– Не торопись, засранец, – пробормотал я, а затем убрал плед и включил обогрев комнаты.
Папа, поджав губы смотрел, как я сунул в рот сигарету и выпустил облако дыма. Ему это не нравилось. Но в этот раз у него не оставалось выбора, кроме как смириться.
– На что, черт побери, ты уставился? – выпалил я, после того как он целую минуту пристально смотрел на меня.
Какого хрена с ним творилось? Он выглядел так, словно плакал, и от этого я чувствовал себя неуютно. Нет, я не считал плачущих мужчин слабаками – ладно, перефразирую, все зависит от количества слез, ситуации и обстоятельств, – но у меня как-то не укладывалось в голове, что Илай Коул производил настоящие человеческие слезы. Обычно он выглядел совершенно равнодушным к происходящему вокруг. И хотя был сентиментальным, всегда тщательно скрывал это.
Папа покачал головой.
– Ни на что. – Он постучал по круглому дубовому обеденному столу, игнорируя кучу дерьма, которое я выливал на него.
Я старался не ругаться, когда находился в компании с родителями, но в этот момент не испытывал особого уважения к отцу.
– Меня всегда поражало, насколько мы похожи. – Он поджал губы.
– У тебя тоже были проблемы с травкой и алкоголем? – Рассмеявшись, я стряхнул пепел в пустую бутылку из-под водки, а затем сделал глоток из полупустой банки с пивом.
– Были, – сказал он.
И у меня чуть челюсть не отвисла от этого признания. Такого я точно не ожидал.
– А поподробнее. – Я сделал еще одну затяжку, прежде чем отец потянулся и выхватил сигарету у меня из рук, после чего затушил ее.
– Эй. – Мои брови сошлись на переносице. – Какого хрена?
– Я твой отец, черт побери. И ты не станешь нарушать социальные нормы, которые мы прививали тебе с ранних лет. По крайней мере, на моих глазах. А это значит, что ты не будешь пить и курить травку в моем присутствии, а также ругаться как сапожник. Ты не будешь выглядеть от этого серьезней. Скорее станешь как чертов головорез. Я потратил слишком много денег на твое образование, чтобы убедиться, что ты не превратишься в отморозка. И хотя я закрываю глаза на то, как со своими друзьями из песочницы ты играешь в финансовых магнатов, потому что это происходит за закрытыми дверями, со мной ты будешь вести себя вежливо и придерживаться моральных принципов. Понял?
А вот и ведерко со льдом, выплеснутое в лицо. Спасибо, что отрезвило такого засранца, как я.
Папа поднялся на ноги, подхватил банку с пивом и выбросил в маленькую корзину для мусора. А следом отправил туда бутылки из-под водки, окурки и пустые банки, которые удалось найти.
– Вернемся к главной теме – зависимости, – начал он, пока прибирал наведенный мной бардак. – Да, Дин я страдал от таких же пагубных привычек, что и ты. За исключением дури. В Алабаме, где я вырос, дурь не относилась к порокам богатого человека. Но после окончания юридической школы и свадьбы с твоей мамой на кону стояло слишком многое. Мне требовалось произвести впечатление на моего отца, а он был менее заботливым и отзывчивым, чем я. Так что я нашел единственный способ, позволявший снять напряжение. Выпивка. И я пил. Много пил. Каждый. Божий. День.
Я сжал губы и уставился на него, пытаясь понять, в каком состоянии сейчас находился. Похмелье, пьяный дурман или что-то между ними. Я даже не помнил, когда ел в последний раз, и сомневался, что в желудке что-то осталось после того, как по несколько раз за ночь обнимал унитаз.
– Я проводил в алкогольном дурмане девяносто процентов времени. Довольно успешным пьяницей, заметь. Но я не помню ни одного дня с двадцати двух и до двадцати восьми лет, когда не притрагивался к алкоголю. Даже на работе. А чтобы никто не почувствовал перегар на важных встречах, я уходил в уборную и выпивал перед этим ополаскиватель для рта. Так что я был намного хуже тебя, Дин. Намного.
– Но сейчас же ты не пьешь, – пробормотал я.
Я вел себя так же зрело, как гребаный малыш. Куда подевались мои актерские способности?
Папа взял мусорное ведро и, словно рок-звезда, выбросил его в гребаное окно, а затем сходил в ванную и принес еще одно, которое продолжил заполнять бутылками и банками с алкогольными напитками.
– Я завязал в одно ужасное утро. И знаешь, когда это произошло?
– Просветите меня, учитель. – Я отвечал только для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
И меня не интересовало, насколько забавно или умно это звучало для тридцатилетнего парня. Видимо, отец понимал это, потому что покачал головой и продолжил.
– Это случилось, когда однажды вечером я поздно вернулся с работы. В тот день я опять напился и в пьяном угаре занялся любовью со своей женой. Но проснувшись на следующее утро, я понял, что Хелен вообще не было в Бирмингеме. Она отправилась навестить свою мать в Фэрхоуп. А когда я повернулся, то увидел справа от себя ее сестру. Я смотрел на женщину, спящую рядом со мной, и осознал, что просрал всю свою жизнь, как ты любишь говорить.
От услышанного я выпрямился на стуле.
