— Мы с Эдвардом решили сами воспитать тебя.
Лидия скривилась. Все это было лишь для того, чтобы спасти лицо, не подмочить репутацию.
— Значит, у меня есть и другие родственники? Которые, возможно, приняли бы меня такой, какая я есть?
— Они ничего про тебя не знают.
— Может, стоило им сообщить?
— Это ничего бы не изменило.
— Нет? А так лучше? Да я для тебя воплощенное чувство вины, а отец, — или как теперь ей называть этого человека? — а отец, видя меня, снова и снова переживает обиду на свою судьбу.
— Не преувеличивай, Лидия, ты сгущаешь краски.
По тону голоса матери Лидия поняла, что та уже взяла себя в руки, и теперь перед девушкой вновь уравновешенная и неприступная женщина, привыкшая контролировать себя и ситуацию.
— Сгущаю краски? Ты полагаешь? Нет, мам. Я всю жизнь чувствовала, что меня не любят, и из кожи вон лезла, лишь бы завоевать вашу с отцом любовь. И все мои попытки были заведомо обречены на провал.
— Лидия, — заговорила было Рут, но девушка не дала ей закончить:
— Нет уж, сначала ты выслушаешь меня, хотя бы раз в жизни. У меня было ужасное детство. И я убила столько лет жизни, пытаясь угодить вам, изучала в университете право вместо того, чтобы заниматься тем, к чему лежит душа. Сегодня я узнаю, что человек, которого я считала отцом, вовсе таковым не является. И всю жизнь меня окружали ложь и притворство. И я имею полное право немного понервничать по этому поводу, ты не находишь?
— Я не для того тебя воспитала, чтобы ты на меня кричала.
— Разумеется.
Если учесть тот факт, что мать вообще ее не воспитывала. И как можно оставаться столь невозмутимой, раскрывая перед дочерью подобные тайны!
— Ладно, думаю, больше нам говорить не о чем. Последний вопрос. Почему ты была против моих занятий рисованием? Это тоже как-то связано с Дэниелом?
Рут сухо произнесла:
— Он был художником.
Коротко и ясно. И никаких тебе подробностей. Разве можно ожидать от матери большего. Остается надеяться, что подробности знает Полли. Но по крайней мере теперь ясно, почему Эдвард Шеридан был столь категоричен: поступление в Академию изящных искусство означало бы, что Лидия пошла по стопам своего настоящего отца. Этой щепотки соли раны Эдварда бы не вынесли.
Лидия встала:
— Спасибо, что… э-э, просветила меня. Не буду тебе больше мешать. И, думаю, в сложившихся обстоятельствах я лучше не пойду с тобой сегодня обедать.
Не дожидаясь ответа, девушка вышла.
Домой не хотелось. Эмма, наверное, только что вернулась, уставшая после недели в школе. Полли вечером в пятницу, как правило, куда-нибудь выходила. Но Лидия все равно достала выключенный перед разговором с матерью мобильный, чтобы позвонить крестной и успокоить ее. Едва девушка включила телефон, тот заверещал, оповещая, что у нее масса новых сообщений. Да, судя по их количеству, Полли вся извелась, волнуясь за крестницу. Девушка набрала знакомый номер.
— Лидия? Ну слава богу! Как ты? Твоя мать звонила.
— Извини, Полли, я не хотела тебя подводить.
— Главное, что ты в порядке. Где ты сейчас?
— Гуляю по набережной. Нет, Полли, не бойся, я не натворю никаких глупостей. Просто хочу побыть одна.
— Ты лучше приходи, поедим, поговорим.
Лидия подумала, что, если не придет, Полли непременно бросится ее разыскивать по набережным Темзы. Поэтому она быстро спустилась в метро и отправилась к крестной.
Та встретила девушку крепкими объятиями и тут же предложила бокал красного вина.
— Выглядишь ужасно, дорогая.
— Я теперь не понимаю, кто же я такая.
— Я скажу тебе: ты Лидия Шеридан, талантливая художница, добрая, умная и красивая девушка. И я горжусь тобой. Пока я готовлю спагетти, расскажи, что ты узнала.
— Немного. Только что Дэниел был моим отцом. Никаких деталей. Послушай, раз в Париже он сразу увлекся кем-то другим, значит, он был не очень надежным человеком?
— Девочка моя, ему был двадцать один год. В таком возрасте все совершают ошибки. Вообще-то он был очень милым парнем, веселым, добрым. Тебе бы понравился. А он бы тебя просто боготворил.
Удивительно. Лидия только сегодня узнала об этом человеке, но мысль, что он бы ее любил, была крайне умиротворяющей и приятной.
— А что он рисовал?
— Пейзажи. И тоже любил работать пастелью, как и ты. А еще ему нравилось писать отражения. Над камином как раз его картина.
— Неужели? Отражение Тауэра в Темзе! Мне так всегда нравился этот рисунок. А почему она не рассказала родным Дэниела обо мне?
— Не могу сказать, дорогая.
— Я даже полного имени его не знаю. И живы ли его родители…
— Я расскажу тебе все, что мне известно. Но на твоем месте я бы сто раз подумала, прежде чем связываться с его семьей. Пойми меня правильно: любая семья будет рада принять тебя, будет гордиться тем, что вы с ними родня. Но им сейчас за восемьдесят, в таком возрасте люди плохо переносят подобные новости.
— А вот моя семья мною не гордится. И теперь я знаю почему. — Девушка вздохнула. — Не могу поверить, что они столько лет скрывали от меня правду.
