– А может, – я вел себя как гребаный четырехлетний ребенок, но не мог остановиться, – он решил посоревноваться с Вэл за награду «Худший родитель в мире». И как Луне лучше без матери, которая не объявляется, мне лучше без него.
Мы остановились посреди небольшой рощицы, хотя ушли от машины всего километра на полтора. Рози шла со скоростью улитки. Она повернулась ко мне лицом, и я вдруг осознал, что никогда не видел столько слез. Ее щеки и подбородок покрывали влажные дорожки, а вокруг глаз размазались круги от туши.
– Мне жаль, что это случилось с тобой, – сказала она совершенно искренне.
Но мне не хотелось от нее жалости. Я хотел, чтобы она считала меня настоящим зверем, который пронесет нас сквозь штормы и ураганы. До ада и обратно. Через жизнь – и если это необходимо, то даже через смерть.
– Не верится, что ты скрывал от нас это все эти годы. – Рози вытерла слезы рукавом черного пальто. – Твои друзья имеют право поддержать тебя, Дин. Ты должен им все рассказать.
Ни за что.
– Не-а, куколка. Этого не случится. У нас у всех есть свои секреты, поверь мне. И именно они делают нас теми, кто мы есть. Но наша дружба не становится от этого менее крепкой.
И это была правда.
– Знаешь, что ты должен сделать? – Рози задумчиво прикусила нижнюю губу.
Я уставился на нее. Даже если бы она сказала всю дорогу до Тодос-Сантоса исполнять громкие отрыжки, я бы послушался.
– И что же?
– Ты должен добраться до брюха зверя и убить его. – Ее глаза загорелись решимостью.
Я ухмыльнулся и заправил выбившийся локон из ее косы ей за ухо.
– Убить Нину? Заманчиво, но не думаю, что она стоит нескольких лет в тюрьме.
Рози закатила глаза.
– Нет. Ты должен поговорить с ней. Заплатить ей деньги. Увидеть отца. А затем двигаться дальше, что бы ты ни узнал. Ты никогда не избавишься от своих пороков, если не сделаешь этого. И, думаю, мы оба это понимаем.
– Она не заслуживает и пенни, – пробормотал я.
– После того что она сделала, – Рози обхватила мою шею ладонью, а затем провела рукой до торса, – ничто не сделает ее счастливой. Она прогнила насквозь. Так зачем опускаться до ее уровня? Ты никогда не испытаешь удовольствия от того, что заставишь другого человека чувствовать себя плохо, как бы сильно ты ни пострадал из-за него. При этом сострадание – самое ценное качество любого человека. Вот почему все войны когда-нибудь заканчиваются. Вот почему большинство людей любят своих детей, а не издеваются над ними. Пообещай мне, что ответишь ей?
Я кивнул, хотя совершенно не хотел разбираться с дерьмом Нины. Мне и без этого хватало сложностей в жизни. Я сходил с ума от девушки, которая каждый день ложилась спать, не зная, проснется ли следующим утром. А я сам боролся с демоном алкоголя, пытаясь вырваться из его когтей. Каждый. Божий. День.
– Обещаю, – сказал я. – Я сделаю это для тебя.
– Нет, – возразила Рози и подтянула меня за воротник бомбера от Ted Baker. – Для себя, – поправила она, не обращая внимания на слезы, текущие по лицу.
Но как только я собрался шагнуть к ней и обнять, она отступила от меня.
– Теперь моя очередь.
– Я слушаю.
Я впился в нее взглядом. Но тут ощутил, как заморосил дождь. И мы оба подняли головы, молча уставившись на пепельное небо. Я стянул пальто и закутал ее, а затем подхватил на руки, словно невесту, и направился вверх по холму, чтобы вернуться к машине. Дождь капал редко, да и погода была не такая уж и холодная, но я переживал за Рози, даже если скрывал это от нее каждый раз, когда мы оказывались вместе.
Малышка ЛеБлан обвила руками мою шею. А затем опустила взгляд на свой живот и начала говорить.
– Год назад, когда Вишес и Милли воссоединились, он оплатил нам просто потрясающую медицинскую страховку, и я впервые повстречала доктора Хастинг. Она захотела провести кучу анализов, чтобы получше оценить мое состояние, учитывая то, что я только вылечилась от очередной легочной инфекции, от которой, казалось, никогда не оправлюсь. Я собиралась вернуться в школу медсестер, но доктор Хастинг сказала мне… – Рози замолчала и, тяжело сглотнув, покачала головой. Ее глаза закрылись. Я тысячу раз сломался внутри, но не показывал ей этого, а лишь молча ожидал продолжения. Вздохнув, она снова открыла рот: – Она сказала мне, что мне не следует возвращаться к учебе, потому что я никогда не смогу стать медсестрой. Моя иммунная система настолько слаба, что мне следует привести ее в порядок даже для простого перелета. Вот почему я так удивилась и занервничала, когда ты повез меня в аэропорт пару дней назад. И так как мне не следовало работать с больными людьми, она предложила мне поискать что-то более практичное. Но я люблю помогать людям.
Ее последние слова сменились кашлем, и я ускорил шаг от охватившей меня паники, которая смешалась с мучительным горем.
– Поэтому я решила стать волонтером. И единственное место, в котором стерильная обстановка, ограждающая от любых болезней, – это…
– Отделение реанимации и интенсивной терапии новорожденных, – закончил за нее я.
