так глупо, — заметила сова, — но ни то ни другое не истинно. Оба заявления утвердительны, и оба — полная чушь.
— Почему? — спросил кролик разочарованно.
— Любое утверждение — всегда полная чушь.
— Но почему?
— Кто делает это? — потребовала ответа сова.
— Ну, я! — ответил кролик.
— Если ты знаешь, что делаешь это, ты просто обманываешь себя! — проухала сова. — Какой осёл вдолбил тебе это в голову?
— Не осёл, а просто маленький бельчонок, воображающий себя метафизиком.
— Чокнутый[3]! — сказала сова. — Это всё от питания орехами.
— А мне это показалось вполне разумным, — возразил кролик.
— Конечно, это кажется разумным, — ответила сова, — потому-то оно таковым и не является.
— Как это? — спросил кролик.
— То, что кажется «разумным», неизбежно относительно, а то, что относительно, не истинно, — объяснила сова.
— Но разве забыть что-не-есть-я и вспомнить кто-я-есть — это не то, что я должен делать?
— Нет ничего, что ты должен делать, — проухала сова, и в её огромных глазах засверкали молнии. — Кто «ты» такой, чтобы делать что-либо? Всё, что ты «делаешь», делается каким-то «тобой», даже если Я есть это деяние. Относительно нет ничего, что «ты» можешь сделать!
— И что? — спросил кролик уныло.
— Не пытайся ничего «делать». Всё, что ты «делаешь», будет неизбежно неправильно, — настаивала сова, — поскольку «ты» делаешь это!
— Тогда что я должен не делать? — спросил кролик ошеломлённо.
— Не пытайся ничего делать или не делать. Довольствуйся тем, чтобы просто БЫТЬ, тогда это и будет то, что ты ЕСТЬ! — сказала сова непреклонно.
— Откуда ты это знаешь? Ты Бог? — спросила белка, выглядывая из-за дерева.
— Определённо Я Бог, — ответила сова. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому что только Бог может знать такие вещи! — ответила белка иронично.
— Только Бог! — фыркнула сова, от негодования расправляя свои большие крылья. — Я не только Бог! Быть Богом — всего лишь одна из моих функций, так же как быть Дьяволом, к тому же довольно утомительная! Слишком относительно.
— Тогда кто ты есть, когда ты не «относительно»? — спросила белка, разгрызая орех с рассчитанным безразличием.
— Я есть абсолютно, — ответила сова сурово. — Как Бог, Я отвечаю на прошения или игнорирую их, а также выполняю подобные относительные задачи. Абсолютно — Я просто ЕСТЬ.
22. Кто, в самом деле
— Похоже, ты много знаешь об этих двуногих монстрах, которые готовят нас в горшках и поджаривают на вертелах. Откуда? — спросил кролик.
— Я знаю всё, — ответила сова со скромной простотой.
— Но откуда ты знаешь это? — настаивал кролик.
— Знание — это «знание» того, что Я не могу знать, — ответила сова категорически. — Ты тоже, как Я.
— А они «просветлённые»? — спросил кролик.
— Даже они, — ответила сова печально, — только они и этого не знают.
— А они знают, что мы такие?
— По крайней мере один из них, индийский мудрец, знает.[4]
— Откуда он это знает? — спросил кролик.
— Он просто «знал» это, — ответила сова. — У него был друг — корова по имени Лакшми, и когда она умерла, он велел похоронить её рядом со своей матерью, где были похоронены только так называемые «просветлённые».
— А другие люди поняли?
— «Другие» не могут понять, — объяснила сова, — только Я могу.
— Тогда, если они не понимают, что они думают?
— Они думают, потому что «хотят» думать, и не могут не думать, потому что обусловлены думать, и они воображают, что когда феномен, растянутый в пространстве-времени, вдруг начинает осознавать то-что-он-есть, значит он стал «пробуждённым», «просветлённым», «освобождённым» или как им ещё нравится это называть.
— А он не стал осознавать то-что-он-есть? — спросил кролик.
— Никакой феномен никогда не делал этого, не делает и никогда не сделает — в пространстве-времени!
