Женится Ной, а страдает он. Нечестно.
– А где Танна? – спросила Кэлли после того, как он поцеловал ее в щеку.
Его мама выглядела потрясающе и казалась счастливой. Мэйсон оказался в самый раз для нее. А подходит ли он Танне? Леви потер затылок, вспоминая прошлую ночь.
После своего потрясающего заявления Танна высвободилась из его объятий и направилась в туалет. По возвращении она была необычайно бледна, но спокойна. И так же далека от него, как была все эти десять лет.
Вместо того чтобы спать с ним внизу, она вернулась в гостевую комнату, и он предоставил ей пространство, в котором она так явно нуждалась. Он сам почти не спал, скучая по ее мягкому дыханию, нежному телу. Ему хотелось увидеть ее прямо сейчас.
– Так что же на самом деле произошло прошлой ночью? – спросила Кэлли. – Я слышала, что Танна участвовала в спасательной операции на приеме.
Удивительно, как быстро распространяются новости в Бостоне. И Кэлли, когда‑то одна из самых популярных светских львиц города, все еще узнает их одной из первых. Дарби вскинула голову.
– Что случилось? – спросила она, раскладывая прямоугольники на столе.
– Новый детектив по искусству поперхнулась, и Танна сделала ей экстренную трахеотомию, – ответил Леви, направляясь к кофеварке. – Она спасла ей жизнь.
Глаза Джулс расширились от удивления.
– Это так круто!
И впрямь. Но спасение людей стоило Танне огромных потерь, и никто не понимал, какое тяжкое бремя она несет. И как бы Танне ни хотелось верить, что она вылечилась, Леви не был уверен, что симптомы ПТСР исчезают так быстро. Через несколько недель, месяцев может случиться один триггер, и они вернутся.
Он так долго злился на нее, но в конце концов смирился и понял, почему ей нужно было бежать. И как наивно было думать, что она готова к замужеству через несколько месяцев после того, как увидела смерть своей подруги. Каким же высокомерным он был, считая, что, взяв ее в жены, спрятав под свое крыло, сможет просто прогнать эти ужасные воспоминания. Он хотел защитить ее, хотел стереть воспоминания о той ночи своей любовью.
Но травму нельзя было замаскировать свадьбой и сексом. С ней нужно было разобраться, изучить, проработать. Танна пыталась смириться со своей травмой, выбрав карьеру, где она могла бы искупить свою вину. Но Леви знал то, чего она не знала: чувство вины нельзя смягчить работой, которую ненавидишь.
Ладно, может быть, ненависть – слишком сильное слово. Просто работа, в которой Танна хороша, но от которой не получает особого удовольствия. Ее глаза не светятся от возбуждения, когда она говорит о неотложной медицине, ее губы не изгибаются в улыбке, как это происходит, когда она говорит о картине или восхищается дизайном платья, украшением Викторианской эпохи. Она создана для жизни в Бостоне, со своей семьей, для работы в области искусства. Она расцвела с тех пор, как вернулась. Любой дурак видит, что она счастлива здесь.
Леви уставился в кухонное окно. Его соглашение с Танной, если его можно так назвать, истекает через несколько недель. Месть забыта, как и мысль о легкомысленной интрижке.
Леви сунул телефон в задний карман джинсов и уставился на заснеженный задний сад. Они стали старше, мудрее, но все равно безумно привлекали друг друга. Она – его женщина, и ее место в Бостоне, рядом с ним. И, черт возьми, пришло время ей это понять. Он хочет, чтобы она была в его доме и его жизни. Он все еще хочет жениться на ней. У него перехватило дыхание. Он ведь уже пробовал это однажды, но ничего не вышло. Танна сбежала. Она не сделает этого снова – сказал он самому себе.
Они не давали никаких обещаний, но он видел связь между ними. Назвать ее любовью было страшно. Но в ее действиях, в ее прикосновениях он чувствовал это.
Все будет хорошо. Жизнь не настолько жестока, чтобы дать ему вкусить ее сладкий аромат и снова вырвать из его объятий. На этот раз они справятся.
– Доброе утро.
Леви обернулся и увидел Танну, стоявшую в дверном проеме, в джинсах, ботинках и длинном кожаном пальто. Она выглядела так, словно собиралась уходить.
Наверное, ей захотелось подышать свежим воздухом, сказал себе Леви. Он, должно быть, просто неправильно понял знак «я ухожу» в ее глазах.
Танна ответила на несколько вопросов, которые его любопытные сестры задали ей о вчерашнем происшествии. Ее ответы становились все более короткими. Она все еще была расстроена. Войдя в кухню, Танна с любопытством посмотрела на прямоугольники, разложенные на столе.
– Хотите уморить Леви свадебными планами?
Он был почти уверен, что так оно и есть.
– У меня нет подходящей комнаты в Локвуд‑Хаус, – ответила Джулс.
Да уж, конечно. Джулс живет в родовом поместье, в огромном великолепном особняке. Кэлли и Дарби, бенефициары семейного фонда Броганов, живут в таких же больших домах.
Вслух он только фыркнул.
Джулс обменялась взглядом с Кэлли и пожала плечами.
– Находясь здесь, я чувствую себя ближе к отцу. Как будто я жду, когда он вернется с работы, как раньше.
