Не знаю, как я мог пропустить его. В этом теле еще теплилась жизнь.
Я коснулся его и понял, что мозг уже мертв, хотя сердце продолжает биться. Удары были редкими и слабыми, но сердце было упрямым. Я попытался остановить его, чтобы прекратить бессмысленные мучения, но без непосредственного прикосновения у меня это не получилось.
Не раздумывая, я соскочил на землю. Это было самое меньшее, что я мог сделать для тех, кто пострадал из-за меня. Тай вскрикнула:
– Что ты делаешь?!
– Оставайся в седле. Так надо. Я хочу помочь этому бедняге покинуть мир безболезненно, раз ничего больше ему не осталось…
– Нет! Это он! Это он все это сделал!
Я уже остановился рядом с человеком, и возглас Тай заставил меня озадаченно обернуться.
– Он? И с собой тоже? Как это может быть?
– Да отойди же от него, прошу тебя, нет, умоляю, отойди от него немедленно!
Уступая настойчивой просьбе, я отступил на шаг, затем еще на один, рассматривая распятое тело и решая, как мне быть. Похоже, следовало довериться интуиции спутницы, раз не работала собственная…
– Да не будь же столь самоуверенным идиотом, иди сюда, ко мне…
Ощущение тревоги коснулось нервов, словно раскаленная проволока. Словно вдруг заработал испорченный аппарат. Тай оказалась права. Нужно было срочно убираться из этого места, а не доверять своим запаздывающим реакциям. Здесь меня ждало что-то очень скверное, что-то, предназначенное для меня лично. Оно было близко. Совсем рядом. И смертельно опасно…
Я отступил еще на шаг и начал поворачиваться кругом.
Почему-то это получалось медленно, как во сне.
В последнее время я все делал слишком медленно, как это бывает у выздоравливающего после тяжелой болезни…
Человек вдруг открыл глаза. Крошечные черные точки зрачков, плавающие в кроваво-красном белке, уставились на меня в упор, и я понял, что уже слишком поздно.
Удар Лешу, бросивший меня в быстровременье, оказался оглушающим. И наступила страшная, первозданная тишина, какая могла быть только до сотворения мира. Звуки умерли и рассыпались прахом, краски выцвели. Я видел остановившийся ветер, и мне казалось, что я смотрю на слайд, старый и испорченный – такое все вокруг было шероховатое, черно-белое и статичное.
В столь высоком уровне восприятия мне еще не приходилось бывать. Спровоцировавшая этот бросок опасность должна была быть нешуточной по всем меркам. И это было так. Теперь я видел этот круг, окруженный багрово светящимися линиями. Я стоял в самом центре паутины. Ловушка, настроенная лишь на одно конкретное существо, заманила его и сработала. Но тот, кто это сделал, все еще не представлял в полной мере моих возможностей.
Земля вцепилась в ступни ног множеством невидимых рук, и на мгновение мне снова померещилась Шелта, из той, прошлой жизни – как я стою на коленях, не в силах оторвать от плотной фиолетовой почвы Вечный Клинок-могущественный артефакт моего учителя Нкота, решивший судьбу того жуткого сражения. И мою судьбу тоже…
Я снова шагнул вперед и протянул руку, чтобы погасить взгляд этих пронзительных кровавых глаз. Замер. Как днем назад на плоскодоне, когда собирался вырвать матросу горло. Неожиданно пришла уверенность, что кто-то рассчитывал именно на такой шаг с моей стороны. Если я умерщвлю его здесь и сейчас, то сила, вырвавшаяся наружу – страшная сила, накопленная в этой ловушке с помощью жизненной энергии тел тех несчастных, что мы видели по пути через село, – тут же уничтожит все живое вокруг. Пожалуй, я бы успел покинуть это место без вреда для себя даже в этом случае, но для Тай спасения бы не было. В Лешу схватить человека, оставшегося за границей быстровременья, все равно что зачерпнуть горсть снега или песка растопыренными пальцами. Я убью ее своей скоростью. А если решу замедлиться, то ловушка убьет нас обоих.
Тут я понял, что первый вывод не совсем верен и ловушка уже сработала, поэтому просто оставить все, как есть, я уже не могу. Сердце несчастного остановилось в тот момент, когда он открыл глаза, и сила должна была вырваться в любом случае – убью я его или нет.
Когда я это понял, то медленно и осторожно прижал ладонь к груди марна, стараясь чрезмерным усилием не раздавить ему грудную клетку. У меня появилась мысль, как я могу выкрутиться, хотя бы на время. Сконцентрировавшись, я послал струю собственной энергии с корректирующим алгоритмом – прямо ему в сердце. Этого оказалось мало, тело марна засосало порцию, словно бездонная воронка. Я переключился на непрерывную подачу, отслеживая уровень накопления. Жизненная сила таяла, словно вода, утекающая в дырявое ведро. Я создал новый алгоритм и заткнул им все дыры, которые нашел. Затем принялся наполнять этот бурдюк снова. Наблюдался явный перерасход, и я подумал, каково мне будет, когда я выйду из Лешу. Я чувствовал, как стремительно истощается энергия тела, каждой его клеточки. Меня сейчас можно было сравнить с донором, про которого забыла медсестра и у которого дорвавшийся до бесплатного перегонный аппарат злобно откачивал последние капли крови. Мало того что такого мне еще не приходилось делать, так мне приходится это делать не в самый лучший момент своей жизни. Но другого выхода я не видел, и я сам был виноват в том, что загнал себя в такую ситуацию.
