– Здесь все просто, – заметил пилот, – если знаешь, куда смотреть. Меня зовут Джим Кумбс. Рад видеть тебя на борту. – Он пожал Уэйну руку коротким, твердым рукопожатием. – Мистер Найлз говорил мне, что ты летчик. Это правда?
– Да, сэр
– Отлично. – Кумбс протянул руку к расположенной у него над головой приборной панели и выключил автопилот. Штурвал прекратил свои небольшие корректирующие движения, оживлявшие элероны и рули высоты. «Челленджер» начал медленно поднимать нос вверх. – Хватай руль, и посмотрим, как он будет тебя слушаться.
У Уэйна вспотели ладони, когда он вцепился в штурвал и поставил ноги на покрытые жесткой резиной педали управления.
– Следи за приборами, – подсказал Кумбс. – Скорость все еще на авто, так что не беспокойся о ней. Опусти нос на несколько градусов. Давай уведем его недалеко от курса.
Уэйн двинул штурвал вперед, – и «Челленджер» немедленно повиновался: его серебряный нос опустился на полетный уровень. Он слегка перестарался, и нос в результате спустился вниз градусов на шесть. Самолет начало слегка разворачивать вправо, и Кумбс позволил Уэйну поработать штурвалом и педалями до тех пор, пока самолет снова не уравновесился. Управление «Челленджером» осуществлялось несильными, но уверенными движениями, по сравнению с которыми полет Уэйна на «Бичкрафте» казался борьбой с самолетом. Он усмехнулся и спросил слегка дрожащим голосом:
– Ну как?
Кумбс рассмеялся.
– Прекрасно. Конечно, мы миль на сто отклонились от курса, но для новичка ты справляешься вполне сносно. Хочешь быть моим вторым пилотом до Пальм-Спрингса?
Уэйн просиял.
Менее чем через два часа «Челленджер» приземлился в Муниципальном аэропорту Пальм-Спрингса. С места второго пилота Уэйн внимательно наблюдал за действиями Кумбса при посадке. «Челленджер» поджидали два лимузина «Линкольн Континенталь». Найлз посадил Уэйна в первый, а Ходжес и Брэгг сели во второй. Однако через десять минут после того, как оба лимузина отъехали от аэропорта, водитель-мексиканец второго сказал, что «что-то не так» и съехал на обочину. Он вышел из машины, осмотрел ее и сообщил, что спустило левое заднее колесо. Ходжес посмотрел, как лимузин Найлза и Уэйна скрылся из глаз и коротко сказал шоферу:
– Чините!
Водитель уже достал похожее на альпеншток приспособление и открыл багажник, чтобы достать запаску.
Уэйн ехал по краю большого поля для гольфа. Вдали змеились розовые очертания гор. По всему полю зеленая трава увлажнялась водой из разбрызгивателей и яркими зелеными веерами росли пальмы. Лимузин свернул в фешенебельные кварталы, где из-за высоких ограждающих стен виднелись только крыши домов да верхушки пальм. Привратник в ливрее помахал им и открыл двухстворчатые широкие железные ворота. Лимузин поехал теперь по длинному проезду, обсаженному по обочинам яркими цветами, аккуратно постриженными кустами и несколькими видами крупных кактусов. Везде работали садовники, что-то подрезая и опыляя. Уэйн заметил красную шиферную крышу с башенками, и в следующий момент перед ним оказалось огромное строение, которое было, вероятно, самым странным из виденных им домов.
Оно было построено из светло-коричневого камня и представлял собой нагромождение углов и выступов, высоких башен, мансард, крыш, фронтонов, готических арок и скульптур, геометрических фигур и чего-то, похожего на статуи. Дом походил на работу десятка ненормальных архитекторов, которые решили воздвигнуть свои творения на одном и том же месте и соединить их арками, парапетами и закрытыми переходами. Как заметил Уэйн, строительство все еще продолжалось: на строительных лесах строители поднимали наверх камни. Нельзя было сказать, сколько этажей имел этот дом из-за того, что в одном месте строение вроде как заканчивалось, в то время как в другом возвышалось еще выше. Но удивительнее всего было то, что окна имелись только на первом этаже.
Лимузин въехал под навес, и мистер Найлз подвел Уэйна к массивной входной двери. Дворецкий – мексиканец с коричневым морщинистым лицом, одетый в белый костюм, – открыл ее и сказал:
– Мистер Крипсин ждет вас, мистер Фальконер. Вы можете подняться сейчас же.
– Сюда, – показал Найлз. Он провел Уэйна по блестящему паркетному полу к лифту. Когда двери лифта открылись, то на них обрушился поток холодного сырого воздуха. Пока они поднимались, Уэйн услышал тихий звук работающего оборудования, который усиливался по мере подъема.
– Может, нам стоило подождать остальных? – спросил он. – Они скоро будут. – Двери лифта распахнулись.
Они стояли в пустой белой комнате, напротив них были стеклянные двери, за которыми виднелся тускло освещенный коридор. За стенами стучало и шумело какое-то оборудование, и Уэйн почувствовал в воздухе отчетливый запах дезинфицирующего средства.
– Не будешь ли ты так любезен, – обратился к нему Найлз, – снять туфли? Ты можешь одеть вот это. – Он подошел к столу с хромированной столешницей и вынул из него несколько пар хлопчатобумажных тапочек. На столе также стояла коробка с хирургическими перчатками. – Также, если у тебя в карманах есть деньги, то будь добр, сложи их в этот пластиковый пакет. Мелочь тоже. Уэйн снял ботинки и скользнул в тряпочные тапочки.