Леви уставился в кофейную чашку, жалея, что не может игнорировать ревность, которую испытывал, когда слышал тоскливые любящие нотки в голосах своих сестер в разговорах об отце. Его отношения с Рэем были совсем не такими.
С ними отец был мягче, спокойнее, добрее. Они не видели крайних проявлений его личности и понятия не имели, что их отец часто ходил по краю.
Почему он так отличается от Рэя? Зачем ему надо все контролировать? Почему он чувствовал необходимость сдерживать своего отца, защитить маму и сестер? Почему он такой? Он всегда думал, что это из‑за того, что его отец слишком много рисковал в бизнесе, но он стал беспокойным задолго до того, как узнал о деловой практике своего отца.
Похоже, Танна не единственная, у кого есть нерешенные проблемы из прошлого. Плечо Танны уперлось в его бицепс, а ее ладонь легла между его лопаток. Прикосновение успокоило его. Ему не нужно держать себя в руках, если Танна рядом. Она нужна ему, и точка.
– Твои братья приведут кого‑то с собой на свадьбу? – спросила Джулс у Танны.
– Они со мной такие вопросы не обсуждают, – ответила Танна извиняющимся тоном. – Но думаю, что да.
– А вы с Леви хотите сидеть с нами или с ними?
Лицо Танны стало виноватым. Она прикусила губу, ее глаза затуманились. Леви замер. «Не делай этого, Тан! Не говори этого. Не разбивай мне сердце снова. Ради бога, не убегай».
– Можем обсудить это позже? – ответила Танна с вымученной улыбкой.
Леви не стало легче от того, что он не услышал страшных слов. Слишком многое происходило в прекрасных глазах Танны, чтобы он чувствовал себя комфортно. Танна заставила себя улыбнуться на прощание и удалилась. Леви схватил костыли и последовал за ней из кухни. Что‑то происходит, и он хочет знать, что именно.
Глава 12
Спасение Сэйди было знаком небес, решила Танна. Это был способ сказать ей, что неотложная медицина – это то, чем она должна заниматься. Жизнь с Леви и работа в «Мерфи» не для нее. Надо было вернуться в Бостон, чтобы понять это. Она выросла в окружении удивительных произведений искусства, ее дом детства лучше многих музеев. Ее учили ценить мазок кисти, соединение красок, композицию. Она чтила старых мастеров, любила исследовать смысл абстрактных картин.
Ее семья зарабатывала на жизнь, торгуя красивыми вещами, передавая произведения искусства от одного коллекционера к другому. Но, столкнувшись лицом к лицу со смертью, с изуродованными и разбитыми телами, люди не вспоминали ни о лилиях Моне, ни об инкрустированных драгоценными камнями яйцах Фаберже. Мыслей о мебели из розового дерева или бронзовых скульптурах также не возникало.
Танна готова была поклясться, что Сэйди гораздо больше волновал каждый следующий вдох, чем прекрасные платья, которыми она восхищалась раньше. Работа в неотложке дает шанс тем, кто попал в беду. И это то, чем Танна должна заниматься. Она стояла перед массивными окнами в самой шикарной из гостиных в доме Леви и не обращала никакого внимания на богато украшенную комнату. Если она останется в Бостоне, то снова превратится в светскую принцессу, какой была раньше.
Леви, возможно, не так общителен, как его отец, но он все же Броган, один из самых известных людей в городе. И она если останется, то должна будет исполнять роль светской львицы. Если она вернется в пиар‑отдел, то посещение мероприятий в дизайнерской одежде станет частью ее работы. Как она может стоять и рассуждать об искусстве, когда где‑то надо спасать чью‑то жизнь? Через несколько недель она будет недовольна собой. Через год – возненавидит себя.
И что бы почувствовала Эдди, знай она, что пожертвовала жизнью, чтобы Танна могла пить шампанское, есть канапе и обсуждать тонкости живописи с коллекционерами, достаточно богатыми, чтобы купить маленькую страну третьего мира? Нет, она не для того обманула смерть, чтобы впустую растратить свою жизнь и образование.
Она справится. Конечно, оставить Леви, его постель, его чудесный дом будет тяжело. Но она уже однажды сделала это.
Кроме того, на этот раз ее уход не причинит ему вреда. Он сказал ей без обиняков, что никогда больше не позволит себе полюбить ее, а значит, он не будет скучать по ней. Ее уход не разобьет ему сердце.
Леви нашел Танну в парадной гостиной, где над камином висел портрет его отца, а на стене между двумя арочными окнами расположился набросок Пикассо. Он не часто заходил в эту комнату, которую семья использовала для серьезных разговоров. Эти стены не раз слышали его разговоры – или ссоры – с отцом. В этой комнате он рассказывал родителям, что разбил свою новенькую машину, а еще здесь он частенько ругался с Рэем из‑за его сделок. Эти стены помнили, как разъярился Рэй, когда Леви сказал, что уходит из компании «Броган». Редкие разговоры в этой комнате заканчивались хорошо. И он был почти уверен, что и этот не станет исключением.
Танна стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на падающий снег. Зима в Бостоне была достаточно холодной, чтобы заморозить любое сердце.