Место, которое постоянно напоминало Рози, что она не может иметь детей. Но она все равно работала там. А я еще жаловался на свою жизнь.
– Но это оказались еще не все плохие новости от доктора Хастинг. Она так же сказала, что я, скорее всего, бесплодна. Я не смогу иметь детей. Никогда. Вокруг моих репродуктивных органов скопилось слишком много слизи. Она сказала, что это равносильно тому, чтобы бросить губку в лужу клея и надеяться, что та опустится на дно. Теоретически это реально, но практически неосуществимо. – Она прикусила нижнюю губу, а ее взгляд застыл в одной точке.
– Рози… – Я втянул воздух, раздувая ноздри. – Малышка, ты хоть представляешь, сколько вариантов у тебя есть? У нас?
Ведь это теперь касалось не только ее. Теперь это влияло на нас. «Мы» сменили «я» надолго. На целую вечность, сколько бы она ни длилась.
– Чертовски много вариантов и не только с медицинской точки зрения. Мы можем усыновить ребенка. Мы богаты, молоды и никогда не совершали уголовных преступлений. – Я уже мысленно поженил нас, чтобы дать ей доступ к моей многомиллионной империи. Как я уже говорил, с этой девушкой я становился настоящим преследователем. – Мы могли бы усыновить ребенка хоть завтра, если захотим. Мы – идеальные кандидаты.
Господи, ради этой девушки я вообще готов на все, что угодно!
– Дело в том, что… – Ее хватка ослабла на моей шее, отчего у меня невольно напряглась спина. – Именно поэтому я рассталась с Дарреном. Я не хочу выходить замуж. И усыновлять ребенка тоже. Я не знаю, сколько еще проживу. И не хочу оставлять после себя больше, чем уже имею. Так что, на мой взгляд, дети – это ужасная идея. Зачем мне это? Кто знает, а вдруг они останутся сиротами через несколько лет, или месяцев, или недель, или дней? Это несправедливо по отношению к ним.
Конечно же я отметил, что Рози оказалась полной противоположностью Нины. Та родила ребенка и бросила его, наплевав на последствия. А Рози решила отказаться от такой возможности, чтобы они не страдали.
– Послушай, малышка ЛеБлан.
Она сжала мой бицепс.
– Не надо, Дин. Пожалуйста, отпусти меня.
Мы уже добрались до машины. Я практически бежал весь обратный путь, чтобы поскорее доставить ее в тепло. Поэтому осторожно опустил Рози на землю перед собой. Дождь усилился. И мне не хотелось, чтобы она слишком сильно промокла. Она и так потратила много сил на слезы.
– Послушай, я не собираюсь отказываться от нас. Мы справимся, – пояснила она, притягивая меня ближе. Наши губы и носы соприкоснулись. Мой лоб уперся в ее, а мокрые волосы переплелись. Мы стали единым целым. Мы всегда были двумя половинками, даже когда встречались с другими. – Я слишком эгоистична, чтобы отпустить тебя, Дин Коул. И не уйду первой. Я буду твоей, пока ты этого захочешь. Единственное условие – никаких детей и разговоров о браке. Я не смогу дать тебе этого. Не потому, что не хочу. Я отдам тебе всю преданность и любовь в мире, Дин. Но мое время ограничено.
– Рози.
– Послушай, я знаю, что нравлюсь тебе…
– Нравишься? – Я едва ли не выплюнул это слово, поморщившись от отвращения. Ее глаза расширились, а я покачал головой с мрачной усмешкой на губах. – Ты думаешь, что нравишься мне? Ты, черт побери, издеваешься? Ты мне не просто нравишься. Я люблю тебя. И даже эти слова не отражают реальности. Я живу ради тебя. Дышу тобой. Умру за тебя. Всегда. Была. Только. Ты. С тех пор, как я увидел твою тощую задницу на пороге, ты пронзила мое сердце, словно какую-то игрушку. Мы не виделись десять лет, Роза ЛеБлан, и не проходило дня, чтобы я не думал о тебе. И не мимоходом в стиле: «Ох, наверное, она просто ураган в постели». А по несколько часов в день. Меня интересовало, как ты выглядела. Где бывала. Что делала. С кем проводила время. Я следил за тобой на Facebook. И в Twitter, который, кстати, тебе следует заблокировать, потому что ты ни разу не удосужилась там написать. Да ты вообще мало пишешь в социальных сетях. Я расспрашивал о тебе. Каждый раз, когда приезжал в Тодос-Сантос. И как только понял, что ты живешь с Милли в Нью-Йорке…
Я глубоко вдохнул, чувствуя, как теряю контроль над реальностью и скатываюсь по скользкому пути иррациональности, пытаясь объяснить, что она не может отказаться от жизни лишь потому, что она в какой-то момент оборвется.
– Рози, я купил пентхаус в ТрайБеке за несколько месяцев до того, как ты переехала в наш дом.
– Зачем ты это рассказываешь? – Она сморгнула слезы, но на ее ресницах тут же повисли новые.
– Потому что мне пришлось продать его, потеряв кучу денег, когда я понял, что ты будешь моей соседкой, если я останусь в старой квартире. Серьезно, Рози, ты все, о чем я когда-либо мечтал. Даже когда ты заявила, что я должен встречаться с твоей сестрой. Она стала моей путеводной свечой. А тебя я считал ослепительным солнцем. Я жил в темноте – ради твоей эгоистичной попки. И если ты думаешь, что я соглашусь