– Вы решили побездельничать? – спросила она. – Как это на вас не похоже.
– Мы решили заняться настоящим делом! – возразил ей Энгельс.
Энгельс посадил себе на плечи Лауру, Карл – Женнихен. Так, неся детей на плечах, они отправились гулять на аллею Луизы, где уже осыпались каштаны и под ногами прохожих шуршали сухие листья, такие же красные, как черепица покатых крыш, на которых под лучами еще теплого осеннего солнца грелись голуби и кошки.
Речь Марксу на конгрессе произнести не удалось: когда очередь дошла до него, председательствующий внезапно прекратил прения. Но Маркс работал над нею все же не зря: через двадцать дней ее прочли все читатели «Северной звезды», чартистской газеты, выходившей в Лондоне и редактируемой Джулианом Гарни, с которым Маркса познакомил Энгельс.
Редакция «Северной звезды», печатая речь Маркса, сделала к ней пометку: «От нашего немецкого корреспондента». Этим корреспондентом был Энгельс. Речь Маркса была напечатана в его изложении.
Когда этот номер «Северной звезды» пришел в Брюссель, Маркса в Брюсселе не было: он уехал в Голландию по делам наследства. Вновь Маркс и Энгельс встретились только в октябре. Правда, встреча эта была недолгой: Энгельс торопился в Париж. В Париже он был избран в окружной комитет Союза коммунистов и разработал предварительный проект программы, которую предстояло обсудить на втором конгрессе Союза коммунистов в Лондоне. Конгресс состоялся в ноябре. Маркс и Энгельс отправились на конгресс вместе из бельгийского порта Остенде.
Был субботний вечер. Для ночлега выбрали отель «Корона». В Остенде их никто не знал. И поэтому, встретившись в холле отеля, они позволили себе обнять друг друга на глазах у посторонних людей, обнять крепко, по-братски.
– Осторожно, я мокрый, – сказал Карл, у которого с плаща капала на пол вода: в отель он добирался под дождем.
– Я тоже, – засмеялся Энгельс. – Значит, едем?
– Едем.
– А как семья, Карл? – спросил Энгельс, когда они были уже в номере.
– Женни болеет, дети простужены. Но Ленхен здорова. Все надежды на нее.
Помолчали.
– Все-таки давай поговорим о деле, – предложил Карл. – Вот послушай, что мне недавно написали из Лондона. – Карл вынул из нагрудного кармана конверт, достал из него письмо, пробежал несколько строк глазами, нашел нужное место и принялся читать вслух: – «На этом конгрессе решится вопрос, должен ли Союз в целом прекратить свое существование, или же из него должна быть удалена та гниль, которая то здесь, то там обнаруживается в нем. По нашему мнению, это последнее средство является единственным, если мы хотим чего-либо добиться. В настоящее время в Союзе господствует такая сумятица, в нем находится так много глупых людей, желающих во что бы то ни стало набить себе цену, что можно просто сойти с ума».
– Они правы, – заметил Энгельс.
– Послушай, однако, что лондонцы пишут дальше: «Мы были бы очень рады, если бы Маркс мог прибыть на конгресс». Последние слова в письме подчеркнуты: «Мы сделаем все, что только в наших силах, чтобы облегчить вам тяжесть расходов. Приложите все свои силы. Если мы преодолеем этот кризис, то мы победим…»
– Непременно преодолеем, – сказал Энгельс. – Потому что на конгрессе будешь ты.
– Не преувеличивай мои возможности, – возразил Карл. – Лучше расскажи, как обстоят дела во Франции. С чем ты едешь на конгресс?
– Я уже писал тебе, что парижский окружной комитет утвердил в качестве проекта программы «Коммунистический манифест».
– Да, – сказал Карл. – Теперь нам предстоит убедить конгресс в правильности наших взглядов. Если мы это сделаем, конгресс поручит нам составить окончательный проект программы Союза коммунистов. Только тогда можно будет говорить о победе. И вот еще что важно, Фред: Союз коммунистов должен отныне открыто объявить перед всем миром о своем существовании. Хватит играть в прятки. Надо сказать людям: «Вот мы, вот наши цели. Теперь решайте, хотите вы идти с нами или нет».
Второй конгресс Союза коммунистов открылся в Лондоне 29 ноября 1847 года. На конгресс прибыли коммунисты из Франции, Швейцарии, Бельгии, Польши, Германии. Они собрались в зале лондонского Просветительного общества немецких рабочих. Это был день семнадцатой годовщины польского национально-освободительного восстания 1830 года. Поэтому до начала конгресса решено было провести митинг, посвященный этой годовщине.
Маркс и Энгельс выступили на митинге с короткими речами.
Поляки, немцы, французы, итальянцы, англичане – все, кто слышал их речи, горячо и долго аплодировали им.
Энгельс в заключение сказал:
– Так как положение рабочих во всех странах одинаково, так как их интересы одинаковы, враги у них одни и те же, то и бороться они должны сообща! И братскому союзу буржуазии всех наций они должны противопоставить братский союз рабочих всех наций!
Конгресс заседал уже почти две недели. И не было такого дня, когда бы Марксу и Энгельсу не приходилось выступать.
– За всю свою жизнь я, пожалуй, не произнес столько слов, как за эти дни, – пожаловался Энгельсу Маркс.
– Я тоже, – сказал Энгельс. – Но мы, кажется, добились своего. Конгресс на нашей стороне. И я уверен, что завтра он поручит нам выработать программу партии.
