– Я так нервничаю, что меня сейчас вырвет прямо в декольте, – схватив меня за руку, сказала Рози, когда я припарковал одну из машин Вишеса перед домом родителей. – Но это по крайней мере прикроет мои сиськи. Лучше выглядеть отвратительно, чем как шлюха, верно?
– Ты только что сказала «шлюха»? – Я прикусил правую щеку, чтобы сдержать улыбку.
– Странно, да? Думаю, это из-за нервов.
– Святое дерьмо, малышка ЛеБлан. Не знал, что все так плохо.
Она раньше никогда не встречалась с родителями своих бывших парней. Ни с одним из них не заходила так далеко. Видимо, мы оба ждали этого момента, чтобы пережить его вместе. Мы не были детьми. Я целовался с тридцатилетними. А Рози исполнилось двадцать восемь. Но мы оставались эмоциональными девственниками, и сейчас я чувствовал себя так, словно она вручила мне свою визитную карточку.
В этот раз я сам напросился на это. А затем взял ее.
И мне понравилось, что мы переживали хоть что-то в первый раз вместе.
– Просто будь собой. Уверен, этого окажется достаточно. А если нет, – я пожал плечами, продолжая жевать мятную жвачку, – я заменю тебя. У тебя ведь есть сексуальная кузина, да?
Рози метнула в меня кинжалы своими голубыми глазами, когда я нажал на дверной звонок. Обычно я бы сразу зашел в дом, но ей требовались эти несколько секунд, чтобы прийти в себя. Ее ладони вспотели, а тело сотряс приступ кашля, который она попыталась унять глубокими вдохами. Просто Рози не понимала, что уже произвела впечатление на моих родителей тем, что справилась с моей безумной задницей и приняла меня таким, какой я есть. Но я не собирался ее переубеждать. Мне нравилось наблюдать, как она старается. Под свое огромное пальто Рози надела строгое платье – и нет, декольте на нем выглядело совершенно не таким открытым, как она думала, – а волосы заплела в косу. Конечно, этот образ хорошей девочки оказался притворным, но меня возбуждало то, как она играла роль паиньки.
Мама открыла нам дверь в своем фирменном светло-зеленом кардигане и с приторной улыбкой на лице. Она бросилась к Рози и обняла так, словно они знакомы уже целую вечность. Рози тут же растаяла в объятиях, а ее закоченевшая броня пошла трещинами. Папа пожал руку Рози и одарил ее улыбкой, которую приберегал для своих детей. Затем похлопал меня по спине и прошептал на ухо что-то совершенно неуместное о моей девушке. Пейтон и Кили замерли в дверях как две профессиональные любительницы поглазеть за другими и принялись нахваливать платье Рози. А затем обратили все внимание на меня.
– Ты продолжаешь тренироваться? – в тоне Кили зазвучали обвинительные нотки, после чего она тряхнула своими светло-русыми волосами.
– А что, в Мэриленде нет тренажерных залов? – Я слегка толкнул сестру плечом, а затем в шутку сжал ее бицепс.
Кили никогда не находила время для тренировок, и, хотя выглядела немного полноватой, это ее вполне устраивало.
– О, смотри-ка, наш брат все такой же шутник. – Пейтон толкнула сестру плечом.
Я закатил глаза, и она тут же заохала.
– Что, в Нью-Йорке пропадает чувство юмора?
Если не считать наших детских подначек, все началось совсем неплохо.
Нас с Рози провели в столовую, где на большом столе в деревенском стиле нас ожидал техасский хэш, ковбойское рагу, а еще бейглы, кексы и пирожные. В добавок к еде предлагались апельсиновый сок, кофе и молоко. Казалось, челюсть Рози вот-вот упадет на пол, а язык раскатается, словно красная ковровая дорожка, только я не мог определить, чем вызвана ее реакция: тем, что она проголодалась, или просто от увиденного. Наверное, она представляла мою семью как кучку сопливых придурков, живущих в большом особняке, которые едят лишь блюда с французскими названиями. И от этой картины мне едва удалось подавить смешок.
По правде говоря, мои родители родились в городке на окраине Бирмингема, что в штате Алабама. Отец был сыном сенатора, мама относилась к простым людям, как Рози, и ее родители работали на ферме. Они познакомились, когда она убирала его комнату вместо своей заболевшей матери. Его родители возненавидели ее, а она ненавидела их. Но их двоих это совершенно не волновало.
Со временем отец стал одним из самых влиятельных адвокатов в Калифорнии, оставив все остальное в прошлом. Но они оставались южанами до мозга костей, и, думаю, жирная еда на нашем обеденном столе хорошее тому подтверждение.
– Паркуй свою задницу, малышка ЛеБлан.
Я отодвинул стул перед ней, демонстрируя, каким джентльменом могу быть. Мы сели рядом, и я налил ей кофе. Ей нравился черный. Без сахара. И сливок. Только горький напиток. На самом деле Рози старалась не есть молочные продукты. Я заметил это, потому что выискивал, записывал и сохранял в памяти каждую мелочь, связанную с ней. Передав Рози кофе, я постарался держать руки подальше от нее, прекрасно зная, что как только коснусь ее тела, тут же засуну руку ей между ног. Родители даже не представляли, какого гребаного похотливого ублюдка вырастили. И мне хотелось бы, чтобы так все и оставалось.
– Рози, я слышала, ты работаешь волонтером в детской больнице. – Кили улыбнулась.
– В Детской больнице имени Чарльза Стюарта Мотта на Манхэттене, – подтвердила Рози и сделала большой глоток кофе. – В отделении реанимации и интенсивной терапии новорожденных.
