Спектор устал и чувствовал себя опустошенным. А он-то думал, что после смерти Астронома вздохнет свободно. Целый год со времени налета на Клойстерс он испытывал страх перед стариком. Теперь его словно лишили какого-то стержня.
Он взглянул в мертвые глаза Астронома.
— Теперь ты понимаешь, каково мне пришлось. Хотя ты все равно не посочувствовал бы мне, даже если бы мог говорить. Наверное, просто наорал бы на меня, что я тебе всю малину испортил.
У входа в переулок кого-то рвало. Спектор поднялся, держась за стену, бросил прощальный взгляд на Астронома и двинулся к улице.
Человек стоял на четвереньках и утирал рот. Потом он поднялся и отошел от лужи рвоты. Он был примерно того же роста, что и Спектор, молодой и глупый, — ума держаться подальше от закоулков Джокертауна у него не хватило. Костюм на нем был серый — как раз во вкусе Несущего Гибель.
Спектору не помешало бы еще раз переодеться. Бейсбольная форма почти не спасала от предрассветного холода. Он похлопал незадачливого туриста по плечу.
— Хочешь получить за свой костюм настоящую форму «Янки»?
Парень вздрогнул от неожиданности, потом пришел в себя и одарил Спектора тяжелым взглядом.
— Отвали, мужик, а не то я тебе башку в плечи вгоню.
Спектор смертельно устал. Ему страшно не хотелось тратить остатки энергии на то, чтобы раздевать еще одного мертвеца.
— Если не сделаешь, что тебе говорят, отправишься на тот свет. Твой костюм того стоит? Мне так не кажется.
Парень вскинул кулаки.
— Глупо, — устало заметил Спектор, — Тебе что-то в глаз попало.
— Что?
— Я. — Он встретился с парнем взглядом, и тот упал на асфальт. Спектор стащил с него пиджак и накинул его на плечи. Возиться со штанами он не стал — больше хлопот, чем проку.
Настала пора закончить одно дельце. Вернуться на мусорную баржу и навестить Ральфа.
— Пока, гаденыши, — сказал он мертвецам в переулке.
В ответ ему не раздалось ни звука. Спектор подумал о том, как какой-нибудь незадачливый дворник будет пытаться выковырять труп старика из стены, и улыбнулся.
Дженнифер пришла в себя от жгучей боли в щеке. Она приоткрыла глаза и увидела ладонь, приближавшуюся к лицу; чьи-то грубые сильные руки держали ее. Ладонь снова шлепнула ее по щеке, и мир вокруг окончательно обрел резкость.
Они находились у мавзолея — рядом с лимузином, припаркованным у памятника Джетбою. Змей удерживал ее в вертикальном положении, Уловка несильно похлопывал по щекам, а третий — полный мужчина средних лет с раскосыми глазами — стоял и смотрел, как ей отвешивают оплеухи. Наверное, это Кин.
Наконец мужчины заметили, что она снова пришла в себя. Змей отпустил ее и отступил в сторону. Девушка привалилась к боку лимузина — ноги отказывались ее держать — и исподлобья посмотрела на них. За спинами Кина и Уловки виднелся еще один силуэт, почти неразличимый в темноте. Дженнифер мгновенно загорелась надеждой, потом надежда угасла, когда она поняла, что это просто еще один из вездесущих головорезов Кина.
— Да, задала ты нам сегодня работенку, — негромко сказал Кин. — И какую работенку! Я хочу, чтобы ты была в сознании и видела вот это. — Он кивнул Змею, и тот вытащил из кобуры на поясе маленький короткоствольный пистолет. — Я с радостью понаблюдаю за тем, как ты будешь умирать.
Змей вскинул пистолет, и Дженнифер зажмурилась. Она никогда не представляла себе, что умрет вот так, — да вообще никогда не представляла свою смерть.
— Да не здесь, придурок, — с ноткой раздражения в голосе сказал Кин, — Лимузин испортишь, — Он обратился к безмолвному силуэту у себя за спиной. — Отведи ее в сторонку.
Воротник его куртки был поднят, чтобы защититься от утреннего холода, шляпа низко надвинута на лоб. Дженнифер скользнула по нему тусклым взглядом, ее зрачки дрогнули и расширились.
«Дэниел», — беззвучно шепнули губы девушки, и он единым движением схватил ее за локоть, оттолкнул в сторону и ударом ноги выбил из руки Змея пистолет. Звякнув, оружие исчезло в темноте.
Змей изумленно зашипел, его язык заметался, как слепая гадюка. Дженнифер взглянула на Кина и увидела, как на его лице одно за другим промелькнули потрясение, гнев и… страх.
— Это он! — негромко, словно разговаривая с собой самим, сказал Кин. И закричал: — Убейте его! Убейте!
Бреннан встретил Змея с голыми руками: одна открыта, другая сжата в кулак. Он стоял и улыбался — девушке казалось, он приглашает джокера атаковать. Человек-рептилия прыгнул на него, и они сцепились друг с другом. Джокер был явно сильнее, он оттеснил Бреннана к лимузину и торжествующе отступил на шаг, чтобы ударить.
Но Дэниел оказался проворнее джокера. Он разжал кулак, впервые за все время, молниеносно протянул руку и ухватил Змея за язык почти у самого корня. И провел ладонью по длинной раздвоенной ленточке, оставляя на ней липкий коричневый след, а потом отпустил его.