Энгельс не ошибся: второй конгресс Союза коммунистов поручил Марксу и Энгельсу разработку манифеста.
Конгресс утвердил также проект устава Союза коммунистов. Марксу и Энгельсу принадлежали и его общая редакция, и первая его статья. Она гласила: «Целью Союза является свержение буржуазии, господство пролетариата, уничтожение старого, основанного на антагонизме классов буржуазного общества и основание нового общества, без классов и без частной собственности».
Это была победа.
Конгресс продолжался. Обсуждались другие вопросы. Но они уже не так волновали Маркса, как вопрос о программе партии, хотя и не давали ему уехать. А надо было бы поскорее вернуться в Брюссель. С каждым днем его все сильнее беспокоило то, как чувствуют себя сейчас Женни и дети и остались ли у них еще деньги. По его расчетам деньги у них кончились.
Маркс вспомнил о Павле Анненкове и написал ему в Париж. Хотя Павел Анненков и недолго прожил рядом с ним в Брюсселе, Марксу казалось, что он хорошо узнал его как человека отзывчивого, доброго и честного. Да и Анненков как будто проникся к нему дружеским чувством. Все это давало Марксу право обратиться к Анненкову с просьбой о помощи.
«Дорогой Анненков! – написал он ему. – Я вынужден остаться здесь еще несколько дней, хотя оставил свою семью в чрезвычайно тяжелом и совершенно безденежном состоянии. Дело не только в том, что моя жена и дети больны. Мое материальное положение в данный момент является настолько критическим, что мою жену буквально осаждают кредиторы, и она испытывает отчаянные денежные затруднения.
Как дело дошло до такого кризиса, объяснить легко. Мои немецкие рукописи в целом не печатаются, а то, что публикуется из них, я отдаю даром, чтобы только выпустить их в свет. Моя брошюра против Прудона разошлась очень хорошо. Но я получу часть денег за нее только лишь весной, к пасхе.
Одного того, что получает моя жена, недостаточно, а с моей матерью я уже довольно давно веду переговоры о том, чтобы получить хотя бы часть моего состояния. Теперь как будто появились шансы на это. Но в данный момент это мне ничего не дает.
При таком положении, о котором я откровенно, без стеснения рассказываю Вам, Вы поистине спасли бы меня от величайших неприятностей, если бы смогли переслать моей жене 100 – 200 франков. Уплатить этот долг я смогу, конечно, только после того, как мне удастся урегулировать мои денежные отношения с моими родителями.
Если Вы можете исполнить мою просьбу, то я прошу Вас послать деньги по моему старому адресу: Брюссель, Рю-д’Орлеан, 42. Однако моя жена не должна догадаться по содержанию письма о том, что я писал вам из Лондона. Позднее я объясню Вам причину.
Я надеюсь, что в следующий раз смогу написать Вам о чем-нибудь более приятном.
Ваш К. Маркс».
Это было не первое письмо, которое Маркс написал Анненкову. Ровно год назад он написал Анненкову письмо, в котором подробно – по просьбе Анненкова – рассказал ему о своем отношении к работе Жозефа Прудона «Философия нищеты». Маркс тогда еще только собирался написать книгу против «Философии нищеты» Прудона. Но мнение о ней у Маркса уже сложилось как о книге бесформенной и претенциозной. В канун революции, не поняв современного общественного строя, Прудон преподносил рабочему классу беспочвенные фантазии.
В этом же письме Маркс изложил Анненкову свое понимание законов общественного развития со всей простотой и ясностью, на какую был способен.
«Если он еще помнит обо всем этом, – подумалось ему, – он поможет мне». Больше Марксу не на кого было рассчитывать. Обратиться с денежной просьбой к Энгельсу у него не было сил. Энгельс и без того делился с ним всем, чем только мог. К тому же ему после окончания конгресса еще предстояла поездка в Париж.
Маркс не ошибся в Анненкове. Возвратившись в Брюссель, он узнал, что Женни получила от Анненкова деньги.
Один из вечеров Маркс целиком посвятил встрече с Джулианом Гарни.
– В прошлый раз я отнесся к вам с некоторой осторожностью, – признался Джулиан Гарни. – Вы, наверное, заметили это.
– Заметил, – улыбнулся Маркс. – Ваше лицо не годится для того, чтобы скрывать чувства, Джулиан. Даже ваша шотландская борода ничего не скрывает.
– А ваша скрывает, – сказал Джулиан. – Скрывает ваш волевой подбородок. Когда вы молчите, вы кажетесь значительно добрее, из-за бороды. Но когда вы говорите, борода уже ничего не может скрыть. Что вы посоветуете нам на прощание? – спросил Джулиан Гарни, когда Маркс собрался уходить.
– Я могу лишь повторить то, что уже сказал на митинге в честь годовщины польского восстания, – ответил Маркс. – Англия – это страна с наиболее развитым пролетариатом. И буржуазией, разумеется. Противоречия здесь обнажены до предела. Поэтому победа английских пролетариев над английской буржуазией будет иметь решающее значение для победы всех угнетенных над угнетателями. Вы, чартисты, не должны поэтому ограничиваться высказыванием благих пожеланий об освобождении других наций, о победе пролетариата в других странах. Разбейте ваших собственных, внутренних врагов и тогда вы увидите, как рухнет старое общество во всем мире.