– Ты, наверное, действительно любишь детей. Дин, а ты в курсе, что станешь отцом как минимум троих или четверых? – откусив кусочек жирного бекона, пошутила сестра.
Рози моргнула, а ее улыбка слегка дрогнула. А у меня желудок скрутился в узел жестких проводов. Потому что, хоть Рози и не рассказала мне о своей бесплодности – вернее, она сделала это в бессознательном состоянии и, конечно, без деталей, – но это не делало реальность менее реальной. Мне не следовало злиться на Кили. Она ведь шутила. Не следовало, но я, черт побери, злился.
– Спасибо, Кили, что напугала мою девушку уже через пять минут после начала завтрака. – Я ухмыльнулся и небрежно указал маме на миску с «черт знает чем», чтобы она передала мне ее. – Знаешь, в эту игру могут играть двое. Так что я дождусь, когда ты приведешь своего будущего парня, а потом забросаю его вопросами о качестве его спермы и методах воспитания будущих детей.
Рози опустила руку мне на бедро.
– Милый, все в порядке. – Она растянула улыбку от уха до уха и спустя пару секунд добавила:
– Да, я люблю детей. И хотела бы однажды стать матерью. А еще, думаю, твой брат станет потрясающим отцом. – Она погладила меня по щеке и подмигнула. – Не переживай, дорогой. Я просто хочу, чтобы мы разделили это беспокойство.
Я засмеялся, потому что она ждала этой реакции, но смех так и не коснулся моих глаз. Или любой другой части моего теле.
– Я соглашусь на все, что ты захочешь. – Я обхватил рукой ее шею сзади и поцеловал в висок. – Хоть трое. Хоть десять. Хоть один. Или вообще никого. Мне плевать, пока мы вместе.
Говоря это, я понимал, что мои яйца никогда не простят меня за настолько подмоченную репутацию, но они не имели права голоса в этом вопросе. Кроме того, не помню, чтобы они жаловались, когда Рози лизала их прошлой ночью, когда делала мне минет. Так что я с радостью отказался от этого ради ее счастья, надеясь, что она поймет скрытый в моих словах смысл, что ее проблемы с бесплодием не встанут между нами.
Меньше детей равносильно большему вниманию Рози мне одному. И, поверьте, я не стану жаловаться.
– Ооо, – проворковала Пейтон. – У кого-то появилось сердце.
– Что ты подмешала ему в напиток, Рози? – фыркнула Кили и засмеялась, делая вид, что обмахивается рукой. – Подобное я ожидала услышать от брата, только из-за проигрыша в пари.
Мама улыбнулась так широко, что казалось, ее лицо вот-вот треснет пополам. Папа выглядел слегка смущенным, но явно не из-за выбранной темы разговора. Он уже давно твердил мне, что я должен остепениться. И сейчас папа то и дело переводит взгляд со своих часов Bvlgari на меня. Илай Коул не относился к тем людям, которые легко теряли самообладание.
– Когда вы уезжаете из Тодос-Сантоса? – спросил он.
– Завтра утром. Мы проведем ужин в честь Дня благодарения у Спенсеров. – Я закинул клубнику в рот и принялся жевать.
Наверное, он разозлится, что я останусь с семьей Рози, но он должен понимать, что в этом году на первом месте у меня завоевание расположения у ее родителей. Не сказать, что они ненавидели меня – я помогал им устроиться, когда они перебрались в Лос-Анджелес, а Вишес находился в Нью-Йорке, где играл в Ромео для Эмилии, – но и любовью там не пахло. Будь у меня две дочери, которых трахнул один ублюдок, я бы тоже относился к нему с подозрением.
Так что мне предстояло восстановить свой имидж и убедиться, что они знают – погоня за девочками ЛеБлан не относилась к числу моих хобби.
– Ты сможешь заехать после ужина к нам? – Папа разгладил свою рубашку поло. – Нам нужно обсудить несколько вопросов.
Мамино лицо изменилось, и теперь она смотрела на меня умоляюще.
– Вы что, решили развестись? – мой голос прозвучал глухо, а одна бровь устремилась вверх.
– Господи! – Мама рассмеялась и сжала жемчужное ожерелье. – О чем ты говоришь, Дин? Конечно, нет!
– Кто-то умирает? – продолжил я.
– Нет, – отрезал папа.
– И ни одна из этих красоток не беременна? – я ткнул большим пальцем в сторону Кили и Пейтон.
Я бы поставил на Пейтон. Ребенок стал бы проблемой. Но родители одновременно покачали головами, отрицая и это.
– Тогда предлагаю поговорить в другой раз. – Я сделал глоток воды и откинулся на спинку стула. – После ужина мы с парнями собираемся в Лос-Анджелесском офисе, чтобы обсудить дела, и это займет какое-то время.
– Все в порядке? – Папа нахмурился.
Я пожал плечами.
– Мы хотим заставить Вишеса поменяться филиалами с Трентом. Он хочет перебраться поближе к родителям, с тех пор как Вэл ушла.
Как только эти слова слетели с моих губ, я понял, что еще не говорил об этом Рози. Просто забыл ей сказать. Подумал, что это не так уж и важно. Но как же я ошибался. Ведь ее родители жили в доме Вишеса, а сестра ждала от него гребаного ребенка. И хотя я знал, что Вишес никогда не продаст особняк – он слишком сильно его любил, – я все равно почувствовал себя придурком, сбросив эту новость на нее, словно гранату.