Неистовый сын Трира — страница 80 из 88

Интернационал объединил в своих рядах профсоюзы, тайные политические организации рабочих, общества взаимопомощи, просветительские группы, потребительские кооперативы, революционно настроенных журналистов, юристов, врачей, армейских офицеров. Многие из них притащили с собой в Интернационал целые ворохи старого доктринерского вздора, фантазий и предрассудков. Тред-юнионизм, бланкизм, прудонизм, бакунизм, лассальянство, казалось, вот-вот захлестнут своим потоком небольшую группу зрелых коммунистов, вошедших в Интернационал и сплотившихся вокруг Маркса. Но они выстояли. И ряды их не только не поредели, но с годами выросли – ряды единомышленников и отважных борцов за дело пролетариата.

Выросли и ряды самого Интернационала. Накануне Базельского конгресса Интернационала, который состоялся в сентябре 1869 года, газеты называли фантастическую цифру – 7 миллионов человек, хотя на самом деле их было немногим более миллиона. Но и эта цифра внушала правительствам европейских государств страх. У страха же, как известно, глаза велики.

Солидарность и организованность в борьбе приносили свои зримые плоды: добились избирательных прав рабочие Северной Германии, Франции и Англии. Восьмичасовой рабочий день вынуждено было ввести на государственных предприятиях правительство Соединенных Штатов Америки. Первую на европейском континенте по-настоящему социалистическую партию создали в Германии Вильгельм Либкнехт и Август Бебель.

Руководимый Интернационалом рабочий класс успешно постигал науку политической борьбы. К нему присоединяются все новые и новые национальные секции: Голландии, Швейцарии, Бельгии, Австро-Венгрии, Испании, Северной Чехии и Моравии. Теперь вот – Россия. Русскую секцию в Генеральном Совете Интернационала отныне представляет Маркс.

Россия давно была предметом пристального внимания Маркса. Борьба за отмену варварского крепостного права, действия революционного общества «Земля и воля», процесс и расправа, учиненные царским правительством против Николая Чернышевского, который является одним из лучших умов России, преследование и изгнание из России учеников и последователей Чернышевского – все это привлекало внимание Маркса. Да и судьба Михаила Бакунина постоянно волновала его. За участие в дрезденском народном восстании в мае 1849 года – тогда ему удалось вывести из осажденного Дрездена около двух тысяч революционных бойцов – он был арестован и приговорен прусским правительством сначала к смертной казни, а затем к пожизненному заключению. Вскоре после этого приговора Пруссия передала Бакунина австрийским властям, у которых к Бакунину были свои счеты. В Австрии его тоже приговорили к смертной казни через повешение и тоже заменили смертную казнь пожизненным заключением. Впрочем, австрийцы тоже недолго продержали его в тюрьме – в мае 1851 года они передали Бакунина царской полиции. Там, в России, Бакунин сначала был заключен в Петропавловскую крепость, затем в Шлиссельбургскую, откуда в 1857 году его выслали в Сибирь. Из Сибири Бакунину удалось бежать в Японию. Из Японии он отправился в Америку и в конце декабря 1861 года прибыл в Лондон, к Александру Герцену. Одно недоразумение воспрепятствовало тогда встрече Маркса и Бакунина: в английских газетах была опубликована за подписью «Ф.М.» статья, в которой Бакунин был назван русским шпионом. Бакунин поверил тогда Герцену, что статья принадлежит Карлу Марксу. На самом же деле автором этой статьи был некто Френсис Маркс, с которым Карл Маркс не имел ничего общего.

Они встретились только спустя три года. Встретились как старые друзья, как соратники по революции 48-го года. Из разговоров во время этой встречи Маркс вынес убеждение, что Бакунин если и не совсем его единомышленник, то близок к тому, чтобы стать им, что смертные приговоры, тюрьмы и ссылка в Сибирь закалили его характер и привели к пониманию истинных путей революционной борьбы. Да и сам Бакунин старался заверить его в этом. Но время показало другое: проповедуя анархистские идеи, Бакунин стал раскольником в международном рабочем движении.

К счастью, раскольническую деятельность Бакунина осудили сами русские, оказавшиеся в эмиграции из-за преследований царской полиции. Одним из первых разоблачил Бакунина Александр Серно-Соловьевич, соратник Чернышевского, член Центрального комитета «Земля и воля».

Русский император Александр II внес Александра Серно-Соловьевича и его брата Николая в список революционеров, подлежащих аресту вместе с Чернышевским. Александра спасло то, что он выехал из России до ареста. Брат же его погиб в сибирской ссылке, где до сих пор томится Чернышевский… Впрочем, не намного больше пережил брата Александр – в прошлом году он покончил с собой из-за интриг бакунистов и неизлечимой болезни. Александр Серно-Соловьевич был первым русским, которому Маркс подарил I том «Капитала», вышедшего в Гамбурге.

Вторым русским, кому Маркс подарил свой «Капитал», был Герман Лопатин – молодой человек с красивым лицом, могучего телосложения, ученик Чернышевского, гарибальдиец, недавний узник Петропавловской крепости. Он вырвался из России, находясь в ссылке, отправился в Женеву, а из Женевы прибыл сюда, в Лондон, чтобы встретиться с Марксом. Герман Лопатин и два его друга – Николай Даниельсон и Николай Любавин – решили перевести на русский язык и издать в России «Капитал» Маркса.