– К чему все это?
Найлз сделал то же самое, вынув из кармана деньги и положив их в пластиковый пакет.
– Ботинки и деньги переносят бактерии. Пожалуйста, одень эти перчатки. Готов? Тогда следуй за мной.
Он нажал кнопку на стене, и двери быстро раздвинулись, словно в супермаркете. Когда Уэйн последовал за Найлзом в атмосферу, которая была холоднее и суше, чем в остальном доме, двери за ним резко захлопнулись словно медвежий капкан. Коридор, освещаемый скрытыми лампами, был совершенно голым и неотделанным; толстые каменные стены излучали холод, и где-то за ними тихо свистела воздухо-очистная система.
Уэйн дошел почти до конца коридора, до больших дубовых дверей. Найлз нажал на вделанный в стену звонок, и через несколько секунд Уэйн услышал звук автоматически открывающейся двери.
– Иди вперед, – пригласил его Найлз. Уэйн, у которого нервно сжался живот и опять началась головная боль, шагнул в двери.
В комнате были скелеты. Скелеты рыб, птиц и даже один человеческий, с костями, соединенными проволочками, стоящий в углу. Мелкие скелеты ящериц и грызунов находились в застекленных стеллажах. Двери за Уэйном автоматически закрылись, тихо щелкнул замок.
– Добро пожаловать.
Уэйн оглянулся на голос. Перед закрытыми книжными шкафами стоял стол из тикового дерева, с зеленым пресс-папье на столешнице. В черном кожаном кресле с высокой спинкой сидел мужчина. От его белой лысой головы отражался свет ламп. Комната была отделана деревом, а на полу лежал темно-синий персидский ковер с золотыми фигурами. Уэйн подошел поближе и увидел, что голова венчает гору одетой в кафтан плоти; его лицо представляло собой складку, лежащую на складке с маленькими блестящими глазами. Он улыбнулся, показав маленькие белые зубы.
– Я так рад, что ты приехал, – сказал мужчина. – Можно я буду называть тебя Уэйн?
Уэйн опасливо глянул на громоздящиеся вокруг скелеты. Одним из них был целый скелет лошади, застывшей в прыжке.
Август Крипсин подождал, пока Уэйн дошел до самого стола, а затем протянул руку. Только после того, как Уэйн пожал ее, он понял, что Крипсин тоже носил свежие хирургические перчатки.
– Садись, пожалуйста, – Крипсин указал на стул. – Могу я тебе что-нибудь предложить? Фруктовый сок? Витамины, чтобы взбодриться? – Нет, спасибо, – Уэйн сел. – Я съел сэндвич в самолете. – А, в «Челленджере»! Как он тебе понравился?
– Он… Чудесен. Мистер Кумбс хороший пилот. Я…
Не знаю, что произошло с остальными. Они ехали за нами…
– Они скоро приедут, я уверен. Я вижу, ты заинтригован моей коллекцией, да?
– Ну я…
Я никогда не видел ничего подобного.
Крипсин усмехнулся.
– Кости. Сам каркас тела. Жесткий, прочный, стойкий к болезням и, вместе с тем…
К сожалению, очень часто самая первая вещь, которая ослабевает в организме. Я восхищаюсь тайнами человеческого тела, Уэйн; его трещинами и ошибками, также, как и сильными сторонами. – Он указал на человеческий скелет. – Что за величественная конструкция, не так ли? Однако…
Обреченная на рассыпание в пыль. Если, конечно, вы не обработаете его, не отлакируете, не скрепите проволокой так, чтобы он не смог развалиться за сотни лет.
Уэйн кивнул, сцепив руки на коленях.
– Ты симпатичный молодой человек, – сказал Крипсин, – Двадцать один в следующем месяце, я прав? Жил в Файете всю свою жизнь? Ты знаешь, в южном акценте есть что-то очень земное, что ли. Ты мне начинаешь здорово нравиться, Уэйн. Я попросил мистера Найлза достать несколько видеозаписей твоих шоу, когда он ездил в Нэшвилл, и просмотрел их все по несколько раз. В тебе достаточно властности для такого молодого человека.
– Спасибо.
Голова Крипсина наклонилась в знак принятия благодарности.
– Как я понимаю, ты проделал большой путь. Теперь у тебя есть влиятельное телевизионное шоу, радиостанция, приносящая по меньшей мере сто тысяч годового дохода, и издательская компания, которая начнет приносить доход лишь лет через пять. Ты ежегодно выступаешь примерно перед полумиллионом слушателей, а твой фонд планирует строительство Христианского университета с четырехлетним обучением.
– Вы проверяли мои дела, – заметил Уэйн.
– Точно так же, как мистер Ходжес наводил справки о «Тен-Хае Корпорейшн». Это нормально для любого бизнеса. – Он пожал массивными плечами. – Я уверен, что ты знаешь все, что тебе необходимо: я владею «Тен-Хае». «Тен-Хае» владеет контрольным пакетом «Эссекс Рекордс», оцененном в полтора миллиона, и поэтому ты сидишь в моем кабинете.
Уэйн кивнул и спокойно спросил:
– «Эссекс» стоит так дорого?
Крипсин ответил тихим смехом.
– Ха! Мой мальчик, это твое предложение. Она стоит для тебе так дорого?
– «Эссекс» только за последний год потерял двести тысяч, – ответил Уэйн. – Интерес к кантри-музыке пропал, а «Эссекс» был не в состоянии соблазнить хитовых артистов. Я собираюсь закачать в нее новые деньги и начать все с начала под евангелистским ярлыком.