Глаза у Змея вылезли из орбит, он завизжал, повалился на землю и принялся кататься, как человек, охваченный огнем, хватаясь за язык.
Между тем Уловка подобрался к Дженнифер и схватил ее за запястье; Кин бросил мешок с драгоценными книжками, выхватил из кобуры на поясе пистолет и прицелился в Бреннана.
— Радость моя не знает границ, — сквозь зубы процедил он. — Через столько лет ты вернулся ко мне. А теперь ты умрешь от моей руки.
Дженнифер увидела, как Бреннан подобрался перед прыжком, и поняла — ему ни за что не преодолеть то немыслимое расстояние, которое отделяло его от Кина. Она рванулась из рук Уловки, даже не надеясь высвободиться — сейчас необходимо было дотянуться до пистолета. Она схватила его.
Кин зарычал, попытался выдернуть у нее пистолет, но девушка не уступала; она наморщила лоб, яростно сосредоточилась и обратила в призрак большую часть пистолета и руки раскосого мужчины. Уловка с силой дернул ее за запястье, пытаясь оторвать ее от Кина, и тот закричал, падая на колени. То, что осталось от его руки, выронило то, что осталось от пистолета. Призрачные молекулы человеческой плоти и железа, лишившись прямого контакта с Дженнифер, разлетелись по ветру. Ошеломленный, Уловка отпустил девушку и склонился над Кином, пытаясь помочь ему унять кровь, фонтаном бьющую из искалеченной руки.
Дженнифер подхватила мешок, развернулась и вцепилась в руку Бреннана.
— Уходим! — крикнула она.
Какое-то мгновение он сопротивлялся, впившись безжалостным взглядом в своего давнего врага, потом побежал за ней.
Он долго звонил в дверь особняка, пока из динамика домофона не ответил голос Вероники. А затем девушка сбежала по лестнице и открыла ему.
Она бросилась в его объятия и расплакалась.
— Это было так ужасно. Так ужасно. Этот… этот человек… он забрал нас с Каролиной и Корделией. Он убил Каролину. Он…
— Тише, — сказал Фортунато. — Все прошло. С ним покончено. Он лишился своей силы.
— Я думала, мы все умрем.
— Где сейчас Корделия? — спросил он ласково. — Она цела?
— Она вышла. С ней все в порядке. Она сказала, что вернется. Может быть. А Каролину…
Девушка снова расплакалась. Но потом взяла себя в руки, и Фортунато отвел ее в дом. Ему пришлось поставить свой чемодан на пол, чтобы закрыть дверь, и Вероника увидела его.
— Что это?
— Я на время уезжаю из города.
— Фортунато… Послушай, я могу завязать с героином. Подумаешь, большое дело! Мы справимся.
— Дело не в тебе.
Вероника протянула руку и коснулась его лба. Он был гладким и плоским. Выпуклость, где накапливалась резервная энергия, исчезла.
— У тебя все в порядке?
Фортунато кивнул. Он уже успел побывать у себя дома — собрал вещи и навел порядок, положил еды кошке и пару минут посидел, держа ее на коленях. Никаких повреждений — если бы только не это ошеломляющее чувство отрешенности.
— Я должен поговорить с Ичико, — сказал он. — Мне понадобится бумага и ручка. И сходи к матери, попроси ее принести нотариальную печать.
Мысленно Фортунато уже давно все сформулировал, поэтому на то, чтобы изложить свои мысли на бумаге, засвидетельствовать и нотариально заверить, ушло не более пяти минут. Он передал документ Ичико.
— Теперь это твое дело. Целиком и полностью. Можешь продолжать вести его, если хочешь, или прекратить. Тебе решать.
— Что случилось? — спросила Ичико.
Фортунато покачал головой.
— Я больше не хочу никого менять. Не хочу делать из них ни гейш, ни шлюх, ни героиновых наркоманок. Если кто-нибудь другой хочет — прекрасно, но я этим больше не занимаюсь. Не хочу больше менять никого, кроме самого себя. Я не могу… не могу нести ответственность.
— А чемодан?
— Я возвращаюсь в Японию. В храм Шойн-джи в Харе.
— А как же твоя сила? — спросила Миранда.
— Она вернется, — сказал Фортунато. — Я так думаю. Что я буду с ней делать — не знаю. Я ничего не знаю.
Миранда взглянула на Ичико.
— Что ж, — проговорила она. — Я не хочу отказываться от дела. Но я не знаю, сможем ли мы вести его без твоей помощи. Гамбионе вечно рыщут, как стервятники, только и ждут, чтобы мы дали слабину.
— Мы всегда защищали себя при помощи связей и денег, — пожал плечами Фортунато. — Вы справитесь с этим ничуть не хуже меня.
— Ах! — вздохнула Ичико. — Тогда внутри перчатки всегда был кулак.
Фортунато взял со столика колоду карт, вытащил из нее туза пик, а остальные карты отбросил. Потом взял ручку и написал: «Помоги, если можешь. Фортунато».
— У меня есть один знакомый по прозвищу Йомен. Можете полностью ему доверять. Если вам понадобится помощь, обратитесь в «Хрустальный дворец» и покажите ему эту карту.
Вероника проводила его до двери.
— Что будешь делать? — спросил он ее.
— Спать с мужиками за деньги. Это все, что я умею. А ты чем займешься?
— Не знаю.
— Хорошо тебе…
Вероника поцеловала его на прощание. Губы у нее были нежные и сладкие, и это обстоятельство едва не заставило его передумать.