— В таких вещах трудно признаваться. И я тоже виновата перед тобой, я ведь тоже молчала, — заметила Полли.
— Ты хотя бы пыталась убедить их. Вы ведь поэтому поссорились с мамой, когда мне было шестнадцать?
— Да, но я поняла, что Рут уперлась намертво, мне не хотелось терять возможность видеться с тобой. Пришлось идти на компромисс.
— Рада, что ты это сделала. — Лидия тяжко вздохнула. — Даже не знаю, как теперь быть. В настоящий момент просто видеть их больше не желаю.
— Пусть все уляжется сначала, — произнесла Полли, — не торопись с выводами, не принимай поспешных решений. Но знай: что бы ты ни решила, я всегда с тобой, любимая моя девочка. — И крестная крепко обняла девушку.
— Спасибо!
— Может, это не мое дело, но скажи, Джейк не звонил?
— Нет, он даже не пришел на мои проводы. — Эта мысль терзала девушку.
— Вероятно, он не мог. Может, он в командировке. Ты не узнавала?
— Нет.
— Дорогая, не повторяй ошибок своей матери. Гордость — вовсе не добродетель. Почему бы тебе не позвонить ему? Все бы обсудили. — С этими словами Полли поставила на стол блюдо со спагетти. — Ладно, утро вечера мудренее. И помни: все, что не убивает, делает нас сильнее.
Лидия не была сейчас в этом уверена, но лишь послушно взяла в руку вилку и вымученно улыбнулась крестной.
Глава 13
— Слушаю. Кто там? — раздался в домофоне голос Лидии — усталый и измученный.
— Это Джейк. — Похоже, время для визита выбрано не самое подходящее. Но он и так уже слишком долго тянул с объяснением, кроме того, так хотелось ее увидеть. — Нам нужно поговорить. Пусти, пожалуйста. Всего десять минут, а потом, если захочешь, выставишь меня.
Пауза длилась мучительно долго, наконец девушка вздохнула:
— Ладно, поднимайся.
Она ждала его на пороге квартиры — в вытертых джинсах, волосы собраны в хвост простой резинкой, тут и там выбиваются непокорные пряди. Лидия совсем не походила на бизнес-леди, какой всегда выглядела в офисе, и была тем не менее совершенно неотразима.
— Прошу прощения, это самое лучшее, что нашлось в аэропорту, — произнес Джейк, протягивая хозяйке охапку роз, которым, казалось, тоже было неловко за собственное несоответствие случаю. — У меня заготовлено кое-что получше, но не хотелось терять время и заезжать домой. Мне не терпелось тебя увидеть.
— Спасибо за цветы.
Мужчина прошел за ней на кухню и прислонился к столешнице, наблюдая, как хозяйка ставит цветы в вазу.
— Прости, что не смог прийти, когда тебя провожали.
— Да ничего страшного. — Судя по лицу, девушка говорила неискренне.
— Мне пришлось срочно уехать в Норвегию. У деда случился сердечный приступ.
— Боже мой, как он сейчас?
— Он всех нас не на шутку перепугал, но сейчас уже идет на поправку. И, между прочим, твой рисунок этому очень помог. Они с бабушкой просили передать тебе огромное спасибо и сказать, что любят тебя. Неделька выдалась не из легких. Я собирался встретиться с тобой еще в пятницу, выяснить, почему ты отказалась поужинать со мной. Но человек предполагает…
— Поужинать? Ты разве приглашал меня?
— Конечно. Я написал тебе CMC-сообщение. Это, конечно, не лучший способ, но я счел невежливым звонить в два часа ночи.
— Я не получила от тебя никаких сообщений.
Джейк на мгновение прикрыл глаза:
— А я-то думал, ты так злишься. Ну, в общем, там я извинялся. Написал, что ты права, и пригласил тебя поужинать.
Девушка непонимающе уставилась на собеседника:
— Быть того не может. Я, наверное, сплю.
— Нет, просто я умею признавать свои ошибки. Правда, надо сказать, ошибаюсь я редко. Но на этот раз заблуждался я глубже некуда. И вся прошлая неделя служила тому подтверждением. Я наблюдал, как переживает бабушка за деда, и понял, что радость, которую она испытывала, живя с ним все эти годы, стоит этих страданий. И когда с мелкими возился, только укрепился в этой мысли.
— Ты играл с детьми?
— Ну да, в больницу их не пустили, и я сидел с ними, пока мои браться навещали деда.
— Ну и как ты, жив? — Лидия недоверчиво смотрела на мужчину.
— У меня не было выбора. И тогда я пришел к окончательному решению. Да, время работает против меня, но ведь есть еще шанс на счастье. Ты смогла раскрыть мою душу. Я видел рисунок у бабушки — ты разгадала мои чувства. И я подумал, что только тот, кто любит меня, смог бы так правильно понять меня.
«Все, вот теперь — решающий шаг. Либо пан, либо пропал. Но рискнуть стоит».
— Я хочу быть с тобой, Лидия. Хочу создать семью и вместе с тобой воспитывать наших правнуков.
— Ты хочешь быть со мной? — Девушка, казалось, не поверила.
И немудрено, после всего, что он наговорил в Норвегии.
— Да, больше всего на свете, — подтвердил Джейк, — до конца своих дней. Ты была права, когда называла меня упрямым и невозможным. Но я-то думал, что поступаю благородно. Хотя на самом деле лишал нас обоих шанса на счастье. Прости, я был не прав. Наверное, я прошу слишком многого, но дашь ли ты мне возможность попробовать сделать тебя счастливой?