Деятельный и трудолюбивый Лопатин сразу же принялся за дело. Работая над переводом «Капитала», он не упускал ни одной возможности встретиться с Марксом, обсуждал с ним качество и точность перевода, а заодно давал Марксу уроки русского языка, который Маркс начал изучать еще за год до приезда Лопатина. Когда Лопатин впервые появился в доме Маркса, тот заговорил с ним на русском языке.

– Зачем вам русский язык? – спросил Маркса изумленный Лопатин. Какие книги вы собираетесь читать на русском языке?

– Прежде всего – Чернышевского, – ответил Маркс. – И Добролюбова, и Герцена, и Гоголя, и Пушкина, и Салтыкова-Щедрина… Но прежде всего – Чернышевского. Это по-настоящему глубокий и оригинальный мыслитель. Русским должно быть стыдно, что ни один из них не познакомил Европу с сочинениями Чернышевского. Политическая смерть Чернышевского, находящегося в каторжной тюрьме, – потеря не только для России. И позор России.

Лопатин, соглашаясь с Марксом, тяжело вздыхал.

Работа двигалась споро: к середине декабря Лопатин перевел уже треть «Капитала». Но тут вдруг исчез, ни с кем не простившись. Вскоре от него пришло письмо из России.

«Милостивый государь! – написал Марксу Лопатин. – По почтовому штемпелю на этом письме Вы увидите, что, несмотря на ваши дружеские предупреждения, я нахожусь в России. Но если бы Вы знали, что побудило меня к этой поездке, Вы, я уверен, нашли бы мои доводы достаточно основательными… Стоящая передо мной задача вынуждает меня покинуть в ближайшие дни Петербург и отправиться в глубь страны, где я задержусь, по всей вероятности, три-четыре месяца, так что я не могу воспользоваться любезным приглашением г-жи Маркс на ваш рождественский обед».

Позже Маркс узнал, что побудило Лопатина внезапно уехать в Россию: он решил освободить Чернышевского. Но плану Лопатина не суждено было осуществиться: в Иркутске он был арестован царской полицией и брошен на долгое время в острог.

Едва исчез Герман Лопатин, в доме на Мэйтленд-парк-род появилась очаровательная Элиза Томановская, русская девушка, привезшая Марксу из Женевы письма от руководителей Русской секции Интернационала. Первое письмо, которое прочел Маркс, было рекомендательным.

«Дорогой гражданин! – писали ему из Женевы Бартенев, Утин и Трусов. – Разрешите в этом письме горячо рекомендовать Вам нашего лучшего друга, г-жу Элизу Томановскую, искренне и серьезно преданную революционному делу в России. Мы будем счастливы, если, при ее посредничестве, нам удастся ближе познакомиться с Вами и в то же время более подробно осведомить Вас о положении нашей секции, о которой она может Вам обстоятельно рассказать.

Положение это, несомненно, является печальным… – стал читать, пропуская строки, Маркс: ему показалось, что сидящая против него в кресле девушка беспокоится из-за того, что он так долго читает. – От нас потребуется еще много усилий, чтобы водрузить и укрепить наше общее знамя в России… Г-жа Элиза напишет нам обо всем, что Вы найдете нужным нам сообщить… Мы уверены, что Вы своими советами и своими ценными указаниями поможете ей… Помогая ей в ее занятиях, Вы тем самым поможете всем нам».

– Сколько же вам лет? – спросил по-французски Маркс – Элиза, представляясь ему, заговорила по-французски. – И откуда вы такая… такая красивая, такая юная и уже серьезно преданная революционному делу, как пишут ваши друзья?

– Мне девятнадцать лет, – ответила Элиза. – Я русская и, стало быть, из России. Мой отец – помещик Кушелев, мать – бывшая крепостная. Я получила дворянское воспитание, знаю европейские языки. Из России убежала, вступив в фиктивный брак. Так поступают многие наши девушки, чтобы вырваться из России, чтобы приобщиться к европейской культуре и общественной деятельности. Для примера могу назвать сестру нашего знаменитого математика Софьи Ковалевской – Анну. Она вышла замуж за бланкиста Виктора Жаклара. Я встречалась с ней в Женеве.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал Маркс: Элиза ему поправилась, она походила на его дочь Женнихен – такая же смуглая, черноволосая, с прекрасными темными глазами. – Ваши друзья также пишут, что вы поможете мне лучше познакомиться с ними. Вот тут, в конце письма, стоят подписи, – Маркс заглянул в письмо, – подписи Виктора Бартенева, Николая Утина и Антона Трусова. Что вы о них скажете? В одном из предыдущих писем ко мне они назвали меня достопочтенным, словно мне уже сто или, по меньшей мере, восемьдесят лет…

Элиза весело и звонко засмеялась.

– Их надо простить, – сказала она, – потому что все они еще молодые люди, хотя и вы, конечно же, не старец.

– Спасибо за неожиданный комплимент, – улыбнулся Маркс. – Я действительно еще не старец, хотя и не молод уже: мне пятьдесят два… Но расскажите же мне о ваших друзьях, – попросил он. – И говорите, пожалуйста, по-русски, – добавил он, перейдя на русский язык. – Мне кажется, что я уже достаточно хорошо понимаю разговорный русский.