Через несколько мгновений я остановил передачу, убрал руку, медленно повернулся спиной к глазам марна, кровавым и бессмысленным, и побрел к Злыдню, застывшему возле красных линий черной статуей тьмы. Ноги подгибались, в голове шумел морской прибой, и пенные валы нарастающей боли во всем теле с грохотом били в виски. Мне было плохо. Мне было плохо, и в том не было ничего удивительного. За эти мгновения я потратил силу, равную нескольким дням исключительно активной жизни в реальном времени. Как будет чувствовать себя человек, которому пришлось бежать несколько дней без отдыха? Вот именно. Причем это произошло скачком. Плюс вынужденное донорство. Организм оказался не просто истощен – он был опустошен. Я не рискнул забраться на Злыдня в боевом режиме, опасаясь покалечить его, хотя так смог бы сэкономить время и сберечь усилия.
Коснувшись седла, я предельным напряжением покинул Лешу. Еще немного – и я там остался бы навсегда в виде высохшего, мумифицированного трупа.
По глазам резанул нестерпимо яркий свет, в уши ворвался невыносимый шум. Застонав, я повис на седле, вцепившись в него обеими руками. Голос Тай, ворвавшийся вместе с шумом, был сначала подобен грому, но затем упал до обычного, когда сознание, преодолев барьер, очистилось.
– …что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
Хороший вопрос, задай мне его немного попозже Я поднял ногу, поставил в стремя и попытался заползти в седло. Руки Тай тут же приняли в этом деятельное участие и помогли мне взобраться. Я напряг язык и горло.
– Тай, быстро в седло… Уходим… мало времени…
На членораздельные фразы не хватало сил.
– Что происходит?
Я не стал отвечать, но она не стала повторять вопрос. Объяснять не было ни времени, ни желания, ни сил. Я знал, как это выглядело со стороны – только что я стоял возле распятого и вдруг оказался возле своего чарса, уже шатающийся и обессиленный. То, что было в промежутке, самая суть осталась для нее за кадром… Шея чарса вдруг оказалась перед самым лицом, и я едва успел выставить вперед руки, чтобы не свалиться совсем. Меня шатало, трясло и куда-то уносило мощным невидимым течением. В глаза бил яркий свет, хотя веки были опущены. Проклятый мир, Зло его задери, здесь со мной все не так, как всегда… И непременно хуже…
Потом я почувствовал, что мы едем и рука Тай поддерживает меня за локоть. Она испытывала на мой счет страшное беспокойство, и оно вилось вокруг меня назойливой грозовой тучкой, просачиваясь в сознание теплым ознобом. Я хотел попросить, чтобы она это прекратила, так как мешала мне сосредоточиться, но не нашел подходящих слов и затряс головой.
– Мне не нравится твой вид… Тебе очень плохо, Эл? Что у тебя с глазами? Ты что-нибудь видишь?
– Мне будет еще хуже, если мы не успеем убраться из этого села к тому времени, как закончится жизнь этого марна… продлить которую мне стоило больших усилий… И тебе тоже будет плохо…
– Марна! Ты сказал – марна?
Я промолчал.
– Хорошо, давай сделаем это.
– Умница…
Слепящий свет наконец начал тускнеть, сквозь него проступили очертания окружающих предметов – бледные и колеблющиеся. Выяснилось, что мы ехали быстро, хотя мне казалось, что почти стоим на месте. Мимо проносились уже последние дома Ветрянки. И последние трупы ее жителей.
Неожиданно по болезненно обостренному восприятию ударило ощущение множества приближающихся аур. Кажется, я начал выздоравливать – ведь несколько минут назад я не ощутил смертельной ловушки, но сейчас об этом некогда было раздумывать. Я поднял глаза, но мир впереди большей частью все еще тонул в расплывающихся цветных пятнах.
– Тай, что там, впереди нас?
– Сейчас… Я вижу отряд верховых, большой… десятка два. У одного под плащом красная одежда, видимо, маг, остальные – воины… Какой-нибудь разъезд. Может быть, кто-то успел сообщить о том, что творится в Ветрянке…
– Стой. Поворачивай.
– Что…
– Без вопросов, женщина, они – по мою душу…
А у меня слишком мало сил, чтобы разобраться с ними сейчас, подумал я про себя.
Мы развернули недовольно хрипящих зверей и припустили обратно.
Сзади донесся крик. Я обострил слух.
– Стойте! Именем Верховного мага Кордоса я приказываю вам остановиться! Если вы этого не сделаете, я буду вынужден применить силу!
– Применяй, – пробормотал я сквозь зубы.
Я был услышан. Наверное, мое бормотанье этому магу передал сам Создатель, потому что уже через несколько секунд я ощутил, как в наши спины что-то летит, и летит с устрашающей скоростью. От дикого напряжения вены на лбу едва не лопнули, когда я воздвиг вокруг себя и Тай защитную сферу. Срикошетив от нее, в один из домов справа вонзилось огромное огненное копье, сотканное из чистой энергии. Дом ухнул и запылал, словно смоляной факел, хотя известно, что каменитовая древесина почти не подвержена действию огня.