— Почему так? — спросил кролик в замешательстве.
— Потому что только то-что-он-есть может осознавать то, что он есть, через феномен, разумеется! — ответила сова, поворачивая голову и фиксируя кролика пронизывающим взглядом своих сияющих глаз. — Разве ты не видишь, что для этого он должен обязательно быть?
— Тогда что такое «быть просветлённым»? — спросил кролик.
— Быть тем-что-ты-есть, конечно же, — ответила сова.
— И что это такое? — настаивал кролик.
— Вообще ничто, — ответила сова. — Чем ты вообще можешь быть?
— И кто может быть этим чем-то? — добавил кролик спонтанно. — Но тогда что оно может делать? — спросил он торопливо, будто устыдившись.
— Делать? — сказала сова тихо. — Оно может сказать то, что ты только что сказал, не думая о том, что говорил!
— Так это было?.. — задумался кролик.
— Это было, — констатировала сова, — но, конечно же, не словами и не говорением.
— Тогда что сказало это? — продолжал настаивать кролик, помахивая ушами.
— Я, — отрезала сова, закрывая глаза и отворачиваясь.
23. «Головы и хвосты»
— Береги голову! — предостерёг сову кролик, когда ветка над ней начала обламываться.
— У меня нет головы, — заявила сова категорично.
— Нет? — удивился кролик, глядя на неё вверх.
— То, на что ты смотришь, только кажется существующим в твоём аспекте ума, — ответила она, — чисто феноменальном и концептуальном.
— Значит, для себя ты безголовая? — спросил кролик.
— Как и ты — если только ты посмотришь и увидишь, — ответила сова терпеливо.
— Кажется, действительно так, — согласился кролик. — А как это работает?
— Это не работает, — ответила сова. — Я есть отсутствие моей головы. И всё, что находится в нём! — добавила она в заключение.
— Кто-нибудь кроме нас знает об этом? — спросил кролик, медитативно пожёвывая стебель фасоли.
— Один двуногий мудрец из Англии[5] даже настолько разумен, чтобы учить этому, — сказала ему сова.
— А они ему верят? — спросил кролик, поднимая одно ухо.
— Слишком сильно обусловлены, — ответила сова, хлопая крыльями, — но многие поняли. Это прямой путь внутрь, известный древним мудрецам, но в первую очередь это опыт.
— А как же тогда остальная часть нас — я имею в виду лишённая головы? — спросил кролик задумчиво.
— Выглядит как обычно: объектная видимость в уме.
— Но тогда мы свободны? — спросил кролик, подпрыгнув.
— Я никогда не была несвободной, — проухала сова категорично, складывая крылья.
— А хвоста у меня тоже нет? — спросил кролик шаловливо.
— У тебя ничего нет, — проухала сова, поворачивая голову и уставясь на него своими огромными глазами. — Нет никакого «тебя», чтобы иметь «что-то», и нет никакого «что-то», что мог бы иметь какой-то «ты»! Более того, тот хвост, который, по-твоему, у тебя есть, вообще не стоит того, чтобы о нём беспокоиться.
24. Здесь и там
— Грустно! Бедный старый фазан! — вздохнул кролик. — У него был такой замечательный хвост!
— Что с ним такого случилось, что тебе стало грустно? — спросила сова.
— Его застрелил один из тех двуногих.
— Грустно для тебя или для него?
— Грустно для него, но мне тоже жаль! — объяснил кролик.
— Грустно для тебя и глупо. Не для него.
— Почему не для нас обоих? — спросил кролик удивлённо.
— Какая может быть разница между «жизнью» и «смертью»?
— Ну, — сказал кролик, — «жизнь» — это когда ты живёшь, так сказать, а «смерть» — это, ну, когда ты мёртв!
— Не вижу разницы, — заявила сова. — Феномен — это образ в уме, а психические образы — лишь видимость, очевидно, как в обиходном, так и в истинном смысле, и не важно, воспринимаются они во сне, галлюцинациях или так называемой «повседневной жизни».
— Да, конечно, но у него был такой замечательный хвост! — вздохнул кролик. — Разве он тебе не нравился?