Сестра смотрела в свою тарелку, потирая бедра, как делала всегда, когда нервничала. Ее красивое платье с серебристыми звездами задралось до самых бедер.
– Прости, – наконец, выдавила она.
По крайней мере, она не стала успокаивать и утешать меня, как поступают обычно люди.
– Папа никогда раньше не грубил мне, – слова с таким трудом вырывались из горла, что я едва не давилась ими.
Мне требовался ингалятор. И поддержка родителей. И простые объятия. Милли подняла голову и встретилась со мной взглядом. В ее глазах читалась боль. Она тоже считала меня безнадежной. Просто не хотела давить, как это делали они.
А я, понимая, что мы остались одни, наконец дала волю слезам.
– Они любят тебя, – выдохнула она.
– А я люблю их, – парировала я.
Милли поднялась на ноги и разгладила свое платье.
– Я знаю, что ты не ожидаешь этого услышать от меня, но подумай о возвращении домой. Мне не хватает тебя, Козявочка Рози. Я до безумия скучаю по тебе. А папа и мама очень сильно переживают.
– За мое здоровье или за свою совесть? – Я уперла руки в бока и пристально посмотрела на нее. – Как давно ты об этом знаешь? Что папа верит, будто я глупее пробки, а мама ведет себя так, словно я нахожусь в камере смертников?
– Рози…
– Ты тоже считаешь меня не очень выгодной партией? – Я рассмеялась сквозь слезы. Господи, истерики не мой конек. – Что Даррен оказал мне большую услугу, решив встречаться с такой больной, как я?
– Конечно же ты выгодная партия! – воскликнула она.
Ну конечно. Просто не такая выгодная, как она.
Желание доказать, что она неправа, прожигало каждую клетку моего тела.
– Прошу, оставь меня одну.
Я опустилась на стул и, уперев локти в стол, спрятала лицо в ладонях.
Милли послушно вышла из комнаты.
А я закрыла глаза и позволила страданиям закружить меня в водовороте жалости к себе, после чего трижды ударилась головой о белоснежную скатерть.
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
Добро пожаловать в Тодос-Сантос, Рози.
Глава 8
Рози
Что помогает тебе почувствовать себя живой?
Бегать босиком. Чувствовать, как ветки ударяют по лицу, груди, ногам. Пораниться. Испытывать боль. Рисковать.
Дин заехал за мной на старом красном пикапе с удлиненной кабиной. Я даже не представляла откуда он его откопал, но так сильно хотела убраться отсюда, что без раздумий запрыгнула бы в огромный автобус с незнакомцами в балаклавах, предлагающими странные конфеты.
Я не собиралась пускаться во все тяжкие, по крайней мере, не планировала этого. Просто хотела заполучить несколько спокойных минут с кем-нибудь, кто не станет меня критиковать.
Поэтому, когда Дин остановил машину перед воротами виллы, я подбежала к нему, вскочила на пассажирское сиденье и пристегнула ремень безопасности.
Я выглядела просто ужасно в джинсовой юбке и мешковатой белой футболке с логотипом Ассоциации ортопедов – ее Даррен привез с конференции в начале этого года, – а после пятичасового перелета и беспокойного сна на голове творился кавардак.
– Поехали, – приказала я, глядя вперед.
У меня все еще не укладывалось в голове, что моим спасителем стал Дин «Рукус» Коул. Но это лишь подтверждало, насколько мне сейчас плохо. Поэтому я и не стала смотреть на него. Побоялась, что он сможет понять по моим глазам, какие чувства бушевали во мне. Сможет увидеть уродливую правду.
Он не стал спрашивать куда ехать. А просто достал бутылку бурбона Jim Beam и добавил:
– Опусти стекло. Я включу какую-нибудь музыку.
Впервые в жизни меня порадовало, что он страдал от алкоголизма. И тут же схватила бутылку.
– Твое здоровье. – Я приподняла ее в воздух, а затем сделала щедрый глоток.
В течение часа мы бесцельно кружили по Тодос-Сантосу. Мимо парка Свободы, мимо Школы Всех Святых и хорошо освещенной пристани для яхт, которая привлекала туристов со всего мира. Соленый океанский бриз овевал мое лицо, даря некоторое утешение. Я сделала еще один глоток. На «Пиратской радиостанции» крутили грустные песни о любви на испанском, и хотя я не понимала ни слова, от них все равно щемило сердце. Так что постаралась использовать это время, чтобы успокоиться и напомнить себе, что все в порядке.
К этому моменту я уже выпила половину бутылки. Но перед глазами все плыло, а пальцы дрожали на горлышке Jim Beam совершенно не поэтому. Нет. А из-за пожирающего меня гнева.
Как ты можешь привередничать?
У тебя появился шанс, но ты его упустила.
К черт их. Пусть засунут себе тридцатиметровый шест в задницу.
Дин все это время молча вел машину, давая мне пространство, в котором я так нуждалась, и при этом выглядел до смешного сексуально. Наверное, он единственный из Четырех Беспутных Хулиганов, кто действительно обладал хоть какими-то зачатками эмоционального интеллекта. Правда, об этом вряд ли бы кто-то догадался, поговорив с ним. Или по его внешности. Дин прекрасно вжился в роль наркомана. И никому не позволял увидеть, каким был на самом деле.
Эта мысль напомнила мне о…
– У тебя есть с собой дурь? – нарушила долгое молчание я.