– Она обманула тебя?
– Ну, думаю ты и сам понимаешь, что Нина не относится к женщинам, способным меня очаровать. – Папа скептически посмотрел на меня.
И я его понимал. Нина совершенно не походила на свою сестру Хелен. Она носила откровенные наряды, постоянно курила сигареты и флиртовала со всеми, словно мартовская кошка. А мама относилась к образованным и умным посетительницам загородных клубов, вела себя сдержанно и вежливо, ее волосы всегда выглядели так, словно она сошла с обложки журнала, да и с мужчинами она никогда не проявляла чрезмерного дружелюбия.
– В отличие от мамы. – Я обхватил руками голову и покачал ею в недоумении. Мама никому не спускала дерьма. Поэтому мы с сестрами вели себя как паиньки. Она прекрасно умела вбить тебе в голову правила этикета. – Она сказала, что хотела развестись с тобой. Как, черт возьми, тебе удалось ее отговорить?
Папа покачал головой и выбросил в окно уже вторую корзину с бутылками.
– Барон собирает все, что я выбрасываю. А чтобы у тебя не возникло желания купить это вновь, я заберу твой кошелек, а затем заполню едой твой холодильник. С сегодняшнего дня ты на детоксикации, Дин.
Вишес здесь? Да какого хрена творилось? Видимо, в этот раз я действительно опустился на самое дно.
– Вернемся к твоей матери. Она меня не простила. По крайней мере, поначалу. Когда я увидел Нину в своей постели и она рассказала мне, что произошло, мне хотелось умереть. Я выгнал ее и позвонил Хелен. А она прервала свою поездку и вернулась домой. Я сразу признался в содеянном. После чего она собрала мои вещи и выставила меня за дверь.
Я не смог сдержать ухмылки.
– Мама молодец.
Я был внебрачным ребенком, который поддерживал обманутую женщину.
– И она уж точно заставила меня заплатить за это. Все девять месяцев я спал в своем кабинете. Хелен прислала мне столько подписанных бланков с заявлением на развод, что ящик оказался переполнен. А Нина сбежала. Я пытался найти ее, но не смог. Она исчезла, а тогда было другое время. И скрыться не составляло труда. Никакого интернета или чего-то подобного. – Папа засунул руки в карманы и, посмотрев в окно, нахмурил брови. – Твоя мать подала на развод за два месяца до твоего рождения. И не только из-за измены. – Он горько рассмеялся. – Потому что, поверь мне, я совершенно не осознавал, что творил с Ниной. И, слава богу, не помню и секунды с той ночи. Хелен просто устала от моих проблем и отсутствия у меня желания их решать. Она заслуживала лучшего, и знала это.
– А что случилось потом? Почему она передумала?
Я продолжал сидеть за столом. Картина все больше прояснялась, а история обретала смысл. Не до конца, но я уже не чувствовал себя таким потерянным, как последние несколько лет из-за всех проблем с Ниной.
– Появился ты.
Он обернулся и улыбнулся мне, словно я был Сириусом. Что показалось мне неправильным, ведь Сириусом была Рози. Но, полагаю, у каждого человека свой Сириус. Тот, что сияет ярче остальных.
– Мы узнали о твоем рождении из новостей. «Малыш из Walmart». И Хелен сразу поняла, что это Нина. Понять это не составляло труда. Она позвонила мне, и мы отправились в больницу, куда отвезли тебя. Твоя мать так сильно захотела тебя, что даже согласилась дать мне второй шанс. Сказала, что ты заслужил это, в отличие от женщины, которая привела тебя в этот мир.
– Не понимаю. – Я покачал головой. – Вы заставляли меня проводить время с Ниной и Филином. Практически каждое лето. От первого до последнего дня. Черт побери, папа. – Я вскочил на ноги и принялся расхаживать по кухне. – Именно Филин дал мне первую дурь в двенадцать лет. А Нина разрешила попробовать пиво в девять, черт побери.
– Следи за языком, – напомнил отец, вызывая желание закатить глаза. Удивительно, но в этот момент я почувствовал себя его сыном чуть сильнее, чем когда вылетел из того кафе. – Мы заключили небольшое соглашение с Ниной. Потому что заботились о твоей безопасности и хотели обеспечить тебе привычную жизнь. Нина звала тебя провести у нее лето, а мы соглашались, пока она вела трезвый образ жизни. Это было главное условие. Мы переводили Нине деньги, пока ты жил в ее доме. Подразумевалось, что она будет тратить их, чтобы отвезти тебя куда-нибудь, купить одежду и тому подобное. Но не надо считать нас глупыми. Мы знали, что она прятала их себе в карман. Но мы надеялись, что время, проведенное с тобой, вызовет у нее желание стать лучше. Как это помогло мне завязать с алкоголем и воспитывать в себе человечность.
– Только в Нине нет и капли человечности, – закончил за него я.
Он покачал головой, но я так и не понял, соглашался или нет он с этим утверждением.
– В каждом есть человечность. Просто в некоторых ее больше, чем в других. Нина совершила много ошибок, но одну из них мы совершили вместе. И ты тоже совершаешь ошибки. Которые приведут к серьезным последствиям, если ты не свернешь с выбранного пути.