Дин продолжал смотреть на дорогу. На его запястье в темноте поблескивали золотые часы, когда он постукивал пальцами по рулю. Интересно, сколько они стоили? Скорее всего, больше, чем все мои вещи, вместе взятые. Второй рукой он провел по волосам, растрепав гладкие пряди цвета молочного шоколада.
– Ты носишь нижнее белье? – съязвил он в ответ.
– Конечно, – усмехнулась я.
– Вот и я ношу дурь с собой. Для меня это так же естественно, как для тебя носить трусы.
– Как мило. – Я невольно закатила глаза.
– Судя по всему, так и есть. Ведь ты впервые улыбнулась за этот день. И все благодаря мне.
Я улыбнулась? Черт, видимо, да.
Он припарковался на заросшем травой холме, с которого открывался вид на Тодос-Сантос. Наш маленький город в Южной Калифорнии расположился в долине между двумя горами. И с этого места открывался прекрасный вид на залитый огнями центр города. Большие голубые бассейны близлежащих особняков мерцали в чернильной ночи, а фонарные столбы освещали длинную пристань.
Поблизости никого не было. Если не считать парней на хорошо освещенной площадке, находившейся в нескольких сотнях метров от нас. Они бросали мяч и, казалось, не обращали никакого внимания ни на пикап, ни на нас.
– Откуда взялась эта штука?
Я повернулась лицом к Дину и обвела указательным пальцем кабину. Насколько я помнила, родители Дина владели целым автопарком Volvo. Идеальные автомобили для идеальной семьи.
– От дяди из Алабамы. – Он облизнул нижнюю губу, рассматривая меня мерцающими в ночи изумрудными глазами. – Единственный подарок, который я от него получил. Сам не понимаю, почему сохранил его. Но ты не хотела, чтобы кто-то о нас узнал, поэтому я выбрал машину, которую Вишес бы не узнал.
– Ты сохранил пикап на случай, если тебе понадобится прикрытие? – Я не смогла удержаться от смешка. – Кто ты, Дин Коул, и знает ли о тебе ЦРУ?
Сцепив руки на шее, Дин откинул голову на подголовник и рассмеялся.
– Заткнись.
И то, как он выглядел в этот момент, лишь подтвердило, что я была одной из них. Тех девушек, которые жалели, которые позволили его внешности, мускулам и статусу заморочить им головы и добраться до самых трусиков, по пути сделав ненужную остановку в груди. Потому что мне показалось, что он схватил мое сердце и сжал его в кулаке.
– Хорошо, мистер Таинственность, – поддразнила я.
– Ты несправедлива. Я уже тысячу лет не возил трупы в этом пикапе.
– Так я тебе и поверила. Здесь ужасно воняет. – Я икнула, прекрасно понимая, что уже напилась. – В нем ты развлекался, когда учился в старшей школе?
– Нет. Я сентиментальный козел и никогда не запятнаю эту малышку случайным трахом.
– Ты полон сюрпризов, Дин Коул.
– А ты вот-вот окажешься наполнена мной, Рози ЛеБлан.
Траву покрывали капли воды от разбрызгивателей, но мне все равно захотелось прогуляться босиком. Она приятно холодила ноги, помогая справиться с невыносимой августовской жарой, стоящей в Южной Калифорнии. Я добралась до скамейки на вершине холма, откуда открывался вид на город, и села. Что мне нравилось в Тодос-Сантосе, так это то, что здесь отсутствовали промышленные предприятия, загрязняющие окружающую среду. И это стало одной из причин, почему родители устроились сюда на работу. Ведь из-за более чистого воздуха в моих легких образовывалось меньше слизи.
Над нашими головами растянулось покрывало из блестящих звезд, напоминая, насколько мы маленькие по сравнению с ними.
Дин достал две бутылки пива из кузова пикапа – я не стала спрашивать, какого черта они там делали, – и, открыв одну, протянул мне. А затем откупорил вторую и плюхнулся на скамейку в нескольких сантиметрах от меня.
– Ты знаешь, что каждая звезда, которую мы видим в ночном небе, больше и ярче солнца? – спросил он.
Кончики его растрепанных, сексуальных волос задевали мои. А его самого окутывал аромат мужчины, сладкой дури и одеколона с нотками цитруса.
– Что? – я фыркнула от смеха. – Чушь собачья. Солнце огромное!
Дин выглядел так же серьезно, как сердечный приступ, и именно в этот момент я поняла, что только что пригласила его в свое сердце и охотно открыла дверь. И это оказалось равносильно прыжку с обрыва с широко открытыми глазами, раскинутыми руками и улыбкой на лице. «Как печально», – подумала я, ведь уже успела позабыть, какое влияние на меня оказывало общение с Рукусом. Позабыла, какой хаос он вызывал во мне.
– Солнце – всего лишь желтый карлик, малышка ЛеБлан. – В его голосе слышалось спокойствие, но глаза горели от эмоций. – Оно кажется нам большим лишь потому, что расположено близко к нам. А большинство людей любят то, что находится рядом с ними. К чему они привыкли.
Дин имел в виду не звезды, и мы оба это понимали. Но его познания в астрономии удивили меня. Потому что это никак не вязалось с образом наркомана, который прожигал жизнь и интересовался лишь американским футболом, в который играл, женщинами и скучными цифрами.